Страница 21 из 64
Нет, я должна. Дороти права, только так я смогу обрести душевный покой. Вытираю вспотевшие ладони о джинсы и смотрю в зеркало заднего вида. Дорога пуста. Останавливаюсь, кладу руки на руль и поворачиваю голову влево. Деревянный дом кажется мне меньшим, чем раньше, оглядываю уютный двор с зелеными и голубыми елями. Отмечаю, что дом уже давно пора покрасить. Кто-то закрыл окна пластиковыми ставнями, я так понимаю, от ветра. От ожидания и страха меня начинает мутить.
Я сижу еще десять минут, обдумывая, что скажу. «Здравствуй, мама. Я приехала попросить прощения»? Или лучше: «Привет, мама. Я хочу, чтобы мы забыли прошлое, мечтаю, чтобы мы помирились. Я прощаю тебя». Ни один из вариантов не кажется мне подходящим. Молю Бога, чтобы верные слова пришли мне на ум, когда я ее увижу.
Как завороженная смотрю на дом, собираясь с силами. Неожиданно входная дверь отворяется. Вытягиваю шею, кажется, сердце сейчас выпрыгнет из груди. Порог переступает женщина, и впервые за последние шестнадцать лет я вижу маму.
– Мама! – выкрикиваю я и спешу пригнуться, хотя от дома не видно, скорее всего, даже моей машины. Грудь сжимает боль. Она очень изменилась. Почему-то я ожидала увидеть ту же тридцативосьмилетнюю женщину, которая приходила на мой школьный выпускной. Женщину, сохранившую красоту и еще не перешедшую границу между молодостью и старостью. Сейчас ей пятьдесят четыре. Время розового блеска для губ прошло. Теперь у нее темные волосы, собранные в невзрачный пучок. Даже отсюда мне видно, что ей удалось сохранить стройность. Господи, неужели она до сих пор курит? На маме зеленое шерстяное пальто, под ним черные брюки и голубая рубашка. Вероятно, это форма. Подношу кулак ко рту и впиваюсь в него зубами.
Мама, ты здесь. Совсем рядом.
Я завожу машину и трогаюсь с места, слезы застилают мне обзор. Мама подходит к коричневому «шевроле» и начинает рукой счищать снег с лобового стекла. Я проезжаю мимо, и она машет рукой, как любому случайному встречному. От ее улыбки у меня сжимается сердце. Отвернувшись, я прибавляю газа.
Только через милю я останавливаюсь, запрокидываю голову и плачу, не обращая внимания на то, что слезы льются по вискам. Она не монстр. Теперь я знаю. Я чувствую это своим сердцем.
Открываю окно и с удовольствием вдыхаю морозный воздух. Мне приходит в голову вернуться, выскочить из машины, обнять маму и прижаться к ней. Бог мой, ведь она так близко. Я могу дотронуться до нее. Меня переполняет желание скорее ее увидеть. Что, если она умрет, прямо сегодня умрет и не узнает, что я была около ее дома? От этой мысли на лбу проступает испарина, и я вытираю ее рукой. Не давая себе времени передумать, я завожу машину, разворачиваюсь и мчусь обратно. Я должна сказать, что простила ее. Нужные слова я найду, теперь я в этом уверена.
Коричневый «шевроле» уехал, около дома тихо. На меня наваливается тоска, будто я бросила маму второй раз. Я схожу с ума! Это не я ее бросила, а она меня.
Оглядываю дорогу в надежде, что уловлю свет фар или выхлопной дым и это подскажет мне, куда идти. Но нет, дорога пуста. Черт! Как я могла так глупо упустить свой шанс?
Оставляю машину на обочине и выхожу. Колени дрожат, но все же решаюсь войти во двор. Спасибо Эр-Джею за резиновые сапоги.
Колючие ветки норовят оцарапать лицо, когда я пробираюсь сквозь лес у маминого дома. Вскоре я уже стою на просторном заднем дворе. Тучи заволокли небо, в воздухе кружатся снежинки. Поднимаю голову и смотрю на старый, чуть покосившийся дом. Темные окна подсказывают, что внутри никого нет. Значит, Боб ушел. Я почти уверена в этом.
Спускаюсь к берегу озера. Над водой пролетела пара диких гусей, задев крыльями блестящую гладь полыньи, она подергивается рябью, но вскоре возвращается в привычное состояние покоя. Я несколько раз глубоко вдыхаю холодный воздух. Умиротворяющая тишина действует на меня как успокоительное, волнение отступает. Расслабившись, я стою и смотрю на лес неподалеку, покрытое льдом озеро и редкие полыньи, птицу, примостившуюся на белой от снега ветке. Пожалуй, впервые я начинаю понимать, почему маме так здесь нравилось.
– Вы что-то ищете?
Вздрагиваю и резко поворачиваюсь. Передо мной стоит молодая женщина с простым, но милым лицом, выразительные глаза смотрят на меня с интересом. Она одета в черный пуховик, на голове вязаная шапочка. В коляске лежит малыш, укутанный в зимний конверт. Их появление радует меня и тревожит. Неужели эта женщина думает, что я опасна?
– Извините, я уже уезжаю.
Она пытливо вглядывается мне в лицо, когда я прохожу мимо. Какой смысл здесь оставаться? Зачем бродить по окрестностям, раз мамы все равно нет дома? Я готовлюсь отбиваться от назойливых веток, решив уйти тем же путем, что и пришла, и уже почти дохожу до забора, когда слышу за спиной:
– Анна? Это ты?
Глава 13
Я резко поворачиваюсь, и наши взгляды встречаются. Я молча хлопаю глазами. Я должна помнить эту женщину?
– Это я, Трейси. Живу в соседнем доме. Трейси Рейнолдс.
– Трейси? Ах ну конечно. Привет, Трейси. – Я протягиваю руку, и мы обмениваемся рукопожатиями.
Летом 93-го Трейси было десять, три года тогда казались огромной разницей. Каждый день она приходила ко мне и приглашала то покататься на велосипедах, то искупаться. Тот факт, что я проводила тогда время с десятилетней девчонкой, ярко демонстрирует, как мне было скучно.
Мама привыкла считать Трейси моей подругой, и я всякий раз исправляла ее:
– Она мне не подруга. Малявка.
Наличие подруги, возможно, и примирило бы меня с этим местом, чего я допустить не могла.
– Конечно, я тебя помню. Ты до сих пор живешь здесь?
– Тодд – это мой муж – ну, мы купили дом моих родителей семь лет назад. – Она опускает глаза на ребенка. – Это Киган, мой младший. Джейк уже в первом классе, а Тай Энн в детском саду.
– О, как мило. Киган очаровательный малыш.
– Зачем ты приехала, Анна? Твоя мама знает, что ты здесь?
Я невольно вспоминаю о вчерашней встрече с Эр-Джеем. Если сравнить эту женщину с вином, я бы сказала, в нем присутствует вкус любопытства и волнения.
– Нет, я… я была рядом и… просто захотелось побывать в этих местах. – Я оглядываюсь на дом и вижу сидящую на телефонном кабеле белку. – Как она, моя мама?
– Нормально. Работает в фирме «Мери Мейдс», убирает дома. Она же чистюля, ты знаешь. – Трейси весело смеется.
Я натянуто улыбаюсь. Моя мать работает уборщицей.
– А она… – Мне с трудом дается этот вопрос. – Она все еще с Бобом?
– Ну да, – отвечает Трейси так, словно это само собой разумеется. – С того года, как ты уехала, они живут здесь постоянно. Да ты и сама знаешь, верно?
Конечно, мама бы мне рассказала о Бобе. Но стала бы я слушать? Или сразу бы перебила, не желая ничего знать о ее жизни с ним?
– Да, конечно. – Меня начинает раздражать, что эта чужая женщина знает о моей маме больше, чем я. – Они продали дом в Блумфилд-Хиллз. Боб все еще преподает. – В моих интонациях улавливается вопрос. Надеюсь, я все делаю правильно.
– Господи, нет же. Бобу в прошлом месяце исполнилось семьдесят четыре года. Да он никогда здесь и не преподавал. Откровенно говоря, я только несколько лет назад узнала, что он обучал ребят. Он всегда работал на стройке.
С севера налетает порыв ветра, и я отворачиваюсь.
– Мы с мамой давно не разговаривали. Она не знает, что я здесь.
– Плохо, что вы поссорились. – Трейси наклоняется и целует спящего малыша в лоб. – После твоего отъезда она очень изменилась.
В горле встает ком.
– Я тоже.
Трейси кивком указывает на скамейку.
– Давай присядем.
Странно, неужели она считает меня совсем глупой, думает, что я сейчас расплачусь, как двухлетний ребенок? Похоже, она рада меня видеть. Мы в четыре руки стряхиваем снег и садимся лицом к озеру. Я смотрю на воду и сгущающиеся на небе тучи.
– Ты часто ее видишь? – решаюсь спросить я.