Стрела Гильгамеша

– Но ничего конкретного так о ней и не поведали. Может быть, сейчас расскажете? – Мария тронула его за руку.

С ее места видна была дверь «Геомедиума», оттуда как раз вышла неприветливая дама в сером вязаном жакете. Мария обрадовалась, что она их не заметила, а то приперлась бы с разговорами, с нее станется.

– Дело в том, что… что ее, скорее всего, не существует. И вообще эта карта – нечто вроде Святого Грааля картографии.

– Как интересно! Расскажите же мне о ней! – как можно жизнерадостнее попросила Мария.

Не помогло. То ли она растеряла все навыки убеждения мужчин, то ли Венедиктов не в том настроении, чтобы отвечать на ее кокетство. Да какое кокетство, когда она в этом жутком костюме! Права Надежда, права на все сто процентов!

Венедиктов все еще мялся, и Мария, чтобы подтолкнуть его, заметила:

– Вестингауз – это тот человек, чей портрет висит в вашем кабинете?

– Да, именно он. Григорий Генрихович Вестингауз, крупнейший картограф, который в середине девятнадцатого века служил в управлении картографии и занимал кабинет, где теперь работаю я.

Мария изобразила крайний интерес, чтобы подбодрить собеседника.

– Наверное, для вас большая честь работать в его кабинете.

– Ну да, конечно…

– Давайте все же продолжим о его карте.

– Да, о карте… Дело в том, что Вестингауз близко дружил с известным историком и археологом Гилевичем, крупнейшим специалистом по скифской культуре. Гилевич каждое лето выезжал в археологические экспедиции в южные степи, где несколько тысяч лет назад кочевали скифы. И во время одной из таких экспедиций он якобы нашел некий удивительный артефакт… – Голос Венедиктова окреп, теперь он сел на своего любимого конька, и нужно было только задавать ему наводящие вопросы.

– Якобы – или действительно нашел?

– Вот здесь мы ступаем на крайне ненадежную почву. Гилевич упоминает этот артефакт в одном из своих писем Вестингаузу, но в официальном отчете о нем не говорится.

– И что это значит?

– В том же письме Гилевич пишет другу, что потрясен найденным артефактом, что он может буквально перевернуть историческую науку. Еще отмечает, что находка принадлежит не скифской, а вавилонской культуре…

– Подождите, я что-то не понимаю… – перебила его Мария. – Где скифы, а где Вавилон? Насколько помню, скифы кочевали в степях Северного Причерноморья, а Вавилон находился в Месопотамии… Я ничего не путаю?

– Вы правы, но не вполне. Скифы время от времени совершали вылазки за пределы своих обычных территорий, и в Месопотамию в частности. И во время одного из таких набегов они вмешались в старую вражду между Ассирией и Вавилоном. И разграбили Вавилон. Так что в скифских захоронениях вполне могли быть найдены вавилонские ценности. Так что как раз это – вполне реальный сюжет. – Венедиктов сделал паузу и продолжил: – А дальше начинается что-то странное. В том же письме Гилевич пишет, что очень опасается за сохранность находки и за свою собственную жизнь. И еще – что за этим артефактом кто-то охотится. То ли какие-то степные разбойники, потомки и наследники скифов, то ли – вавилонские жрецы…

– Вавилонские жрецы? – переспросила Мария. – Я не ослышалась?

– В том-то и дело. Судя по всему, тем летом у Гилевича случилось помутнение рассудка, начались какие-то проблемы с психикой, и он перестал различать прошлое и настоящее, реальность и собственные фантазии. Поэтому многие исследователи считают, что и факт, что он нашел на раскопках некую удивительную вещицу, – не более чем плод его больного воображения.

Тут Мария краем глаза увидела, что сотрудница, которая так неприветливо с ней разговаривала в прошлую встречу, развернулась и решительно направилась в скверик. Вряд ли для того, чтобы покормить голубей, значит, заметила их на скамейке. Какого черта ей нужно от Венедиктова? Неужели глаз на него положила? Вот на этого, скособоченного, сутулого, видящего несуществующих жен? Фантастика…

Мария подвинулась на скамейке еще ближе к Венедиктову и заглянула ему в глаза, изображая внимание и сочувствие.

– Что же было дальше, и при чем вообще Вестингауз и какая-то карта?

– Сейчас я все объясню. – Теперь Кирилл Николаевич выглядел весьма оживленным и говорил с увлечением. – Отправив письмо другу, Гилевич прервал свою экспедицию и отправился в Петербург. Здесь он встретился с Вестингаузом и долго с ним разговаривал, а потом… потом у него начался приступ тяжелой мозговой горячки, он попал в больницу и пролежал там несколько дней в жаре и беспамятстве. А потом… потом он был найден мертвым.

– Где найден? Он не в клинике умер от той самой горячки?

– Нет. Там опять какая-то темная история. В ночь своей смерти Гилевич по неизвестной причине поднялся с постели и попытался сбежать из больницы. Дежурный санитар хотел его остановить, но не смог – безумцы бывают удивительно сильными. В итоге Гилевич выбрался в больничный сад, но дальше ворот не ушел. Утром он был найден в том саду, убитый стрелой…

– Стрелой? – недоверчиво переспросила Мария. – Вы не шутите? Ерунда какая-то…

Тут она заметила, что настырная дама в вязанном жакете была перехвачена в пути второй сотрудницей, полной, в широких брюках и стеганой жилетке. Она буквально схватила вязаную за руку, а та возмущенно показала в их сторону.

Ну все, подумала Мария, сейчас обе припрутся, и вся беседа насмарку. Но полная дама что-то сердито сказала вязаной, Мария, умевшая читать по губам, поняла, что та просит оставить несчастного сотрудника в покое и не бегать за ним, а то уже неприлично. Ну, пришла к нему женщина, так что с того? Может, она по делу…

«Хоть один нормальный человек оказался в этом гадюшнике», – с облегчением подумала Мария, увидев, что дамы пошли обратно, причем вязаная все оглядывалась и порывалась вернуться, но жилетка крепко держала ее за руку.

– Так стрела – это странно, – повторила Мария.

– Действительно, очень странно. Но этот факт засвидетельствован тремя вполне надежными людьми – лечащим врачом, сестрой милосердия и больничным служителем. И даже отмечен в свидетельстве о его смерти.

– И опять же, при чем тут Вестингауз и его карта?

– Я уже подошел к этому. После смерти друга Григорий Генрихович неожиданно покинул Петербург, уехал куда-то на две недели, а когда вернулся, упомянул в разговоре со своим племянником, что сделал, наверное, самое главное дело в своей жизни, и показал тому пергаментный конверт, в котором находилась некая карта. Тогда и возникла легенда, что Вестингауз где-то спрятал найденный Гилевичем артефакт, а на этой карте обозначил место его захоронения.

– Ужасно интересно вы рассказываете! – без всякого притворства воскликнула Мария.

Венедиктов взглянул на нее более внимательно и увидел неподдельный интерес в ее глазах. Славная женщина, подумал он. Неожиданно ему стало легко. Как давно он просто так не разговаривал с симпатичной умной женщиной! Он забыл, как это приятно. Он многое забыл. А теперь вот вспомнил.

Как известно, для того, чтобы мужчина посчитал женщину умной, достаточно внимательно его слушать, изредка вставляя подходящие междометия.

– И что же было потом? – улыбнулась Мария.

– А потом случилась еще одна поразительная вещь. Упомянутый мной разговор с племянником состоялся в кабинете Вестингауза. Племянник ушел, а через час помощник Вестингауза постучался в кабинет, чтобы напомнить своему шефу, что тому пора читать лекцию. Кабинет был закрыт изнутри, его хозяин не отзывался. Вызвали слесаря, вскрыли дверь и… нашли Григория Генриховича мертвым. Как и Гилевич, он был убит стрелой. Причем дверь, как я уже сказал, была заперта изнутри…

– А окно?

– Окно тоже было закрыто.

– Удивительная история!

– Еще какая!

– А что с картой?

– А карта пропала. Кабинет тщательно обыскали, но не нашли ни ее, ни конверта, в котором она лежала.

– Может, ее унес племянник?

– Так он сам и рассказал о карте! И настоял на том, чтобы обыскали кабинет, потому что считал, что карта чрезвычайно важна. Если бы хотел ее присвоить, он бы о ней промолчал.