Ценный груз

— Я не отказывался, отец.

— Вот и хорошо, — мужчина хлопнул ладонями по коленях. Ему никогда не нравилось спорить, ссориться или принуждать к чему-то своих детей. Но любой, кто хоть раз в жизни занимался воспитанием ребенка, знает, что иногда приходится переступать через свою любовь к отпрыску и поступать жестко, чтобы спасти того от неверного выбора. — Дело срочное и требует быстрого решения. Две головы всегда лучше одной, два ведомства всегда оперативнее, чем одно.

— Мне необходимо составить отчет о своих домыслах?

— Да, можно начать с этого.

— Приступлю немедленно.

— Сегодня лучше это отложить, — наконец снова улыбнулся отец, — во-первых, прошу тебя не забывать о предстоящем экзамене. Это должно стоять у тебя на первом месте. А во-вторых, завтра приезжает со службы твой младший брат Джан. Ваша матушка пожелала устроить теплый прием, и потому тебе надлежит выспаться.

Глава вторая

Солнце только коснулось края горизонта, несмело выглянув, как провинившееся дитя, а за окнами уже трещали цикады. Длинный пронзительный звон одного насекомого сплетался с такой же песней другого, и весь этот непрекращающийся стрекот длился с самого утра до наступления ночи. Поэты слагали о них стихотворения, и даже существовала целая поэма, полностью посвященная певчему насекомому. Дэмина удивляла способность творческих людей видеть в этом отвратительном на вид создании метафору борьбы за жизнь, а в их надоедливом шуме — образ возрождения, переменчивости или смерти. Именно об этом и была знаменитая поэма, которую заставляли читать, разбирать и выучивать отдельные ее части в Академии. Воин должен уметь держать в руке не только меч, но и кисть, считали великие умы Синторы. Но Дэмин, человек более склонный к рационализму, чем к буйной фантазии, с трудом переваривал строчки поэта о том, что вой цикад — это напоминание людям о быстротечности их жизни. С первыми теплыми днями эти невзрачные букашки начинают робко петь, к середине лета — заполняют своими звуками все пространство, но чем ближе к губительным холодам, тем тише их плач. Подобно погребальному пению, провожают они свои последние мгновения, прежде чем погибнут, скованные утренним инеем.

Именно об этом и была написана целая поэма, занимающая несколько листов. Настолько депрессивная и внушающая апатию, что Дэмин мог разбирать смысл данных строк только в компании своих друзей и с бутылкой терпкого вина.

Дверь в покои молодого Каведы распахнулась, впуская мрачного мечника.

— Как ты себя чувствуешь? — обратился молодой судья к входящему в его покои Мингли.

Мечник поморщился, видя, как слуги бегали по комнате, подобно мошкаре в закатные часы. Они спешили помочь собраться своему господину и приступить к другим обязанностям, коих сегодня было излишне много.

— Все хорошо, если не считать того, что твоя матушка перевернула поместье вверх дном. Она каждому выдала по длинному списку заданий и даже мне, несмотря на то, что я твой мечник, а не раб или домашняя служка.

— Да, она немного переживает за то, чтобы брат по прибытии ни в чем не нуждался.

— Немного? Да от того шума и спектра встревоженных эмоций, которые разбудили меня ни свет ни заря, я решил, что на нас напали и грабят. Чуть не выбежал голышом с мечом наперевес. — Мингли действительно выглядел немного растрепанным и невыспавшимся.

Все присутствующие слуги расплылись в улыбке. Демону еще не доводилось сталкиваться с беспокойным характером жены Каведы. Несколько лет назад и без того ее пламенный темперамент подогрела болезнь младшего сына Лияна. Тот умудрился подхватить красную лихорадку и многие месяцы находился на грани смерти. За это время мать словно постарела на пару зим и стала еще более волнительной ко всему, что касалось ее сыновей.

— Разве мечнику не положено вставать с первыми лучами, чтобы практиковаться в своем мастерстве? — серьезно поинтересовался Дэмин, скрывая свое веселье при столь прискорбном виде, в коем прибывал Мингли.

— Я тренируюсь ночами, — буркнул демон и устроился на кресле в самом темном месте комнаты. Свет резал ему глаза.

— Сейчас я собираюсь в академию, — Дэмин переключил свое внимание на другую тему, — сегодня мне предстоит начать готовиться к экзамену. — Слуга подал молодому господину широкий черный пояс, которым тот повязал талию поверх изумрудного халата с круглым воротником, — то дело, по которому мы вчера проводили слушание, передается в ведомство безопасности. Но от меня хотят получить помощь, — слуга вновь быстрой тенью метнулся от столика, стоявшего у окна, к Дэмину, на этот раз неся в руках резную шкатулку, в которой покоился золотой кафф в форме дракона, — когда я вернусь, мы встретим, как полагается, моего брата, а после займемся внесением в описание дела всего, что слышали и к какому заключению пришли.

— Мы? — зевнул Мингли, — я мечник, письмо — не моя работа.

— Ты вроде как говорил, что мы теперь напарники? — Дэмин аккуратно поправил темные локоны волос, что обрамляли его лицо, и, подойдя к зеркалу, удостоверился в том, что вся его прическа была идеальной.

В Синторе короткие стрижки носили лишь люди обеспеченные. Для поддержания их в надлежащем виде требовалось посещать цирюльника, а это не каждый мог себе позволить. Бедняки и вовсе нарочно отказывались стричь волосы, ведь в случае полной нищеты их можно было продать на парики или пряжу.

— Я не обучен вашему письму, — все с такой же неохотой ответил Мингли.

До этого момента Дэмин не задумывался о том, что демон может не знать их письменности. Он удивленно вскинул брови и внимательно посмотрел на собеседника, пытаясь понять, не обманывает ли тот его. Потом улыбнулся, осознав наглую ложь:

— Ты же читаешь эти глупые романы.

— Читать не писать, — коротко отрезал демон.

— Вот и научишься, — Дэмин завершил разговор строгим голосом старшего брата.

Мингли часто пребывал в дурном расположении духа по утрам, и молодой судья знал, что к вечеру тот сам с радостью первый бросится с головой во что угодно, лишь бы не помереть со скуки. Потому не видел смысла пререкаться со своим мечником.

Дэмин еще раз окинул свое отражение в зеркале, махнул рукой слуге, чтобы тот подал его кожаную папку с листами для обучения, и направился к выходу.

Военная Академия располагалась на одной из улиц Верхнего города.

Величественная постройка с башнями и множеством корпусов отчасти чем-то напоминала внешним видом крепость. Вероятно, архитектор старался тем самым отразить принадлежность данного заведения к военной структуре. Но Дэмину это все казалось декорацией к спектаклю. Так как помимо прочной и высокой стены, башен и охраны, постройка включала в себя: разноцветные крыши, яркоокрашенные желтым цветом, большие деревянные ворота, начищенный до блеска гигантский колокол, в одной из башен, — по его звону студенты со всех концов квартала должны были понять, что опоздали на занятия, — и многое другое, что никак нельзя было себе вообразить в реальных крепостях оберегающих границы провинции.

Те студенты, что не проживали внутри академии, в данный момент буквально заполонили улицы. Они текли по ним плотными рядами, извиваясь на поворотах, подобно змеям, устремившимся в родимое гнездо. Такое жуткое столпотворение можно было наблюдать только несколько раз в году — на важных экзаменах, в которых принимали участие не только учащиеся академии, но и приезжие из других провинций, желающие получить документ о пригодности именно от военной Академии Синторы. Это было невероятно престижно по всему континенту, так как именно эта провинция славилась самыми выдающимися воинами и чароплетами. Что, впрочем, никого не удивляло. Синтору часто называли местом, где дети рождаются уже с оружием в руках. Даже в самом начале, когда синторцы представляли из себя небольшой горный народ, мирными на нрав они никогда не были. А уж как только озолотились на приисках железа и вовсе обратились в угрозу номер один для своих соседей.