На кумысе

Наше появление вызвало на улицу несколько собак, проводивших нас за околицу, с свойственным деревенским собакам лающим любопытством. На заваленке одной избы я заметил два пиджака, в бору мелькало светлое летнее платье, в одном оконце показалось свежее женское лицо,-- все это, без сомнения, были кумызники. Миновав последния избушки, наш коробок круто повернул к речке, а переправившись через нее, маленькою дорожкой покатился по зеленой опушке. Попались еще два кумызника, молодые люди с веревочными гамаками через плечо. Утро было отличное. В бору еще стояла ночная свежесть, но со степи уже наносило теплым ветерком, точно кто дохнет вам прямо в лицо. Вон и степной ковыль качается своими султанами, и пахнет полынью, и пестреют яркие степные цветочки.

-- Нет, он шельма, Егорыч-то, -- думал Андроныч вслух, распуская возжи.-- Возьмите, слышь, его лошадь, а мы-то разе на костылях приехали? Слава Богу, свои кони есть... Возьми бы у него лошадь, да и плати ему. Тоже вот бутыль... Вся-то ей цена пятиалтынный, а он: "тридцать копеек возьму". Этак ежели каждый год господа будут у ево покупать бутыль да ему же дарить, так этому и конца не будет... У денег, конечно, глаз нет,-- ну, да и зря потачить козачишек этих не следует.

На Андроныча накатывалась иногда полоса безпричинной придирчивости, как было и сейчас. В поведении Егорыча пока ничего обиднаго для нас не было, но Андроныч уже не взлюбил его и выискивал casus belli.

-- Ну, а как вы с травой-то сделались?-- перебил я его.

-- Да с ним, с темною копейкой, разе сговоришь? Я ему русским языком говорю: сколько? а он свое зноздит: пущай коней. После-то расчитывайся как знаешь...

-- Чего же ты ворчишь? После-то он, может быть, самую малость с тебя возьмет.

-- Да мне деньги плевое дело, а так... несообразный человек... Вон она, трава-то ихняя, стоит: эвон сколько сухой дудки -- некошеное место. А трава-то, трава-то...

Бор остался назади, а вместо него зелеными облаками поднимались березовые островки. Между ними лежали роскошные покосы. Поднимавшияся сухия дудки прошлогодней травы подтверждали слова Андроныча: место, действительно, оставалось некошенным.

--.Экое место пустует, а?-- благочестиво негодовал мой возница, качая головой.-- Бить их некому, козачишек-то. Ковыльная трава пошла, все одно што чай -- вот какое место...

Между березовыми пролесками синею струйкой поднимался дымок. Вместо ожидаемых кошей, оказался прииск. Человек пятнадцать башкир работали в каком-то болотце. Отсюда открывался далекий вид на целый ряд таких работ, но большая часть была давно заброшена и желтели только валы перемывок.

-- Землю портят, подлецы,-- ворчал Андроныч.

До стойбища Баймагана оставалось всего с полверсты. На небольшой поляне, с трех сторон защищенной березняком, как шапки, стояли три коша. В тени берез спасался от овода косяк дойных кобылиц. На встречу нам выскочила целая стая высоких и тощих киргизских собак. У крайняго коша курился небольшой огонек и жарким пятном вырезывалось кумачное платье маленькой девочки, глядевшей на нас большими, темными глазами. Когда мы подехали, из середины коша вышла красивая девушка киргизка и что-то заметила красному платью, которое, позванивая серебряным монистом, как ящерица скрылась в коше. Киргизския девушки носят серыя мерлушковыя шапки, а женщины повязывают голову длинным белым покрывалом.

-- Хозяин дома?-- с вежливостью городскаго человека обратился Андроныч к киргизской красавице.

Она молча указала рукой на крайний кош и чуть-чуть улыбнулась. Лицо у ней, действительно, было красивое, и матовая смуглость кожи эффектно оттенялась смолью черных волос, темными, большими глазами и писаною бровью; только скулы были немного приподняты, а то совсем красавица. Пестрый шелковый бешмет так шел к этой степной красоте.

На наши голоса показался, наконец, и сам хозяин, толстый киргиз Баймаган {Баймаган -- сокращенное Бай-Магомет. Бай -- господин. Авт}. Отогнув расшитую кошму, закрывавшую вход, он знаком руки пригласил нас войти. В своем длинном бешмете из чернаго ластика и фиолетовой бархатной тюбетейке Баймаган походил на какую-то духовную особу; скуластое, узкоглазое лицо с узким лбом и жиденькою бородкой было настоящаго киргизскаго типа, а смуглая кожа лоснилась, как хорошо выделанный опоек. Прищуренные глаза смотрели с тою смесью простодушия и хитрости, какая присуща всякому степняку.

-- Милости просим,-- говорил он, пропуская нас в кош.

-- Кумыз приехали пить,-- обяснял Андроныч, оглядывая обстановку коша.

Снаружи кош Баймагана имел вид громадной тюбетейки, из новой серой кошмы, сажени три в диаметре и сажени две высоты. Верх составлял деревянный круг (чанарак) с отверстиями, в которыя вставлены были плоския и выгнутыя деревянныя крестовины (ууки), образовавшия, как ребра, остов коша; нижняя часть этого деревяннаго скелета состояла из складной деревянной решетки (керега), к которой крестовины купола привязываются волосяными арканами. Снаружи все покрыто кошмами (войлок), а внутри крестовины переплетены узорчатыми тесьмами. Деревянная решетка внутри была задрапирована коврами, а вход в кош -- расшитою кошмой (такимет). Как основной строительный материал, так и внутреннее убранство варьирует, смотря по богатству хозяина, но в общем кош составляет довольно ценную вещь и обходится рублей в 300 средняго достоинства. Самые лучшие коши делаются из белых кошем. Нужно заметить, что такой кош служит всего года 3--4, а потом кошмы изгорают, и нужно их заменять новыми. Внутреннее убранство коша Баймагана обличало полный достаток хозяина: тут были и зеленые тагильские сундуки, накрытые дешевыми бухарскими коврами, и скрытая под пологом кровать -- направо от двери, и горы подушек под курпе (степныя шелковыя одеяла), и кошма на полу, и ружье на стенке и т. д. Сейчас направо между дверью и кроватью, на особой деревянной подставке с низенькою деревянною решеткой, что-то вроде крестьянской зыбки, помещалась "саба" -- кожаный громадный мешок с кумызом; в каждой такой сабе устроен пискек -- деревянная мутовка, которой постоянно взбалтывают кумыз. Как подставка сабы, так и верхний конец пискека были покрыты вычурною резьбой, костяными инкрустациями и раскрашены с азиатскою пестротой.

Около сундуков, на кошме спал совсем голый мальчик лет шести, котораго Баймаган сейчас же прикрыл курпе. У сабы на корточках сидела старая киргизка и в деревянной чашке переливала кумыз. Зачерпнув его деревянным ковшом с узорчатою ручкой, она поднимала руку и выливала кумыз в чашку тонкою, пенившеюся струей. По костюму можно было догадаться, что это жена Баймагана, а по лицу, что это мать встретившей нас девушки. Налево от двери стоял крашеный деревянный стол и два стула. Баймаган усадил нас к нему и подал два стакана кумыза.

-- Нам покрепче,-- тоном специалиста предупредил Андроныч.-- Люблю я этот кумыз, больно ядрено с него отрыгается. Ну-ко, Господи благослови.

Мне раньше случалось пробовать кумыз, но это прославленное питье не представляло ничего привлекательнаго: что-то такое в нем есть неприятно-острое и потом этот вкус прелой, квашеной кожи. Подождав, пока Андроныч выпил свой стакан и аппетитно крякнул, я принялся за свою порцию.

-- Ничего, ядреный кумыз,-- хвалил Анороныч, вытирая усы рукой.-- Так и шибануло в нос, как от кислых штей.

Первый стакан я выпил с большим трудом, хотя и не испытывал положительнаго отвращения -- кумыз был "молодой" и сильно ударил в нос. Как с лекарством, с этим питьем положительно можно было помириться, хотя настоятельной необходимости надуваться им и не предвиделось,-- сколько попьется.

-- После сам попросишь, -- заметил с самодовольною улыбкой Баймаган.-- Не нужно много пить сразу,-- отобьет.

Киргизка мотнула в подтверждение головой, машинально продолжая свою монотонную работу. Баймаган осведомился, откуда мы приехали, где остановились и долго ли проживем. Говорил он ломаным русским языком, но совершенно достаточно для киргиза, и держал себя настоящим степным, джентльменом. Когда зашла речь о цене за кумыз, он ответил совсем стереотипною фразой: