Страница 25 из 33
Немиричи происходили из древнего новгородского боярского рода, о почтенности которого свидетельствует уже то обстоятельство, что в некоторых грамотах фамильное прозвище их пишется не через «е», а через «ять», входившую только в состав исконных славяно-русских слов. Похоже, что «немирное» прозвание, данное родоначальником в наследство потомкам, наложило действительную печать безпокойства на их житейские обстоятельства. В XV столетии Немиричи переселились в Литву. В 1539 году великий князь Сигизмунд позволил Ивашку, сыну Николая Немировича, выстроить замок; получили они и большие владения на принадлежавшей Литве Украине.
Первоначально Немиричи держались дедовского православия, были записаны в Луцкое братство на Волыни, боровшееся с окатоличиванием и унией среди русского населения края; а в начале XVII века Самуил и Криштоф Немиричи, последний с собственным полком, пристали к казацкому восстанию против Польши.
Первым преступником веры в семье сделался Стефан Андреевич Немирич, подкоморий киевский и староста овруцкий, живший в первой четверти семнадцатого столетия. Главным имением его, как бы столицею громадных маетностей, разбросанных в Киевском и Волынском воеводствах, было местечко Черняхов Житомирского уезда, где уже в 1611 году заведена была социнианская община; с переходом владельцев в стан антитринитариев Черняхов сделался таким же средоточием секты на Украине, каким был на Волыни Киселин Чапличей. Стефан Немирич состоял в обширных родственных связях почти исключительно с социнианскими же фамилиями; в 1625 году он участвовал в комиссии, назначенной польским правительством для устройства казаков после их поражения под Куруковым. С самого детства в антитринитарской вере воспитаны были и три его сына, впоследствии выросшие в крупных деятелей секты: Юрий, Владислав и Стефан. Наиболее громкую известность приобрел старший из них — Юрий.
В молодости он учился в раковской академии, где, как уже поминалось, свёл дружбу со внуком Фауста Социна Андреем Вишоватым и ездил с ним в компании единоверцев для довершения просвещения за границу. По возвращении, обладая обширными связями в сенате и при дворе, он стал могущественным патроном противников Троицы, всячески пользуясь своим положением блестящего и европейски образованного пана. В 1637 году его выбирают депутатом от Киевского воеводства и люблинский трибунал, где благодаря его содействию устроено было принародное прение между социнианскими начётчиками и иезуитами.
Оставшись после кончины отца опекуном младших братьев, Юрий Немирич сосредоточил в собственных руках управление всеми многочисленными родовыми имениями и принялся самым действенным образом покровительствовать единоверцам. Благодаря именно Юрию Немиричу секта достигла на Украине в 1640-е годы наибольшего расцвета: он основал несколько новых общин в своих имениях по обе стороны Днепра, приютил у себя часть изгнанных после раковского погрома учёных, да и сам писал философские и богословские сочинения, слагал даже для социнианских служб молитвы и гимны — правда, на польском, а не русском языке.
Немирич выхлопотал себе звание подкомория киевского — высокий судейский чин в польско-литовском государстве; но получение его связано было с обязанностью принять католичество. Тогда Немирич принес потешную присягу на житомирском сеймике, в большинстве состоявшем из тех же антитринитариев, и на вопрос, не гнушается ли социнианин клясться враждебным для него именем Троицы, лихо ответствовал на все собрание, что ради своей цели охотно готов присягнуть не только что «тройкой», но и «четвёркой».
Потом, правда, ему довольно долго пришлось улаживать склоку, поднятую из-за игривого святотатства католическими недругами; но благодаря деньгам и знакомствам удалось-таки подкупить киевского бискупа, который, рассмотрев направленное против почитания Троицы сочинение Немирича — по словам противников, «скрипт блюзнерства страшливого, противно Пану Богу пелный», — решил, что писан он с единственною целью узнать: чем же могут быть опровергнуты римскими богословами подобные еретические заблуждения. В 1646 году другой приговор суда по новому делу о поддержке Немиричем сектантства был не столь для него удачен: в нём содержалось приказание закрыть в своих имениях арианские общины и выплатить штраф в десять тысяч червонцев; впрочем, в смутной обстановке казацких войн могущественный пан не торопился его исполнять. В 1647-м он принял на службу сына Андрея Вишоватого Венедикта.
Но уже в следующем году Немиричу пришлось бежать от войска Хмельницкого с Черниговщины, покинув тамошние свои маетности, в коренную Польшу. Однако здешний сейм также принял его весьма дурно: католические депутаты подняли крик, что если уж можно ещё кое-как терпеть протестантов, худо-бедно обладающих понятием о Всесвятой Троице, — то «безбожников, подобных пану Немиричу», переносить в своей среде нет никакой способности.
Тем временем Хмельницкий, разбивши польское ополчение под Пилявою, осенью 1648-го двинулся ко Львову и занялся осадой Замостья. Немирич воспользовался его уходом с Волыни и вместе с другими южнорусскими дворянами возвратился в свои имения в этом крае. Здесь он собрал собственный отряд как бы для защиты от казаков, но на самом деле, припомня недавние обиды, полученные в Варшаве, совершил попытку переметнуться к общим по крови повстанцам, отправясь тайком через Полесье под Збараж, где и встретился с гетманом Хмелем.
Обстоятельства этого свидания таинственны; мало того, прямых доказательств о самой его доподлинности не существует. Однако, по косвенным свидетельствам, Немирич как будто передал Хмельницкому просьбу от тогдашнего королевича Яна Казимира — того самого, который, сделавшись всё-таки королем, разбил гетмана под Берестечком, — содействовать его избранию на польский престол, в обмен на что обещал в случае удачи удовлетворить требования казаков о самоуправлении. Ходили также слухи, что сойдясь с будущим преемником Богдана на гетманстве, а покуда генеральным писарем Иваном Выговским (знакомство это впоследствии перешло в тесный союз), Юрий Немирич убеждал колеблющегося предводителя восстания не порывать окончательно с Польшей. Толки об этих переговорах донеслись до самой Москвы — гонец Кунаков сообщал туда, что Немирич получил звание полковника и сделался даже у Хмеля «наивысшим писарем».
Но до поры арианин-магнат предпочел возвратиться в привычный польский стан. В марте 1649-го он состоял уже генеральным полковником, избранным киевской шляхтой для усмирения казацких бунтов и защиты панских имений. Немного спустя дворянство обратилось к королю с ходатайством о награде и возмещении убытков Немиричу, «который всегда с великой похвалой выступал на защиту отечества и много потратил на то из своего состояния». И в самый разгар междоусобия, в 1653 году Немирич сыскал время для издания отдельной книжкой своих сочиненных на польском социнианских песен и молитв.
В 1655 году союзная Хмельницкому Швеция вторглась в самую глубь Великой и Малой Польши, заняла обе столицы королевства — и тут-то обрадованные протестанты всех мастей поспешили толпами передаться под власть шведского короля-единоверца Карла X. Вместе с братом Стефаном, перенявшим теперь от Юрия должность киевского подкомория, а также родственником и приятелем Александром Чапличем перебежал и Немирич. Одновременно он выполнял кое-какие задания Хмельницкого, осуществляя посольскую связь между гетманом и владетелями Швеции, а также Трансильвании. В январе 1657-го Немирич с венграми семиградского князя Ракочи разорял шляхетские гнезда. По его поручению он принялся было убеждать сдаться воеводу Заморского в Замостье, на что получил убийственный ответ: «Не пиши ко мне, пока не омыл своей измены более благородным делом: я стыжусь иметь сношения с гадинами, терзающими внутренность своего отечества». После неудачи этого похода Немирич распростился в Варшаве со шведским королем и снова пристал к казакам, теперь уже возглавляемым после кончины Богдана и отречения от булавы молодого его сына Юрия давним приятелем Выговским.