Страница 8 из 11
В то же время знаменитая идея о волшебной, упорядочивающей все и вся невидимой руке свободного рынка в XX веке стала огромным и «кровавым» полем битвы либералов, в основном согласных со Смитом (с некоторыми исключениями), против сторонников левых идей, полностью отвергающих его учение (нерегулируемый рынок, по их мнению, всегда приводит к огромному и порочному социальному неравенству, уничтожает экологию, поэтому государство обязано активно управлять им). Умеренные экономисты «посередине» согласны с тем, что регулирование должно быть, но только до какой степени? Этот вопрос открыт и не вполне ясен даже сегодня.
В широком смысле Адам Смит предложил единственно возможную положительную альтернативу «революционной» теории его видного современника, француза Жан-Жака Руссо (они не были знакомы, но, что любопытно, имели общего близкого друга – философа Юма). Согласно Смиту, избавиться от бедности и несчастий угнетенных людей возможно не «разделением всего поровну», а только через постоянный, неуклонный экономический прогресс всех слоев общества.
Вне зависимости от личных взглядов и предпочтений стоит признать, что в мировой истории до сих пор прагматичная концепция Смита во многом взяла верх над страстными идеями Руссо.
Глава 3
Сияние чистого разума
(Иммануил Кант)
Место: Кёнигсберг, Пруссия (современный Калининград, Российская Федерация)
Время: 1785 год
Последние два десятилетия 1700-х годов в мире были бурной эпохой. В них уместилась Великая Французская революция и последовавшее за ней падение Республики с реставрацией монархии; окончательное обретение независимости США с их первым президентом Джорджем Вашингтоном. Важным событием тех лет в Европе стало усиление влияния и мощи Пруссии, некогда бывшей лишь одной из многих небольших немецких стран. Теперь же, после серии удачных войн ее короля Фридриха II с соседями, Пруссия занимала уже около половины территории современной объединенной Германии и фактически была ее исторической предшественницей.
Первой столицей Пруссии (до всех завоеваний) был небольшой, уютный, с богатой архитектурой город Кёнигсберг, стоявший на берегу живописного залива, соединявшегося с Балтийским морем, восточнее всех других немецких земель. Несмотря на важное административное значение, этот город был провинцией, жизнь в которой текла неспешно. Позже столица Пруссии переместится в ее центр, в Берлин, после чего Кёнигсберг станет еще более тихим провинциальным местом.
В этот раз у меня не было определенной профессии. Я прибыл в Кёнигсберг утром, в осенний день, заранее, чтобы прогуляться по улочкам этого интересного города. Хотя дата моего посещения отстояла от современности всего на два с половиной столетия, в наше время город изменился до неузнаваемости. Сейчас он называется Калининград, принадлежит России и напоминает современные восточноевропейские города. Почти все его исторические здания были уничтожены в ходе Второй мировой войны, когда его старый немецкий центр был стерт с лица земли бомбами, а впоследствии его, по сути, так и не восстановили.
Кёнигсберг конца XVIII века был очень живописен, хотя кому-то его архитектура могла показаться мрачноватой. Практически все здания были построены в едином стиле: ровной кладкой массивных темно-красных кирпичей; многие дома венчали острые шпили. В центре города возвышался массивный широкий замок Кёнигсберг (ныне не существующий) с круглыми серыми башнями по бокам и узкой, высокой красной башней с часами и шпилем посередине. По соседству с замком находился впечатляющий изысканный собор, тоже из красного камня; сразу за ним располагались несколько зданий университета Кёнигсберга, одного из самых старых и уважаемых в Германии той эпохи. Уникальный колорит городу (в то время, по современным меркам, небольшому) придавали виды живописных изрезанных бухт и залива Балтийского моря на горизонте, очень свежий (хоть порывами и сильный) соленый ветер, все время дувший от моря, а также небольшая река. Перед тем как впасть в залив, она разделялась на несколько узких рукавов, протекающих по центру города, через которые горожане переходили по старинным мостам. Всего этих мостов в те времена было семь. Гениальный немецкий математик Эйлер даже доказал знаменитую теорему «о семи мостах Кёнигсберга», гласящую, что невозможно пройти по всем мостам, не пройдя хотя бы по одному из этих мостов дважды. Позже было доказано, что можно пройти по всем мостам однажды, если бы мостов оказалось не семь, а восемь.
Неизвестно, знал ли о теореме Эйлера ученый, с которым мне предстояло встретиться в этот раз. Это был человек энциклопедических знаний, но чистая математика оставалась едва ли не единственной наукой, которой он не занимался (хотя и уважал ее). Он служил заместителем ректора университета. Ему было около шестидесяти, и все годы своей жизни он провел в родном Кёнигсберге практически безвыездно. Эта его странная нелюбовь к путешествиям объяснялась, во-первых, его почти маниакальной приверженностью к неизменному распорядку дня на протяжении всей жизни (каждый день от пробуждения до отхода ко сну у него был расписан по минутам, и это расписание никогда не менялось), а также необычной способностью этого ученого «путешествовать в воображении», на основании тысяч прочитанных им книг. Его знакомые, планировавшие поездки, например, в Рим или в Венецию, бывали поражены, когда Иммануил Кант (так его звали) описывал им каждую улочку этих городов и все их достопримечательности, несмотря на то что сам никогда в них не бывал. Но, пожалуй, главной причиной домоседства профессора Канта был тот простой факт, что законы философии во всем мире – одни и те же. А эти законы интересовали его сильнее, чем что-либо еще на свете, включая путешествия.
Перед тем как прийти на лекцию профессора, я ознакомился с его биографией. Признаться, едва ли в истории человечества был другой мыслитель столь высокого масштаба с такой обычной, скромной, небогатой на события жизнью. Кант родился в семье ремесленника, интеллигентного и поначалу зажиточного, но впоследствии обнищавшего. Кант с юности был вынужден зарабатывать себе на кусок хлеба в прямом смысле слова, жил в самых скромных и стесненных условиях. При этом от природы он был человеком физически слабым, болезненным и тщедушным: родился таким маленьким, что поначалу его сочли мертвым; в детстве переболел всем, чем было можно. Когда он, уже взрослый, шел по улице, сзади его легко можно было принять за ребенка: ростом Кант был лишь чуть выше полутора метров, узенький в плечах, с тонкими руками и ногами, сутулой спиной. Разумеется, ни к какому физическому труду он не был пригоден. В академических науках после окончания университета Кант тоже поначалу звезд не хватал: его первые работы (в области физики и астрономии) были полны неточностей, а потому разгромлены рецензентами. Для чтения публичных лекций в молодости ему не хватало внешней представительности и уверенности в себе. В результате он долго, до сорока лет, не мог пробиться даже на должность штатного преподавателя, о которой мечтал, перебиваясь случайными лекциями и репетиторством.
Тем не менее главная черта личности Канта – последовательность во всем и верность себе, своим принципам – в конце концов принесла впечатляющие плоды. Канту удалось обратить на себя и свой талант внимание руководителей университета и даже высокопоставленных особ прусской элиты того времени: знакомство и общение с ним на светских приемах в Кёнигсберге производили на многих сильное, незабываемое впечатление. Постепенно, год за годом, Кант становился все более серьезным, глубоким ученым (например, его гипотеза о том, что ранняя Вселенная до появления звезд состояла из облаков раскаленного газа и пыли, правильна даже по современным понятиям); одновременно росло и его мастерство как лектора. После сорока лет Канта постепенно признали в научных кругах Пруссии и Европы, ему предоставили высокие должности в университете. Свои скромные сбережения Кант отдавал в оборот другу-банкиру, который удачно их приумножил. К шестидесяти годам до этого вечно бедный ученый впервые приобрел хороший собственный дом: небольшой, всего в несколько комнат, но зато находившийся в самом центре, на главной улице, с окнами с красивым видом на собор и университет.