Течет река Эльба

Вальтраут спрятала пудреницу в сумочку:

— Хорошо, Кока. А что?

— Мало ли что может случиться, — шутил Кока. — Забастовка, например, в знак твоей поездки в наш город.

Вальтраут расхохоталась:

— Ты переоцениваешь мою персону.

— Нет. Кладу марок двадцать в сутки! — Кока спохватился — пошутил очень грубо.

Вальтраут с иронией отпарировала:

— Я тебе и столько бы не положила.

Музыканты играли попурри из немецких эстрадных песен. Вальтраут тихонько постукивала в такт носком туфли. Кока барабанил пальцами по столу.

— Коста опаздывает.

— Наплевал он на тебя, — съязвила Вальтраут. — Подумаешь, событие — Кока пригласил на чашку кофе.

Именно в этот момент в «Гроте» появился Костя. Он был одет в новенький китель с золотыми погонами, темно-синие брюки навыпуск. Черный, смоляной, чуб тщательно причесан, щеки выбриты до синевы.

— Знакомьтесь, Коста, это Вальтраут. Имя трудно выговорить? Ничего!

— Не боги горшки обжигают, — сказала Вальтраут и подала руку.

— Вы, наверное, учили русский язык? — предположил Костя.

— Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь, — ответила девушка.

Костя не скрыл удивления. Посмотрел на Коку: откуда, мол, такой Цицерон?

— В Восточном Берлине процветает...

Костя развел руками:

— Ну просто среди русаков сижу. Вы, Вальтернаут...

Девушка легонько хлопнула Костю по ладони:

— Не Вальтернаут, а Вальтраут. Говорите по слогам: Вальт-ра-ут.

Костя несколько раз произнес имя.

— Теперь получится. Слушайте: Валь-тер-наут!

Все засмеялись, а Вальтраут опять хлопнула несколько раз ладошкой:

— Какой же вы бестолковый, старший лейтенант. Толк вышел, бестолочь осталась.

Костя пристально посмотрел на девушку, многозначительно сказал:

— Привыкну.

Кока заказал коньяк, сельтерскую. Потом пошептался с музыкантами, и они заиграли песенку из кинофильма «Веселые ребята». Кока знал, что эту песню любят не только русские (а он, конечно, хотел угодить Косте), но и немцы. Оказывается, даже перед войной на немецких экранах крутили русские фильмы «Волга-Волга», «Веселые ребята» и популярные песенки из них напевались повсюду.

Тем временем, болтая о пустяках, Костя разглядывал Вальтраут. Круглое, словно циркулем выписанное лицо, на лбу кудряшки, полная грудь, пухленькие, матовые, оголенные по локоть руки. «Кажется, самая обыкновенная, — подумал он, — а чем-то привлекает. Но чем? Неужели этими поговорками, которые так мило звучат в ее устах?»

В гасшетете появился немец с фотоаппаратом, то там, то здесь стал вспыхивать блиц. Немец фотографировал оркестрантов, смазливых девушек. Сфотографировал и хозяина, крепкого черноволосого мужчину в белом халате с засученными до локтей рукавами.

Оркестр заиграл «Розе мунде», посетители начали танцевать. Фотограф, смешавшись с толпой, из-за колонны прицелился на столик, за которым сидели Костя, Вальтраут и Кока. Улучив момент, сверкнул блицем.

— Чего он крутится! — возмутился Костя, встал и направился к фотографу. Тот убрал камеру в футляр, пошел Косте навстречу.

— О, камрад! — воскликнул он и подал Косте руку. Костя сунул руки в карманы.

— Снимаете? — спросил он.

— Для ателье, реклама! Надо делать гешефт. — Фотограф повернул Костю за плечи, повел к столу. — Можно сфотографировать фрейлейн? — спросил он.

— Одну? — Вальтраут сделала обидчивый вид. — Я хочу со всеми.

— Валяй всех вместе, — махнул рукой Костя. — Только фотокарточку не забудь сделать. А то я вас знаю: натреплетесь, а потом ищи ветра в поле.

— Слово не воробей, вылетит — не поймаешь, — улыбнулась Вальтраут, припудривая носик-пуговку. — Я готова.

Сверкнул блиц. Кока налил фотографу. Тот театрально выпил коньяк, почмокал губами, поставил рюмку на стол и затерялся среди танцующих.

— Ушел и адрес не дал, — возмутился Костя.

— Я знаю, где он работает, — успокоил Кока. — Тут рядом, на Бранденбургштрассе. Фотоателье. Парень делает рекламу.

— Черт с ней, с рекламой! — Костя посмотрел в зал.

— О, реклама — двигатель торговли, — сказала Вальтраут. — Кока, идемте танцевать. Коста — медведь. Танцевать не умеет.

— Умею, но не хочу. — Костя отодвинул стул, закинул ногу за ногу, закурил. — Танцуйте.

Кока и Вальтраут скрылись за колонной. Костя, покуривая, начал осматривать «Грот». Низкие сводчатые с ледяными сосульками потолки. Сосульки, конечно, искусственные. Колонны и арки из ракушечника. В углу на возвышении — музыканты. От зала в разные стороны отходят закоулки — целый лабиринт. Несведущий посетитель может заблудиться.

Вот Вальтраут танцует с Кокой. Песик — черный носик. Откуда она знает столько поговорок? Правда, не всегда употребляет к месту. Но все же? «Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь».

— Не скучаешь? Скука, брат, давно в наследство нам дана! — Вальтраут села за стол, незаметно перешла на «ты». Она вынула из сумочки веер, замахала им: — Душно. Может быть, на воздух?

— Посидим еще немного, — сказал Кока. — Выпьем.

— Я больше не хочу, Кока, — сказал Костя. — Хватит.

— Но за спасение раба божьего можно.

— Разве только за это.

— Посошок на дорожку?

— Что такое посошок? — не поняла Вальтраут.

— Посошок — палка такая. Путник берет ее в дорогу. Она сокращает и облегчает путь. Вот на Руси по последней стопочке пьют — в дорогу, в путь. Чтобы он легким был, приятным.

— Посошок на дорожку, — подняла Вальтраут рюмку.

— До следующей встречи, друзья, — выпил Кока и стал расплачиваться.

— Может, помочь? — спросил Костя.

— Что ты! — замахал руками Кока. — Будь добр, проводи Вальтраут. До вокзала. — Кока посмотрел на часы. — Скоро последний поезд на Берлин.

На улице распрощались с Кокой. Вальтраут и Костя пошли по липовой аллее сквера. Накрапывал мелкий дождик. Вальтраут сумочкой прикрыла голову. Костя обнял девушку за талию, ускорил шаг.

Дождь усилился. Пришлось остановиться у книжного киоска с плоским козырьком, похожего на стеклянный теремок.

— Фу. — Вальтраут тяжело выдохнула. — Немного переждем.

С обложек журналов, открыток на Костю глядели женщины, наверное киноактрисы. Днем он не замечал этой рекламы. А вот сейчас, в свете тусклой электрической лампочки, прикрепленной под козырьком киоска, все сразу бросилось в глаза.

Костя стряхнул с кудряшек Вальтраут капельки дождя. Она улыбнулась, отбросила пряди со лба:

— Так можно опоздать на поезд.

— Во сколько?

— В одиннадцать тридцать.

— Сейчас без четверти. Билет есть?

— Постоянный, туда и обратно.

— Значит, в Берлине живешь?

— Да.

— В Восточном?

— Конечно. Боишься, что в Западном?

— Я ничего и никогда не боюсь. — Костя обнял Вальтраут за плечи. Она было прильнула к его груди, но тут же оттолкнула:

— Всякому овощу свой черед.

— Вот бы почаще встречаться, — вздохнул Костя.

— Не могу. Берлин есть Берлин.

— Жаль.

— По возможности обещаю. — Вальтраут похлопала ладошками по груди Кости. — Связь будем держать через Коку. Он, право, милый человек.

— Ничего, — неопределенно заметил Костя.

Дождь немного утих. Вальтраут взяла Костю за руку и посмотрела на его часы.

— О, делу — время, потехе — час, — выбежала она на аллею.

Костя попросил:

— Еще минуток пять.

— Не могу, опоздаю. Бежим!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Курт Ромахер назначил встречу на окраине города, в местечке Сберг. Там на киностудии шла съемка художественного фильма «Эрнст Тельман»; снимались массовые сцены, в которых принимали участие Марта и Кока. Народу на студии собралось много, из разных районов города, ближних сел и деревень; здесь, среди одетых в робы портовых рабочих, нетрудно было затеряться.