Отзвуки сердца

Официальных часов посещения в хосписе не было, но персонал начинал готовить пациентов ко сну с восьми часов. Было чуть больше девяти и мои глаза начинали слипаться. Я отработала две смен: открыла кафе с Джо и Диной в семь утра и ушла только в половине шестого вечера. Затем сразу приехала в больницу, чтобы провести время с мамой и Майклом. Сейчас хотелось только одного — спать.

— Фрэнки, — сказал Майкл. — Иди домой, милая. Ты устала.

Я не слишком сопротивляюсь. Обняла и поцеловала Майкла на прощание, затем сделала то же самое с мамой, стараясь не разбудить её, потому что она только задремала после ужасного приступа кашля. Медсестра надела на неё кислородную маску, чтобы облегчить дыхание и это помогло — она заснула.

— Увидимся завтра. — Пошевелила я пальцами. — Люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, милая.

Из больницы я вышла с сумкой, перекинутой через плечо, и руками в карманах. Выйдя из здания, зевнула и направилась в сторону своей машины. Я еле волокла ноги, когда услышала впереди себя голос. Подняв глаза, посмотрела на человека, который запихивал телефон в карман и ругался себе под нос. Голос был знакомым и, когда приблизилась к мужчине, то практически почувствовала, как желчь поднимается в горле, это всегда случалось, когда мне не везло пересечься с этим мерзким типом. Надеялась, он меня не заметит, но не в этот раз.

— Фрэнки Фултон. — Он усмехнулся, когда поднял глаза. — Что ты здесь делаешь?

— Не то чтобы вас это касалось, Оуэн, но я навещала свою маму.

Не останавливаясь, прошла мимо Оуэна Дэя и тут заметила, что он изменил направление и последовал за мной к машине, не оглядываясь и не проверяя. Стало как-то не по себе от его присутствия за спиной.

— Хочу с тобой поговорить, Фрэнки.

Я закатила глаза.

— На Рождество я предупредила, что вход в закусочную вам запрещён. — Обратилась я к человеку, чье лицо ненавидела так же сильно, как и его черное сердце. — Ни тогда, ни сейчас мне больше нечего вам сказать. Я не сниму запрет даже если вы со мной поговорите.

— Мне плевать на эту мерзкую забегаловку, — гаркнул Оуэн. — Я слышал, он вернулся.

Дойдя до багажника машины, я остановилась и повернулась лицом к высокому, полному, но уже лысеющему жестокому человеку, стоящему позади меня. В руке у него была связка ключей, вместе с чёрный перочинным ножиком, который, как я знала, оставил длинный зазубренный шрам на спине Риска. Риск сказал мне, что Оуэн ударил его им, когда тому было пятнадцать. За это я ненавидела его.

— Так и есть. — Я размяла пальцы. — Вы же знаете, что он не захочет вас видеть.

— Этот маленький ублюдок должен мне. — Усмехнулся Оуэн, его шотландский говор усиливался по мере того, как рос гнев. — Он жил под моей крышей тринадцать лет.

Не возможно поверить такой наглости.

— Ничего не должен! — Огрызнулась я. — Он был дешёвым способом заработать немного дополнительных денег для вас и Фриды, и вы это знаете. Вы сделали его жизнь невыносимой, избивали его и…

— В последний раз, когда ты обвинила меня в избиении этого парня, я был не в восторге.

Воспоминание о том, как он схватил меня за предплечье достаточно сильно, чтобы поставить синяк, не стерлось из памяти. Это было несколько лет назад. Он начал спор, похожий на этот, на парковке «Tesco», в результате которого оставил синяк у меня на руке.

Я сглотнула.

— Я не боюсь вас, Оуэн.

— Сказала дрожащая маленькая девочка.

Черт бы его побрал, но я действительно дрожала перед ним. Ненавижу это.

— Оуэн, уже поздно. — Поправила ремень своей сумки. — У меня был долгий день. Пожалуйста, уходите, я хочу домой.

— Скажи ему, чтобы пришел ко мне. — Он шагнул вперёд. — Он всегда был слабаком и слушался тебя.

— Он никогда не был слабаком для меня, — огрызнулась я. — И даже если бы послушал меня, чего он не сделает, я бы никогда не сказала ему встретиться с вами, потому что вы — обидная ошибка, превратившая его жизнь в ад!

Я даже не увидела взмах кулака Оуэна, когда удар свалил меня на землю. Потрясение не позволило мне даже закричать, я просто лежала на земле прикрывая ушиб на лице. Оуэн стоял надо мной и я ненавидела себя за трусость, но боялась, что он снова ударит.

— Уходите… Отойдите от меня!

Он сделал шаг назад, затем еще один.

— Скажи пацану, чтобы он зашел. — Сказал Оуэн, погрозив мне кулаком. — Я серьезно, Фрэнки.

Затем повернулся и пошел ко входу в больницу. Я слышала, что один из его друзей умирал от рака в этой больнице; скорее всего, он шел навестить его. Меня не удивило, что он направился внутрь, когда персонал готовил пациентов ко сну; он делал то, что хотел. Всегда. Я поднялась на ноги, быстро села в машину и выехала с затемненной парковки, пока он не передумал и не вернулся. Не осознавала, что плачу, пока не оказалась на главной дороге.

Моё лицо горело, было очень больно.

Не отрываясь, потрогала щёку и глаз, чтобы убедиться, что нет крови, ведь Оуэн мог рассечь кожу. Меня немного успокоило, что крови не было. Правый глаз видел отлично, но скула под ним сильно опухла. Не думала, что удар может причинить такую пульсурующую боль. Я подумала о Риске, о том, что он переносил боль от ударов Оуэна, когда был ещё ребёнком от этого слезы полились сильнее. Когда приехала домой — достала из морозилки пакет с замороженным горошком, завернула его в полотенце и приложила к лицу.

Я была слишком напугана, чтобы просто посмотреть в зеркало.

Взглянув под ноги, увидела, как маленькое тельце прижалось к голени. Я потянулась и взяла на руки Оат (прим. ред.: Oath — в переводе означает Клятва, Фрэнки, скорее всего назвала собаку в честь группы любимого — «Blood Oath»), моего восьмилетнего рыжего британского короткошерстного пса. Посадила его на столешницу и погладила по голове. Затем отложила замороженный горошек, пополнила запасы корма, воды и почистила лоток. Выйдя на улицу, выбросила в мусорный бак то что достала из лотка, после чего вернулась в дом и заперла входную дверь. Уже на кухню, приняла две таблетки обезболивающего, запила водой и поставила чайник, что бы приготовить чай.

Я оглянулась через плечо, когда раздался стук в дверь. Взглянув на часы, нахмурилась, было без четверти десять. Ко мне редко приходили гости, а так поздно — никогда. Осторожно подойдя ко входной двери, спросила:

— Кто там?

— Это я, Фрэнки. — Я молча уставилась на дверь. — Риск.

Мгновение не знала, что делать. Затем с досадой вздохнула, потому что Риск Келлер стоял по другую сторону моей двери после всего, что сказал накануне вечером. Не могла поверить его наглости.

— Проваливай, Келлер.

— Пожалуйста, Фрэнки. Я пришел извиниться. — Риск признал что был не прав. — Вчера я вёл себя ужасно. Был неправ и сожалею. Я бы вернул всё назад, если бы мог, Вишенка.

В ту секунду, когда он назвал меня Вишенка, моя кровь вскипела. Я отперла и распахнула дверь.

— Не называй меня Вишенка. — Огрызнулась я, убирая волосы с лица. — Ты не можешь называть меня так, когда делаешь больно, как прошлой ночью. То, что ты сделал, было ужасно! Извинений недостаточно, Риск! — Я уставилась на него. — Ты причинил мне боль и сделал это нарочно, так что не смей вести себя так, как будто…

— Фрэнки, что, чёрт возьми, случилось с твоим лицом?

Мои глаза расширились, а губы задрожали, при воспоминании о произошедшем на парковке больницы. Без слов я попыталась закрыть дверь перед лицом Риска, но упрямый идиот бросился вперёд.

— Не смей, — предупредил он, открывая дверь. — Что с тобой случилось?

Отступив на несколько шагов, уставилась на Риска. Я была ошеломлена. Он был последним человеком, которого ожидала увидеть у моей двери. Мой шок быстро сменился гневом, при воспоминании, как он обращался со мной прошлым вечером.

— Не твоё дело, Келлер. — Заявила, указывая мимо него. — Убирайся из моего дома. Сейчас же.

— Нет, чёрт возьми. — Он ногой закрыл входную дверь. — У тебя синяк под глазом и на щеке. Она красная и чертовски распухла.