Течет река Эльба

Русский вытащил из вещмешка батон колбасы, краюху ржаного хлеба. Отыскал пластмассовый складной стаканчик, налил в него корна, подошел к Коке, заставил выпить. Кока глотнул, закашлялся.

— Спасибо, Костя, — тихо сказал он.

— Узнал, узнал! — И Костя громко засмеялся. — Я же говорил, буги-вуги танцевать будешь. — Костя, налив в ладонь корна, начал натирать Коке грудь, спину. — Самое лучшее средство, проверенное, испытанное. Недаром на фронте по сто граммов давали: дух взбодрит, пищеварение улучшит и не простудишься.

«Так это и есть тот самый Костя, друг Петкера», — подумал Ромахер.

— Эй, камрад! — крикнул Костя. — Как тебя зовут? Давай познакомимся. Куртом? А фрейлейн как величают?

— Марта.

— Истинно немецкое имя, — сказал Вилков и добавил: — Меня Костей зовут. Курт, помоги перенести Коку к костру. Давай, он не тяжелый, кости одни.

Но Кока, собрав силы, встал сам. Все расположились на плащ-накидке. Курт откупорил бутылки с пивом, расставил маленькие из небьющегося стекла стопки. Костя заметил — каждая из них примерно посредине перехвачена красной ниточкой-линией. «Вот черти, — думал Костя, глядя, как Курт наливает корн, — значит, и на отдыхе такими дозами пьют: двадцать граммов по черточку, сорок — полная стопка. Видать, скряга этот косоглазый Курт. Ишь как подмигивает, ишь! Нет мне налил полную. А себе и Марте по двадцать граммов. Коку, кажется, вообще в расчет не берет».

Курт и Марта сначала съели по бутерброду, а затем выпили по глотку корна.

Костя вылил остатки корна Коке. Тот поглядел мутными глазами на водку, икнул, протянул дрожащую руку.

— Пей, Кока, да поближе пристраивайся. Надень рубашку, повесь брюки. А тебе трусы не мешало бы просушить, Курт.

Кока выпил. Костя помог ему надеть рубашку, снять брюки.

— Фрейлейн Марта, отвернитесь. А вообще стесняться нечего — в беду попал человек.

Марта улыбнулась. Она припомнила, из-за чего приключилась вся эта история. Не ущипни ее Кока, а она его — все было бы в порядке. А тут чуть было не отдали богу душу.

Костя налил Курту и Марте пива, чокнулся пластмассовым стаканчиком с их стопками, произнес:

— Выпьем за фрау Марту, за вашу спасительницу. Как она кричала, как кричала! Век не забуду ее ангельского голоска!

Пудели, получив кусочки колбасы от Кости, преданно глядели ему в глаза, ожидали новой подачки. Костя гладил пуделей, трепал за уши, говорил:

— Курт, этих собак нужно показывать на выставках. Думаю, медали им обеспечены.

— Я обязательно последую твоему совету, Костя, — сказал довольный Курт.

— Ну, мне пора, — поднялся Костя. — Спасибо за компанию, за хлеб-соль. Извините, я все же плащ-накидку заберу, незаменима для охотника. Охота, как знаете, еще запрещена. Я изучаю выводки курочек-чернушек. Подрастают. Заберусь в камыши, пригляжусь, а они почти под носом шуруют на разводьях, посвистывают — и от лопушка к лопушку, от листочка к листочку.

— Надо бы встретиться, Костя, — сказал Кока, подавая руку, — век не забуду, спас меня.

— Встретиться? Это не проблема.

— У Петкера, что ли, или в «Поплавке»?

— Ни там ни сям, — махнул рукой Костя.

— Где же?

— Знаешь гасштет «Грот»?

— На Бранденбургштрассе?

— Да.

— Конечно.

— Вот там в подвальчике — за милую душу.

— Ладно. В следующую субботу сможешь?

— В субботу? — Костя немного подумал. — Пожалуй, смогу.

— Тогда в семь часов.

— Хорошо.

— Ну, будь здоров.

— Ауфвидерзеен. — Костя побежал к лодке, сел в нее, включил мотор и скрылся за камышом.

Все долго молчали. Курт занялся пуделями, старался повалить на землю. Пудели огрызались, сердито скалили зубы, но не кусали, лишь легонько щекотали его ладони. Марта убрала остатки съестного и рюмки в сумку, обклеенную этикетками — яркими красочными городами Европы и Америки, автомобилями последних марок, обнаженными женщинами.

Кока оделся, встал, прошелся вокруг потухающего костра, взял порожнюю бутылку, набрал воды, залил костер, притоптал золу ногой.

— Судя по всему, Кока пришел в себя, — сказал Курт.

— Кажется, все в порядке.

— Тогда садись, потолкуем. Надеюсь, ты догадываешься, что мы приехали сюда не в озере купаться. Дела есть поважнее. — Курт оттолкнул от себя пуделей. — Рассказывай, что у тебя?

Кока обнял руками колени, посмотрел на озеро.

— Неважно, Курт, — вздохнул он. — Разбросал возле музея в Новом парке. Полицейские наскочили, подобрали и сожгли.

— А у тебя, Марта?

— Кажется, удачно, майн херц. — Марта встала против Курта, уперев руки в бока. — Знаешь, где я работала? Не догадаешься. Недалеко от аэродрома, что за городом. Ветерок был порядочный. Ну, я и пустила своих «голубков» — розовых, сиреневых, зеленых...

Кока сказал:

— Надо что-то придумывать, Курт. Приелись эти бумажки.

— Бумажки! Эх ты, политик. Да знаешь ли ты, неудачный ныряльщик, пропагандистская машина только что начинает работать на полную мощность. Наш центр будет разбрасывать листовки воздушными шарами. На территорию Восточной зоны полетят сотни, тысячи воздушных шаров, и «голубки», как говорит моя дорогая Марта, устелют улицы и площади городов и сел, сады и парки... А с крыши дома, что стоит на самом берегу озера в американском секторе, в тот самый парк, где ты работал, не сегодня-завтра полетят мины...

— Мины? — испуганно обернулся Кока к Курту. — Они станут стрелять минами? Это же война!

— Почему они? И почему война? Полетят мины, заряженные опять-таки разноцветными «голубками». И наши идеи подхватят нужные нам люди, понесут их рядовому немцу, молодежи...

— Ты, по-моему, Курт, слишком увлекся, — усмехнулась Марта.

— Такой у меня характер... По озеру приплывут на эту сторону сотни гондол, наполненные «голубками». И здесь, на берегу, они попадут в верные руки... стати, вчера была проведена пробная операция с гондолами — удалась.

— Значит, мы останемся безработными, — с невеселой усмешкой сказал Кока. — Хорошо. Спокойно буду спать.

— Шутки в сторону, Кока! — Курт встал. Пудели завертелись у него под ногами. Подпрыгивая, они старались лизнуть ему лицо. — Марш! — крикнул Курт и пошел к лодке. Марта и Кока — за ним. Собаки, опередив хозяина, вскочили в лодку. Курт завел мотор. — Садитесь, продолжим разговор. — Он посмотрел на часы. — Время еще есть.

Ветер улегся, и лодка стремительно вышла на середину озера. Курт, опробовав мотор, выключил его. Лодка начала дрейфовать.

— Сегодня, Кока, зайдешь к Максу, возьмешь «голубков». Его «голубки» не простые, а золотые... А тебе, Марта, передышка. Поедем с тобой в предсвадебное путешествие. Посмотрим, чем дышит юг, побываем в Бромбахе. Модный курорт, современный Баден-Баден. Так что, моя дорогая, готовь чемодан. Тебя отпустят?

— Да, я в съемках не занята.

— Ну и хорошо.

Время клонилось к вечеру. Солнце уже касалось верхушек деревьев и вот-вот должно было спрятаться за кромкой леса. Моторок на озере становилось все меньше. Зато опять вышли рыбаки. Они неподвижно застыли в своих весельных лодках, ожидая поклевки.

— Да, кстати, Кока, откуда ты знаешь этого русского? — спросил Курт.

— Встретились у Петкера случайно.

— Кажется, неплохой парень Коста?

— Я его видел лишь однажды, Курт. На первый взгляд...

— И не дурак выпить?

— По-моему, любит...

— Это уже интересно, — многозначительно заметил Ромахер. — Это интересно.

— Что, Курт?

— Ты когда с ним встречаешься, Кока?

— В субботу, в семь часов в «Гроте».

— Надо подсадить к нему симпатичненькую болтушку. Она должна сносно говорить по-русски, как он по-немецки, рассказать несколько анекдотов. Русские любят анекдоты. А если девушка знает русские пословицы — совсем хорошо. Кого бы это... Кого бы? — Курт собрал морщинки на лбу.

— По-моему, Вальтраут подойдет, — подсказала Марта. — Настоящий симпампончик: кругленькая, гладенькая, во вкусе русских.