Страница 19 из 28
В воскресенье Хананеянки наш владыка-патриарх служил также в верхней церкви и посвятил иерея и диакона, равно и в другой день и в воскресенье Закхея служил в ней и посвящал в иерея и диакона. В то время, когда мы совершали литургию, пришла к нам радостная весть чрез двух назначенных для того драгоманов, которые привезли с собою царские сани для путешествия владыки-патриарха. То было для нас великою, неописанною радостью и отрадой. Они привезли с собой бочки меда, вишневой воды разных сортов, икры и разного рода рыбы. С ними пришел воевода города, имея в руках приказ царя, отправить нас как можно скорее. По выходе нашего владыки-патриарха из церкви, к нему явились оба драгомана и поклонившись до земли, произнесли титул царя, который есть; "величайший царь и возвеличенный князь, тишайший, высочайший, царь казанский, царь астраханский, царь сибирский, царь новгородский, великий эфенди (господин) псковский и великий князь атаманский". Затем они перечислили все страны и области, которые прежде были независимыми, но покорены царями московскими, как обыкновенно они исчисляют их при всяком случае, о чем будет сказано подробно, пока не дошли до слов: "Самодержец Великой и Малой России кланяется твоей святости, блаженнейший, и приглашает тебя в город Москву, дабы ты своим присутствием в нем благословил его престольный город ". Тогда наш владыка-патриарх, встав на ноги, как обыкновенно он делал из уважения к царю, всякий раз как кто-нибудь являлся к нему от царя или поминали имя царя, помолился [110] Богу за него и сел; потом стал спрашивать их о царе и его обстоятельствах. Они отвечали: "Он намерен, ради твоей святости, приехать скоро в свою столицу, чтобы видеться с тобою, ибо ждет тебя давно, и по этой причине послал гетману Хмелю приказ отправить тебя поскорее". Они сообщили нам также, что он в настоящее время распустил ратников, оповестив по всем областям, чтобы многочисленное войско вновь собралось в марте к Смоленску для похода против короля. Воевода приготовил для нас подводы, т. е. арбы, на кои мы нагрузили свои вещи.
Во вторник, 30 января, наш владыка-патриарх пошел по обыкновению в собор и совершил в нем царский молебен с водосвятием. Отстояв обедню, мы вышли. Воевода и епископские бояре поддерживали под руки нашего владыку-патриарха посадили его в царские сани, запряженные четверней, которые конюхи устлали подушками из черной камки и закрыли его до груди сукном; сукном же были обиты сани и внутри. Воевода и другой боярин, назначенный нам сопутствовать, встали сзади у углов саней, держась за них руками, а прочие бояре кругом, в знак почета и уважения. Посох держал один из вершников, ехавший, по обыкновению, впереди; перед нами шли также отряженные воеводой и боярами стрельцы. Воевода, его подчиненные и бояре проводили нас далеко за город. После того, до самой столицы, оба драгомана и боярин сменялись у углов саней, как в знак почета, так и для того, чтобы сани не опрокидывались при подъемах и спусках. Мы не переставали таким образом путешествовать с большою быстротою, ибо сани в эту пору несутся быстрее птицы по замерзшим дорогами. Селения следуют беспрестанно друг за другом. Так как дорога была весьма узка, то стрельцы заставляли проезжих отходить в сторону, причем лошади их, по [111] причине глубины снега, лежавшего на полях, увязали по брюхо. Мы дивились па снег, который покрывал ветви деревьев в лесах, ибо он, примерзая, загибался на ветвях в ту и другую сторону, подобно рубашкам и платкам, вышитым и растянутым для сушки. Мы несколько раз переезжали чрез Москву-реку и чрез многие другие реки, узнавая их только по прорубям, на них пробитым, откуда достают воду при помощи веревок и (бадей). Наши глаза были ослеплены, ибо поля и деревья-все было бело.
Мы проехали в этот день до вечера около 25-ти верст и, прибыв в селение, по имени Кусаков (?), ночевали тут, причем конакджи опередил нас и приготовил помещение. Вставши в среду утром, мы сделали около 55-ти верст. Проезжая чрез какую-нибудь деревню, мы сходили и останавливались в одном из домов, чтобы дать отдых себе и лошадям. Вечером мы приехали в деревню, по имени Вишино (Вихино), которая отстоит от Москвы не дальше 10-ти верст. Тут мы остановились, ибо так приказали министры, и один из драгоманов отправился известить их. Мы чувствовали большое утомление, потому что здешние дороги весьма затруднительны по причине подъемов и спусков; сани, словно корабли на Черном море, качались направо и налево. Поэтому драгоманы с утра до вечера держались за сани (владыки), чтобы они не опрокинулись; наши же сани опрокидывались с нами неоднократно. Никто из нас не был в состоянии двигаться пешком, ибо земля была (скользка), как мыло. Мы переночевали в упомянутой деревне на четверг 1-е февраля и на пятницу, праздник Входа (Сретения). Поутру в день Сретения, вставши, мы выехали в город Москву.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.
В Москве.
I. Въезд патриарха в столицу. – Остановка и пребывание его в монастыре св. Афанасия и Кирилла в Кремле. – Возвращение патриарха Никона. – Въезд царя.
По въезде нашем (в Кремль) чрез царские ворота, нас поместили в каменном монастыре, что близ них, месте остановки патриархов; он во имя Афанасия и Кирилла Александрийских и другого Кирилла, известного под именем Белозерского, из их новых святых. Когда мы въехали в город, наши сердца разрывались, и мы много плакали при виде большинства домов, лишенных обитателей, и улиц, наводящих страх своим безлюдьем-действие бывшей тогда сильной моровой язвы. Наш владыка-патриарх благословлял людей направо и налево, я же, архидиакон, вместе с архимандритом сидели, по обычаю, сзади у углов саней. Приехав на место, мы пали ниц и возблагодарили со многим славословием Всевышнего Бога, Который даровал нам милость и благоволил нам увидеть этот великий град, столицу, новый Рим, город церквей и монастырей, славный во всем мире, о коем мы расскажем, описывая его красоты, в своем месте. С нашей души спала великая забота, и мы много радовались; да и как могло быть иначе, когда мы, стремившись сюда, целые три года без десяти дней странствуем среди опасностей, страхов и трудов неописуемых? Теперь же благодарим Бога вторично и молим Его, чтобы Он, как привел нас сюда целыми и невредимыми, также облегчил нам и возвращение в свою страну обогащенными и дал нам увидеть свои родные места.
К нам были приставлены от царя драгоманы для разговора и другие люди для исполнения наших поручений. Нашему владыке-патриарху назначалось с царской кухни и царского стола ежедневно, во-первых, хлеб, затем рыба для четырех сортов кушанья, икра и много напитков: вишневая вода темно-красная [114] и светлая, желтоватая, и большие кувшины меда; для нас же и служителей, кроме меда, доставлялся ежедневно большой бочонок кваса, то есть напитка из ржи и вареного ячменя с опьяняющим хмелем.
Знай, что ни архиереи, ни вообще монахи отнюдь не пьют водки явно: на них положен запрет от патриарха, и когда найдут кого пьяным, то бросают в тюрьму, бьют кнутом или выставляют на позор, ибо питье водки-поступок гнусный, может быть хуже прелюбодеяния. Но торговцам, архиерейским служителям и их родственникам назначается по две рюмки ежедневно.
Переводчики учили нас всем принятым порядкам, а кроме них решительно никто к нам не являлся, ибо существует обычай, что до тех пор, пока архиерей или архимандрит не представится царю и не будет допущен к руке, ни сам он не выходит из дому, ни к нему никто не приходит, так что и мы совсем не могли выходить из дому. Таков обычай. Наш владыка-патриарх никогда не снимал с себя мантии и панагии, и никто даже из переводчиков не входил к нему иначе, как после доклада привратника, чтобы предупредить; тогда мы надевали на владыку мантию-посох же висел подле него-и тот человек входил. Таков устав не только у архиереев, но и у настоятелей монастырей, ибо и они никогда не снимают с себя мантии и клобука, даже за столом, и мирянин отнюдь не может видеть их без мантии.