Страница 10 из 28
Воззри на эту веру, это благоговение, эту набожность! Поистине, царство приличествует и подобает им, а не нам. Мы были очевидцами, как они бросались на землю и становились на колени в пыли, будучи одеты в свои дорогие кафтаны из превосходной ангорской шерсти и сукна с широкими, обильно расшитыми золотом, воротниками, с драгоценными пуговицами и красивыми петлицами, от шеи до подола всегда застегнутыми,-таков обычай у всех них, даже у простолюдинов. Ворота рубашек у воеводы и его приближенных были из крупного жемчуга, величиною с горошину, круглого, белого, как мраморные [52] бусы четок, жемчугом же были расшиты макушки их суконных шапок розового и красного цвета. Затем они обменялись приветствиями и после продолжительных расспросов о здоровье и многократного выражения взаимной дружбы, наш владыка-патриарх сел в свой экипаж, а воевода на своего коня; его приближенные ехали частью впереди, частью позади, а вышеупомянутые ратники, статного роста, в красивых одеждах, шли впереди и сзади, пока мы не под ехали к городу, откуда вышло много священников в ризах и дьяконы в стихарях, совершавшие каждение, с хоругвями и иконами, унизанными жемчугом, с крестами и множеством фонарей. Число священников в облачениях было тридцать шесть и четыре дьякона. Было множество монахов в больших клобуках, в длинных, наброшенных на плеча, мантиях. Тогда наш владыка-патриарх вышел из экипажа, а воевода и правительственные сановники сошли с коней. Сделав земной поклон, наш владыка приложился к святым иконам, к животворным Евангелиям и к золотым крестам, унизанным жемчугом. Затем старшие белые священники и игумены простых монастырей лобызали его десницу, делая земной поклон и поздравляли с благополучным приездом, говоря: "чрез твое прибытие снизошло благословение на всю московскую землю". Они вошли перед нами в город. По обычаю мы шли пешком, воевода со своими приближенными следовал позади нашего владыки, войско шло впереди, а священники посредине, перед нашим владыкой, попарно, благочинно и не теснясь. Если кто-нибудь, постигнутый гневом милосердного, встречался едущим верхом по тем улицам, где мы проходили, то его до изнеможения били плетками и кнутами, говоря ему: "как и царь идет пешком, а ты разъехался во всю ширину!" [54] и сбрасывали его с лошади на землю. Всякий раз, как мы проходили мимо церкви, ребятишки и церковнослужители звонили в колокола, пока нас не ввели в высокую, как бы висячую, прекрасную и привлекательную церковь: ее купола высоко приподняты, тонки, стройны, кресты ее, на подобие креста Господня, с поперечинами вверху и внизу, богато позолочены, как обычно для церквей этой страны и как строят люди благотворительные и щедрые. Она во имя св. Георгия великомощного. Нас поместили в большом доме протопопа. Воевода, попрощавшись с нами, удалился.
Спустя немного времени, явились почетные лица города и поднесли нашему владыке-патриарху большой дар от имени царя, который несли многочисленные янычары (Вероятно, стрельцы), именно: хлеб и рыбу разных сортов, бочонки с медом и пивом, также водку, вишневую воду и много вина. Старший из них выступил и, став на колени, стукнул головою о землю, что сделали и товарищи его; наш владыка-патриарх преподал им московское благословение. Потом он взял обеими руками сначала хлеб и, держа его перед собою, сказал: "Богохранимый государь, князь Алексей Михайлович подносит тебе от своего добра эту хлеб-соль". При этом наш владыка-патриарх вставал и отвечал благожеланиями при всяком поднесении чрез переводчика, которого мы наняли в Молдавии, как делают архиереи и монахи и даже все купцы: каждый привозит с собою драгомана, знающего русский язык. Мы говорили с ним по-турецки и по-гречески, а он передавал им по-русски, ибо язык у казаков, сербов, болгар и московитов один.
Затем он подносил прочее и прочее до конца все, что принес, и ушел. Воевода также прислал [55] от себя главных из своих служилых людей с царской (Слово "царский" употреблено здесь, вероятно, в смысле "роскошный") трапезой, состоявшей из сорока, пятидесяти блюд, которые несли янычары; тут были: разная вареная и жареная рыба, разнородное печеное тесто с начинкой таких сортов и видов, каких мы во всю жизнь не видывали, разнообразная рубленая рыба с вынутыми костями, в форме гусей и кур, жареная на огне и масле, разные блины и иные сорта лепешек, начиненные яйцами и сыром. Соусы все были с пряностями, шафраном и благовониями. Но как описать царские кушанья? В серебряных вызолоченных чашах были различные водки и английские вина, а также напиток из вишен, в роде густого сока, приятный на вкус и благовонного запаха, и еще маринованные лимоны: все это из стран франкских. Что же касается бочонков с медом и пивом, то они были в таком изобилии и так велики, как будто наполнены водой. Старший из служилых людей выступил вперед и, сделав земной поклон со своими товарищами, сказал: "Никита Алексеевич бьет челом твоей святости, испрашивая твоих молитв и благословения, и подносит твоей святости и твоему отцовству эту хлеб-соль". При этом он подносил обеими руками сначала хлеб белый и темный, затем остальные блюда и бочонки, называя каждое из них до конца. Наш владыка-патриарх стоял и при каждом подношении благословлял, выражая благожелания воеводе, и под конец много благодарил за его щедрость. Они удалялись.
Обрати внимание, читатель, на это смирение и благочестие, ибо, во-первых, этот воевода саном равен визирю, так как город Путивль обширен и область [56] его велика, однако его не называли перед нашим владыкой-патриархом воеводой, как бы следовало его величать, а просто именем Никита Алексеевич, т. е. сын Алексея, по имени его отца, ибо у них принято называть мужчину или женщину не только их именем, но с прибавлением имени отца, даже у крестьян; во-вторых, значение "Алексеевич " (В подлиннике это отчество выражено в одном месте алексийе, в другом-алексеинс), прибавленное к его имени, быть может, то, что он поставлен недавно царем Алексеем. Он был из служилых людей патриарха, который за него ходатайствовал, и царь пожаловал ему управление Путивлем. Обыкновенно в стране московитов все воеводы бывают преклонных лет из домов могущественных по знатности и родовитости. По обычаю, всякий воевода остается в должности три года, после чего его сменяют.
Из слова: "бьет челом твоей святости" имеют точный смысл, ибо так именно поступали все знатные люди: когда они кланялись земно нашему владыке в первый и во второй раз, то ударяли головой о землю так, что мы слышали стук: обрати внимание на это благочестие! Есть неизменный обычай во всей этой стране московитов, что ежели кто имеет дело или к вельможам, к патриарху, или к архиерею, кланяется ему несколько раз большим поклоном до земли и просит об исполнении своей нужды; буде тот ее исполнит, хорошо; если же нет, то он не перестает кланяться и бить головой о землю, пока не исполнят его просьбы. Это они называют "бить челом ", как мы увидели впоследствии: к нашему владыке-патриарху приходили священники, знатные люди и поступали именно так, не переставали бить головой о землю, пока он не удовлетворял их просьбы. [56]
Слова, во-первых: "подносит твоей святости хлеб-соль" и затем: "подносит это обильное добро" сути выражения исключительно наши и употребительные в нашей стране. Кто же принес их сюда?
Потом явился с даром к нашему владыке -патриарху протопоп города в епитрахили, со святой водой и крестом и сказал ему, после дружеских приветствий: "это от благословения праздника св. Илии". Церковь в этом городе во имя его: в ней сегодня собирались и совершили торжество его праздника. Окропив себя, владыка окропил дом, и нас, и священников, и удалился. Во всех этих странах принято, как мы упомянули, что священник в начале каждого месяца и в каждый праздник совершает водосвятие и, обходя дома, окропляет их.
Затем мы вступили, читатель, во вторые врата борьбы, пота, трудов и пощения, ибо все в этой стране, от мирян до монахов, едят только раз в день, хотя бы это было летом, и выходят от церковных служб всегда не ранее, как около восьмого часа (Около 2 ч. пополудни), иногда получасом раньше или позже. Во всех церквах их совершенно нет сидений. После обедни читают девятый час, при чем все миряне стоят, как статуи, молча, тихо, делая беспрерывно земные поклоны, ибо они привычны к этому, не скучают и не ропщут. Находясь среди них, мы приходили в изумление. Мы выходили из церкви, едва волоча ноги от усталости и беспрерывного стояния и покоя. За утренней службой непременно читают каждый день три анагносис, то есть чтения из толкований на евангелие, и иное из Патерика. Точно также вечером после повечерия читают канон кафишеринос (ежедневный). Поста до девятого часа (За три часа до заката солнца) они не знают, ибо во все праздники, [58] как большие, так и малые, они и без того постятся до после-девятого часа. Что касается нас, то, как нам советовали, учили и предостерегали друзья, которые уже бывали в этой стране и знали. каков нрав у жителей, мы волей-неволей к ним приноравливались и что они делали, тому подражали и мы. Сведущие люди нам говорили, что если кто желает сократить свою жизнь на пятнадцать лет, пусть едет в страну московитов и живет среди них, как подвижник, являя постоянное воздержание и пощение, занимаясь чтением молитв и вставая в полночь. Он должен упразднить шутки, смех и развязность (и отказаться от употребления опиума), ибо московиты ставят надсмотрщиков при архиереях и при монастырях и подсматривают за всеми, сюда приезжающими, нощно и денно, сквозь дверные щели, наблюдая, упражняются ли они непрестанно в смирении, молчании, посте и молитве, или же пьянствуют, забавляются игрой, шутят, насмехаются или бранятся. Если бы у греков была такая же строгость, как у московитов то они и до сих пор сохранили бы свое владычество. Как только заметят со стороны кого-либо большой или малый проступок, того немедленно ссылают в страну мрака, отправляя туда вместе с преступниками, откуда нельзя убежать, вернуться или спастись-ссылают в страны Сибирии добывать многочисленных там соболей, серых белок, черно-бурых лисиц и горностаев, в страны, удаленные на расстояние целых трех с половиною лет, где море-океан и где уже нет населенных мест. Так сообщали нам люда, достойные веры и писавшие об этом предмете. Московиты никого (из провинившихся иностранцев ) не отсылают назад в их страну, из опасения, что они опять приедут, но видя, что приезжающие к ним греческие монахи совершают бесстыдства, гнусности и злодеяния, пьянствуют, обнажают мечи друг на друга для убийства, видя их мерзкие поступки, они после того, как прежде вполне доверяли им, стали отправлять их в заточение, ссылая в ту страну мрака, в частности же за курение табаку предавать смерти. Что скажешь, брат мой, об этом законе? Без сомнения, греки достойны того и заслуживают такого обхождения. По этой причине и мы были в страхе. Но мы непрестанно испрашиваем у Бога нашего помощи и терпения до конца, успокоения и исполнения того, что мы ищем на пути Его, да не погибнут втуне наши труды и злополучия, да дарует Он нам возможность уплатить наши долги с процентами, да не введет Он никого в беды и долги и не даст ему испытать те страхи и ужасы, коих мы были свидетелями, да не удалит Он никого на чужбину от его города, семейства и племени, где и черствый хлеб с водой кажется ему всего слаще.