Страница 13 из 48
На обоих санях поставлены советские моторы, стосильные М-11 с воздушным охлаждением. Опыт нашей экспедиции должен доказать применимость советских аэросаней для разносторонней исследовательской работы в условиях Чукотки, в горах, на равнинах и на льду.
Первые поездки аэросаней обнаруживают все новые и новые затруднения, и мы не раз приходим в отчаяние. Когда по окончании монтажа мы хотим испробовать сани, они сначала вообще не сдвигаются с места; они как будто прилипли к снегу. Собравшиеся на первую пробу любопытные с криком раскачивают сани, и, наконец, сани отрываются и сначала едва-едва, потом все быстрее и быстрее бегут по кочковатой террасе. Остановка, и опять их трудно сдвинуть. Денисов и Курицын утешают нас — это не страшно и очень обычно: на металлических подошвах лыж еще осталось масло, которым они были смазаны при перевозке; кроме того, постояв на снегу некоторое время, лыжа прилипает, и перед выездом надо очистить ее от снега. Во время стоянок надо обязательно подкладывать под лыжи куски дерева.
Аэросани делают несколько кругов по террасе вблизи моря. Мальчишки стараются попасть в вихри воздуха, отбрасываемые винтом; им кажется, что они попали в сильную пургу; ветер срывает шапку, забивает лицо снегом.
Для следующих рейсов сани переходят на морской лед. Море стало уже 15 октября, и к концу месяца лед достиг толщины, достаточной, чтобы выдержать аэросани.
Возле Певека под защитой Б. Роутана гладкий лед, но иногда под давлением северного ветра лед лезет на берег и образует торосы; потом, когда подует ветер с юга, лед отойдет и трещина отделит его от берега. Но у Певека эти явления происходят в ничтожных размерах— в Чаунской губе гораздо спокойнее, чем на берегах океана, а за Роуаном и совсем тихо. Но у мыса Шелагского и дальше к востоку берег окаймлен высокими грядами торосов, которые в течение зимы нагромождаются ряд за рядом, коверкая поверхность льда. Туда вряд ли можно сунуться на аэросанях, но возле Певека сани скользят легко и быстро, не встречая препятствий.
После удачных поездок по льду мы пробуем сани на тундре, под Певекской горой. Тундра еще мало пригодна для саней, ветер сметает снег с кочек, их верхушки торчат серыми пятнами, и между кочками снег еще недостаточно окреп. Первый опыт очень неудачен — как только мы выезжаем в тундру, от удара о кочку ломается рулевое управление.
Монтаж саней оказался очень длительной и сложной операцией. Каждый день находится что-нибудь новое, что следует исправить. То надо отеплить бак с маслом, чтобы масло не замерзало; то оказывается, что масло выбрасывается во время хода, и надо придумать такое приспособление, которое позволяло бы удобно заливать масло и предохраняло бы от разбрызгивания.
Наконец, надо подумать и о научной работе. Надо поставить на сани компасы для съемки пути. Их установка заставила нас изрядно поломать голову — в санях много металла, влияющего на стрелку, и с трудом удается найти для компасов удобное положение и уничтожить девиацию (подложив под компасы специальные маленькие магниты, уравновешивающие влияние окружающих масс металла).
На компасы влияет все — не только металл, но и пусковое магнето саней и даже счетчик одометра (колесо для измерения расстояний).
Этот последний также трудно установить — надо найти место, где бы тяжелое мотоциклетное колесо не мешало ни лыжам, ни винту. Решаем прицепить его к заднему концу задней лыжи. От колеса идет гибкий вал к счетчику, помещенному внутри саней, и таким образом мы можем всегда знать, сколько километров сделано.
Чтобы проверить счетчик, мы измеряем рулеткой километр на льду и потом сани ездят взад и вперед от вешки к вешке. Для определения девиации на льду разбиваются радиусы по странам света и сани становятся в разных направлениях, чтобы определить ошибки компаса на разных румбах. Все это занимает много времени, а дни стали очень коротки, только два-три часа вид-до солнце, или вернее его даже не видно, но мы знаем, что оно здесь за Певекской горой,
Я рассчитывал использовать сани для работы уже в первые месяцы зимы, но природа была против нас. Хотя лед уже покрывает губу, но южнее п-ова Певек много трещин. Как рассказывают приехавшие чукчи, большие трещины тянутся от мыса Валькумей и преграждают путь в Чаун. Первый опыт поездки по тундре был не особенно утешительным: на голых кочках мы рискуем разбить сани и застрять где-нибудь вдалеке от Певека; но все же, чтобы сделать возможно больше маршрутов и воспользоваться последними остатками солнца, я назначаю на 23 ноября выезд обоих саней в Чаун. Оттуда мы, может быть, успеем съездить на восток по рекам Ичу и Млелю и исследовать западный склон Чукотского хребта. Надо торопиться — через несколько дней солнце скроется и наступит 40-дневная полярная ночь.
С нами в Чаун поедут также три работника райисполкома, которым надо пробраться на юг, в тундру, к оленеводам. В Певеке так мало собак, что исполком не может перебросить своих работников даже до Чауна. Поэтому аэросани будут перегружены до отказа — семь человек, полный запас горючего, палатки, продовольствие.
Выезд очень торжественный; на проводы сбегается — весь Певек. Мы все похожи на медведей — так много на «ас меховой одежды: меховые костюмы, меховые сапоги [8], сверху кухлянки. В маленьких аэросанях, кроме водителя, должны поместиться трое, а так как под ними еще груз, то они будут высовываться над целлулоидным козырьком, предохраняющим от ветра, и, наверно, отморозят себе носы. Большие сани доверху набиты вещами: палатками, печками, продовольствием, спальными мешками, и я сижу в откинутом верхнем люке, высунувшись наружу.
Сначала все идет хорошо, мы мчимся на восток: с таким грузом мы не можем одолеть перевал через Певекскую гору и надо объехать ее с севера по льду, чтобы выйти в тундру, и по последней уже двинуться на юг, в обход губы.
Интересно смотреть на сани, мчащиеся рядом по льду. От лыж летят густые струи снега, винт вздымает за собой целое облако, сани мчатся со скоростью километров до шестидесяти в час. Высокое наслаждение — мчаться с такой быстротой, без дороги, куда хочешь. И лишь пронизывающий холод портит это удовольствие.
От двух одиноких яранг, стоящих на берегу за Певекской горой, мы поворачиваем на юг, поднимаемся на крутой берег. Вот мы на поверхности тундры. Она покрыта белой пеленой — недавно шел снег и ветер не успел еще очистить верхушки кочек. Но они хорошо чувствуются — лыжи ударяют то по "одной, то по другой, сани накреняются. Надо уменьшить ход.
Но не успеваем мы проехать и одного километра, как раздается сильный удар сзади, сани сразу замедляют ход, малые сани выдвигаются вперед и обгоняют. Мы едва ползём. Денисов с проклятием останавливает мотор, и мы неуклюже выскакиваем в снег.
Стоит взглянуть на винт, как становится ясно, что путешествие наше придется прервать: концы винта повреждены, медная оковка расщеплена: с таким винтом мотор не может больше давать нужного числа оборотов.
Чем же поврежден винт? Неужели он хватил концом о кочку? — нет, вот и виновник: резина на колесе одометра в нескольких местах слегка надрезана и вилка его согнута.
Колесо одометра было поставлено у конца задней лыжи так, чтобы он не доставал до винта. И сейчас мы, поднимая колесо, не можем привести его в соприкосновение с винтом. Но, очевидно, при сильном косом ударе о кочку тяжелое мотоциклетное колесо с такой силой подскочило кверху и вбок, что согнуло все крепление. И хотя винт чуть коснулся шины, но при 1500 оборотах в минуту этого было достаточно, чтобы разбить и медную оковку и дерево винта.
У нас с собой запасный винт, и мы начинаем отвинчивать сломанный, Малые сани скрылись где-то впереди за увалом, и их уже не слышно — неужели они уехали далеко?
Только через час раздается шум мотора, на гребне увала показывается черная точка, которая быстро несется к нам в вихре снега. Оказывается, водитель Яцыно остановился, чтобы подождать нас, и не подложил под лыжу деревяшек. Липкий, рыхлый снег тотчас захватил сани в плен, и пришлось долго помучиться, пока сани сдвинулись.
8
Меховые сапоги — «плекты» у чукчей делаются короткими и надеваются под длинные штаны из оленьей или нерпичьей шкуры. Русские нередко носят высокие меховые сапоги до колен или до бедер, по эвенскому образцу, и называют их торбасами (от якутского «этербес»).