Стрела Гильгамеша

– Да понятно же как! От Ирины! Она все про меня знала! Буквально все!

– Ну да, вы ведь без нее как без рук! Даже не знаете, сколько сахара класть в чашку!

– Это так… – Илья Семенович вздохнул. – Я очень сожалею, но не могу ничего исправить…

– Кое-что можете. Расскажите мне все в подробностях, и мы вместе подумаем, что можно предпринять.

– И что тут сделаешь?

– Короче, рассказывайте!

– Началось с того, что ко мне пришел Венедиктов. Я выявил у него проблемы с психикой, точнее – с памятью. У него были ложные воспоминания. Он все время вспоминал свою жену, хотя в действительности никогда не был женат, что подтверждается документами. И сначала я работал с ним над этой проблемой, старался избавить его от ложных воспоминаний. Кстати, шло это тяжело – воспоминания о несуществующей жене очень глубоко отпечатались в его подсознании. Поначалу я использовал обычный способ, то есть доверительную обстоятельную беседу. Это я вам объясняю как человеку несведущему.

Надежда хотела сказать, что и он как специалист у нее доверия не вызывает, поскольку, даже на ее дилетантский взгляд, ничего путного не достиг, но решила промолчать и только кивнула – продолжайте, мол, слушаю вас внимательно.

Илья Семенович приободрился, в голосе его появились прежние бархатные нотки, и заговорил он более уверенно:

– Обычно этот метод дает отличные результаты. Но в случае с Венедиктовым… После каждого сеанса я убеждался, что мой метод работает, но, когда он приходил в следующий раз, было такое чувство, что нужно все начинать заново. Будто воспоминания возрождались в его голове. Или просто никуда не уходили… Но все же процесс понемногу сдвинулся с места. Когда Венедиктов уже начал осознавать ложность своих воспоминаний, ко мне заявился тот человек из похоронного бюро…

– Конрад Карлович?

– Да, совершенно верно. Сначала сказал, что он в курсе, что я сделал с той женщиной – ну, с той, которая оставила мне наследство, а потом – что никто ничего не узнает, если я, вместо того чтобы избавлять Венедиктова от ложных воспоминаний, внушу ему, что жена у него действительно была, но не такая, какую помнит его подсознание.

– Яркая брюнетка…

– Ну да… Я смотрю, вы все знаете.

– Не все. Скажите вот что – зачем им вообще понадобился Венедиктов?

– Там что-то насчет его профессиональной деятельности… какая-то карта…

– Карта капитана Флинта, как в «Острове сокровищ»? – с усмешкой спросила Надежда. – Вы меня, конечно, извините, это как-то несерьезно, по-детски.

– Ну да, ну да, – Илья Семенович закивал китайским болванчиком, – я понимаю. Сам об этом думал, но предпочитал не вмешиваться, давать установки, важные на данный момент.

– Но неужели этот Конрад Карлович… Тип, конечно, отвратительный, но далеко не дурак, как я заметила. И он что, сам верит в эти сокровища?

– Нет, речь идет об очень древнем артефакте, а что он из себя представляет, я не ведаю.

– Ладно, отложим это, – вздохнула Надежда, – вернемся к вашей профессиональной деятельности. Вы работали с Венедиктовым, и что можете о нем сказать как специалист?

Задавая этот вопрос, Надежда не ждала от своего собеседника вразумительного ответа, просто было обидно уходить с пустыми руками, не узнав ничего полезного. Вот Машка небось побеседует с Венедиктовым и вызнает все про карту. А она, Надежда, чего достигла? Только освободила психоаналитика, хотя он этого совершенно не заслуживает, напоила его плохим кофе, а что еще-то?

– Я уже говорил, что его воспоминания о жене мне удалось вытеснить только при помощи гипноза, – снова завел свое Илья Семенович, – а тут еще пришлось заменить образ жены на другой, что, конечно, не способствовало…

– Ага, он потерял сознание, а после у него из головы образ роковой брюнетки выветрился, – злорадно сказала Надежда, вспомнив сцену в «Тенистом уголке», как вяло Венедиктов реагировал на якобы пытки его жены. Да если бы точно знал, что это жена, он бы по-другому себя вел. – И что-то мне подсказывает, что теперь жена у него в голове снова блондинкой станет.

– Да, – похоже, Илья Семенович не обратил внимания на откровенный сарказм, – я тоже так думаю. Уж слишком сильны воспоминания, что совершенно непонятно, учитывая, что Кирилл Николаевич никогда не был женат.

– Но ведь он мог жить с этой женщиной неофициально…

– Разумеется. Но мы проговорили всю его жизнь, то есть взрослый период. И воспоминания такие… фрагментарные. Он не смог вспомнить, как и когда познакомился с этой женщиной, ни ее имени, ни даже того, как он ее называл. То, что Венедиктов вспоминал, было ярким, отчетливым, но все какими-то кусками… В общем, как специалист я даже подумал, что с ним в свое время кто-то очень долго и серьезно работал… Но это только мое предположение. Например, было одно воспоминание, описанное очень подробно, как эта женщина, его жена, стоит жарким летним днем на фоне какого-то здания и он смотрит на нее сквозь объектив фотоаппарата – лето, она в голубом открытом платье, нежная кожа светится, знаете, как бывает у блондинок…

– Такое не придумаешь…

Внезапно Надежда встрепенулась – из прихожей послышались звуки. Скрипнула дверь, и как будто кто-то прокрался по коридору. То есть хотел пробраться неслышно, но не получилось, потому что Надежда, когда заваривала кофе, предусмотрительно высыпала в прихожей полпакета сахарного песка. А что делать, дверь-то открыта, когда еще электричество починят.

Песок захрустел в нужный момент.

Надежда мигом вскочила, пихнула психоаналитика обратно к батарее, сама же притаилась за дверью кабинета, держа в руках джезву с остатками кофе, – больше ничего под руку не попалось. Отчего-то она была уверена, что сейчас увидит Ирину.

А кому еще быть-то? Если бы соседка заглянула в открытую дверь, то голос подала бы. Или клиент не вовремя пришел, но это маловероятно. А если бы Ирина явилась со своими костоломами, то зачем им красться, чего стесняться, кого бояться? Они бы уж всю квартиру обежали и давно в кабинете оказались.

Дверь кабинета приоткрылась, очевидно, помощница проверяла, как и что. Увидела она только ногу своего бывшего шефа, торчащую из-под стола. Конечность чуть пошевелилась, и послышался очень натуральный стон, так что Надежда мысленно зааплодировала. Ирина, однако, была осторожна, послушала еще немного. Снова раздался стон, еще жалостнее предыдущего, видимо, аналитик входил во вкус.

Уверившись, что все в порядке, Ирина шагнула в открытую дверь, и тогда Надежда выплеснула ей в лицо остатки кофе, да еще и джезвой по лбу залепила. Шарахнула она от души, но эта стерва не то успела отскочить, не то от природы имела крепкую черепушку. В любом случае удар по лбу не достиг желаемых результатов, Ирина быстро проморгалась и рванулась к противнице с намерением поддать ей хорошенько. Надежда обежала письменный стол и кинула в нее какой-то папкой, потом следующей.

Скоросшиватели раскрылись, бумаги разлетелись по комнате, Ирина едва не поскользнулась, но все же удержалась на ногах. Тогда Надежда толкнула в ее сторону кресло на колесиках, но злодейка без труда увернулась, презрительно рассмеявшись, затем легко вспрыгнула на письменный стол с намерением наброситься на соперницу, но та, чудом проскользнув в щель между столом и стеной, проползла мимо сидевшего возле батареи психоаналитика, толкнув его в бок, – очухайся, мол, помогай, одной мне не справиться.

Илья Семенович приоткрыл глаз, и Надежда поняла, что этот тип – не боец, так что придется ей справляться самой.

В это время Ирина коршуном спикировала с письменного стола, но Надежда, сама себе удивляясь, с низкого старта рванула к двери. Но не успела. Ирина перехватила ее в пути и так толкнула, что она едва не ударилась о стену. До чего же маленький у психоаналитика кабинет! Куда ни сунься – либо стена, либо дверь.

Надежда следила за Ириной, которая почему-то не бросилась на нее, а с насмешкой наблюдала, как она пыталась сесть, едва сдержав стон. Вроде бы аккуратно упала, кости должны быть целы, а почему-то все тело болит.