Страница 4 из 7
Может, не сразу желание действует и необходимо время для его осуществления? А счеты с жизнью я успею свести в любой момент. Сейчас нужно вернуться домой и соврать, например, про перенос экзамена на несколько дней в связи с большим количеством абитуриентов. Я огляделся по сторонам. Напротив – пустой рынок, уже стемнело. Выходит, что в церкви я пробыл не меньше трех-четырех часов, так как экзамен для меня закончился примерно в одиннадцать. Ага, а вот и проулок, и знакомый магазин вдалеке, оттуда я пришел, значит, возвращаться тоже туда, и уже быстрым шагом направился в его сторону. Совсем не хотелось встречать ночь в незнакомом районе. Проходя мимо витрины, я обратил внимание, что полки были заставлены разной продукцией, и подумал, зачем к вечеру витрину заполнять? Выйти в знакомые места быстро не получилось, хотя я перешел почти на бег. Вокруг становилось все темнее и темнее. Навстречу иногда шли редкие прохожие, но останавливаться и говорить с ними мне точно не хотелось. Было такое чувство, что случайный разговор с незнакомым человеком может спугнуть или навредить моей возможной удаче. На поворотах я старался придерживаться разных сторон, выводя условную прямую для своего движения, чтобы, по возможности, избежать хождения по кругу. Но когда я через полчаса вышел к знакомой церкви, и слева все так же текла река, но теперь при свете луны, то паника захлестнула меня с новой силой. И я побежал во весь дух, почти в темноте, не разбирая дороги, спотыкаясь, падая, сбивая колени и локти. Боль я не чувствовал, в голове был только страх. Прохожие на улицах не попадались. Я потерял счет времени, дыхание от бега сбилось настолько, что я стал задыхаться. От неимоверных усилий ноги гудели и были почти ватными, но останавливаться нельзя, казалось, остановись – и все, конец. Надо бежать, пока есть хоть капля сил! В голове сумбур, единственная отчетливая мысль: «Нужно добежать до дома и увидеть маму». Я знал, что она ждет и от тревоги не находит себе места, а может, уже вышла на мои поиски. Все остальное отошло на задний план, все переживания и тревоги, только бы мама за меня не волновалась, она меня любит и примет любого, даже неудачника. А хуже всего, что она может не пережить, если я вдруг не вернусь. Эта мысль придала мне новые силы, и я рванул еще быстрее… Следующее событие – как в тумане. То ли из-за стресса, то ли от усталости я, скорее, слегка почувствовал, чем реально ощутил, что прорвался сквозь мешающий мне до этого невидимый барьер. Только что все вокруг было чужое и незнакомое, и вот я уже выскакиваю на свою родную улицу, свернув за очередной поворот. В голове по-прежнему лишь одно: «Мама, я уже близко!»
Удивляться произошедшему не было сил, была только переполняющая душу радость, что все позади. Я мучительно долго не мог открыть дверь, не попадая ключом в замочную скважину. Ноги ходили ходуном от напряжения, а руки тряслись так, что ключ пришлось вставлять двумя руками. В прихожей в верхней одежде стояла мама:
– Где ты был? Я два часа хожу по улицам, отец еще не вернулся, тоже тебя ищет.
Не могу произнести ни слова. Обнимаю, слезы сами катятся из глаз, и только получается шептать:
– Все позади, все теперь будет хорошо. – Краем глаза вижу мамины слезы. – Мама, не плачь, я дома, все в порядке.
– Ладно, – уже снисходительным и таким родным и ласковым голосом, вытирая слезы рукавом, произнесла мама. – Пошли ужинать, сынок. Как экзамен?
– Хорошо вроде, – ответил я на ходу, направляясь в ванную. – Завтра результаты вывесят на доске, утром посмотрю, но, не загадывая, должно быть все очень хорошо!
Пока мыл руки и смывал кровь с коленок, вернулся отец и начал кричать уже с порога. Шепот мамы, и сразу возмущения на тон ниже, затем тихое бурчание, и я понял – можно выходить.
– Привет, пап. Извини. Экзамен сдал хорошо, гуляли с ребятами, потом чуть заблудился, отстав от них, за временем не уследил и долго шел пешком до дома, – выпалил я на одном дыхании, и прозвучало все это вроде бы весьма убедительно.
– Больше так не поступай, – буркнул отец. – Мы за тебя сильно волновались.
– Хорошо. – Я опустил голову в знак примирения. – Не буду.
– Так к столу, все уже остывает, – из кухни раздался голос мамы, в нужный момент вмешавшейся в повисшую паузу.
Смолотив все, что было на тарелке, я пожелал всем спокойной ночи и отправился спать. Голова полна разных мыслей и переживаний. Это был, наверное, самый длинный день в моей жизни, и мне казалось, что от волнения я вообще не смогу заснуть. Но отрубился сразу, как только опустил голову на подушку.
Глава 2. Пробуждение
Проснулся я оттого, что кто-то шевелится у меня в ногах. Продрав глаза, увидел черно-белый меховой комок, мостящийся с края кровати, и привычным движением столкнул блохастого пса на пол. Он громко брякнулся, недовольно поскулив, и побрел на кухню, не предпринимая попыток залезть обратно. Давно он так не делал, надо проверить металлическую сетку возле его конуры, может, прокопал яму и убежал ко мне, как это раньше частенько бывало. Хотя старый вроде для таких подвигов. Наверное, просто соскучился, я давно к нему не заходил из-за выпускных и вступительных экзаменов. А раньше, помню, ни на шаг от меня не отставал, как с утра выходили с ним из дома, так целый день по буграм и садам лазали. Закадычный мой дружбан, дворняга по кличке Фунтик, при рождении весил около 400 граммов с небольшим, и отец при оглашении веса «новорожденного» объявил: ровно фунт, так и кличка прилепилась. Еще немного повалявшись, я все же принял волевое решение вставать и идти умываться. Сколько себя помню, утренний подъем с кровати был сравним для меня с подвигом шахтеров или каторжан, работающих на плантациях. Я мог обменять в своих мыслях ранние подъемы на что угодно, только бы еще немного поспать, ну или хотя бы поваляться в теплой постели. Но сегодня – вперед, на подвиг! И я, резко откинув одеяло и вогнав ноги в тапки, пошел в ванную комнату. Утренний моцион всегда начинался одинаково: подойдя к зеркалу, я выяснял, кто же там сегодня на меня посмотрит? И после этого с задумчивым лицом включал кран. Дальше обычный «тормозной путь товарного поезда», длящийся не менее десяти минут, а именно: посмотреть на льющуюся воду (так ли она льется или не так), потом попробовать вспомнить, зачем все же я здесь, и начать чистить зубы.
Но в то раннее утро все пошло, мягко говоря, не по плану. Стандартное закончилось уже на зеркале. Отражение напугало меня так, что я аж вскрикнул. От такой неожиданности пришлось зажмуриться и только потом еще раз посмотреть в зеркало. Озорной взгляд, острый нос, уши торчком – на меня смотрело лицо с детской фотографии времен начальной школы. Ноги перестали слушаться, и чтобы не упасть, сел на край ванны. Не знаю, для чего, зажал себе рот ладонью и стал сжимать сильнее и сильнее, пока не почувствовал боль. Что же я наделал! Так не бывает! Испортил все! Начал обзывать себя разными словами и бить ладонями по голове… Может, сплю? Да нет, точно не сплю. А-а-а! Я что – опять маленький? Обняв себя за плечи руками, сполз на коврик у ванной. Маленький, это точно. Сколько так просидел, не помню. Кроме жалости к самому себе, другого чувства не возникало. Что же теперь делать? Как быть? Что скажу родителям, меня же отругают и… А что «и»? Никто же ничего не знает, кроме меня. Или знает? Так, спокойно. Надо умыться и выходить, как будто ничего не изменилось, и все будет хорошо. Эта мысль успокоила меня настолько, что мне показалось, я даже плечи расправил. Не найдя своей щетки, выдавил пасту на палец, немного потер по зубам и, пополоскав рот, вышел в коридор. Сделав несколько шагов в сторону кухни, почувствовал, что страх накрывает меня с новой силой: узнают, накажут! Да и ладно, два раза не убьют. На кухне возле миски возился довольный Фунтик, встретив меня дружелюбным взглядом и виляющим хвостом. Только сейчас он был вдвое меньше своего обычного размера. И как я этого не заметил, сталкивая его с кровати? За кухонным столом сидел только дед и читал свежую газету. Вот кто с годами не менялся – так это он. Вчера, провожая меня на экзамен вопросом: «Все ли выучил, неудачник?» – дед сидел в том же углу. Оторвав взгляд от чтения, он, как всегда, скептически осмотрел меня сверху донизу и буркнул что-то про «опять поздно встаешь». И, не дождавшись ответа, уткнулся обратно в газету. Первый барьер пройден, дед ничего не заметил. Ура! Буду вести себя как обычно: завтракаю, одеваюсь и выхожу из дома. Итак, маленький план готов. С завтраком проблем не возникло, яйцо и чай с булкой, рацион не меняется годами, и на том спасибо, с одеванием вышло хуже. Очень странно надевать на себя маленькие вещи, когда знаешь, что ты большой, и выяснить, что они подходят. Голова абсолютно не хотела сопоставлять эти два разных обстоятельства. Так что одевался я, скорее, на автопилоте, на секунду задумавшись только над тем, не стыдно ли идти в таких шортах и майке на улицу. Но раз я так ходил и это не вызывало у меня вопроса тогда, то почему он должен возникнуть сейчас? Одевшись, я вышел из дома. Фунтик у ног, солнце светит, птицы поют, красота! Но надо пойти осмотреться и все хорошенько обдумать. Занятый своими мыслями, я не заметил подбежавшего сзади мальчугана, отвесившего мне достаточно болезненный пинок и удалившегося с «идиотским» смехом. От такой наглости я сначала оторопел, а потом инстинктивно припустил за ним вслед. И почувствовал ощущение легкости при беге, как будто бежать мне не стоит абсолютно никаких усилий, а только приносит радость. Это давно забытое чувство из детства накрыло меня с головы до ног. Я, скорее, упивался этим чувством, чем бежал за мальчуганом. Но по ходу преследования все же переключился на свою цель, признав в ней местного шалопая Витю. В голове, как досье, промелькнуло все, что я помнил о нем. После восьмого класса поступил в училище, родители развелись, и он с матерью переехал в другой район. Последняя случайная встреча в парке у кинотеатра, год назад. Их сидело там человек десять, обставленных трехлитровыми банками с пивом, и среди кучи шелухи от семечек. Перебросились парой слов из разряда: как жизнь молодая? Он горделиво сообщил, что бросил училище, потому что есть дела поважнее, и что в армию его не загребут, так как он знает, как уклониться. Пять минут разговора, и я пошел своей дорогой, пожелав ему удачи, а он вернулся к пиву. Но сейчас это был малолетний хулиган, доставлявший мне в детстве много неприятностей. Он был крупнее и отчаяннее, чем я, и, конечно, считался «авторитетом» среди сверстников. Родители за ним особо не следили, и он часто совершал поступки, за которые нам, домашним детям, могли всыпать по первое число или оставить без гуляния до второго пришествия. Но вернемся к погоне. Фунтик, мой верный пес, с радостным лаем увязался следом, принимая участие в преследовании, но не сильно вырываясь вперед, а как бы сопровождая меня. Поравнявшись с Витькой, я толкнул его, врезавшись сбоку всем телом. От неожиданности он на всем ходу растянулся посреди улицы, но, быстро поднявшись и сжав кулаки, молча устремился в драку. В моей голове это выглядело очень комично: маленький ребенок с кулачками идет на тебя, взрослого, почти 18-летнего парня, последние четыре года занимающегося карате и добившегося в выступлениях хороших результатов. От его первого размашистого движения я легко уклонился и нанес ему ответный удар в солнечное сплетение. Все произошло так быстро и неожиданно, что мой соперник даже не осознал этого и только скорчился от боли, заваливаясь на землю. Он пытался вздохнуть глубже, одновременно растирая место удара. В глазах его читалось недоумение, как такое вообще стало возможным. Он в голос кричал, что «встанет и убьет меня, что мне конец, что он запомнил». А меня разбирал смех от самой ситуации нападения мальчика на взрослого человека. Да еще и Фунтик решил поучаствовать в баталии, жадно ухватив Витю за штанину. Но я топнул на него ногой, отпугнув от жертвы. Однако Витя не понял моих намерений и, посчитав, что я решил его добить, закрыл лицо руками и завопил еще громче: