Страница 9 из 24
– Я тоже могу делать что-то важное. Когда я была замужем за Роджером, я получила степень доктора философии по ботанике. – Третий муж, с которым она развелась после того, как забеременела от Оппи. – Я могла бы внести серьезный вклад в этой области.
– Ты внесешь большой вклад. Ты моя жена. Ты будешь устраивать приемы, станешь центром всего сообщества, которое мы сейчас строим.
Китти налила себе бурбона и отхлебнула.
– Роберт, ради Христа…
Вскоре просторное плато заполнилось народом. Сюда ехали тысячи людей: ученые и солдаты, доктора разных наук и обслуживающий персонал, одни в наскоро оборудованных конторах вели бухгалтерию, другие в лабораториях, оснащенных по последнему слову науки, подсчитывали щелчки счетчиков Гейгера, дети рассматривали приезд сюда как захватывающее приключение, взрослые негодовали из-за отсутствия даже минимального комфорта. По извилистым дорогам, вздымая пыль, катались джипы, пешеходы перемещались между полукруглыми ангарами из гофрированной жести и собранными в кучки кубическими постройками.
Зима с холодом и инеем закончилась, уступив место весне, рассыпавшей по степи цветы, отчего она сделалась пестрой, как пуантилистическая картина. Потом пришел май – неужели Оппи и Китти уже целый год живут здесь? – и июнь с его длинными днями и короткими ночами.
Со временем то, что поначалу воспринималось как возмутительное унижение, стало общепринятой нормой: Оппи перестал обращать внимание на то, что вся приходящая к нему почта уже вскрыта. Однако он удивился, получив письмо, обратным адресом в котором был указан тот самый дом на Шаста-роуд в Беркли, где он прожил несколько лет. Ах, вот в чем дело: письмо пришло от Мэри-Эллен, его бывшей квартирной хозяйки, обожавшей устраивать вечеринки. И благослови ее Господь за сдержанность; она написала всего несколько слов: «Дж. Т. нужно увидеться с вами». Конечно, Пир де Сильва – Оппи считал, что это имя как нельзя лучше подходит для сотрудника службы безопасности – наверняка прочитал текст перед тем, как отправить письмо по назначению, и сверил инициалы со списком всех известных знакомых Оппи. Правда, этим буквам могли соответствовать имена еще нескольких человек, но непосредственно в Беркли жила только Джин Тэтлок.
Джин, разбившая его сердце.
Джин, дважды отказавшаяся выйти за него замуж.
Джин, снившаяся ему каждую ночь, вдруг захотела увидеть его – увидеть воочию. В разгар войны, когда он заперт здесь, на краю света, среди гербовых орлов и живых ястребов, парящих в небе, когда каждый день на счету и необходимо беречь не только часы, но и минуты.
Конечно, он откажется.
Конечно, он останется на посту.
Конечно…
Она хотела увидеться с ним, еще когда он готовился к отъезду, но Китти устроила скандал, и Оппи уехал из Беркли, даже не попрощавшись с Джин.
Но он знал Джин, а она знала его. Они оба безошибочно ощущали грань между одному из них «хочется увидеть» другого или «необходимо увидеть». К тому же письмо прислала Мэри-Эллен от имени Джин – почему? Неужели Джин так подавлена, что не смогла сама написать письмо? Мэри-Эллен точно передала бы намерение Джин: Джин нужно было его увидеть. Мэри-Эллен следовало бы употребить другое слово: Джин необходимо встретиться с ним.
Конечно…
Конечно, он поедет.
Что еще ему остается?
Из соображений безопасности генерал Гровз запретил ведущим специалистам летать самолетами, а купить билет на поезд до Сан-Франциско, где жила Джин, Роберт не мог – это вызвало бы подозрения. А в находящийся поблизости Беркли? Вот это как раз удивления не вызовет; ему ничего не стоит сочинить список важных дел, ради которых нужно посетить Радиационную лабораторию. Да хотя бы посоветоваться с Эрнестом Лоуренсом.
После длительного путешествия по железной дороге из Нью-Мексико (а ведь ему ради видимости пришлось провести пару дней в кампусе) он вечером ускользнул из Леконт-холла и на трамвае, идущем через Оклендский мост, отправился в Сан-Франциско.
Джин встретила его на конечной остановке. В четверть десятого его длинные ноги бегом отмерили разделявшее их расстояние, и она оказалась в его объятиях. Они сели в ее маленький зеленый «Плимут»-купе, проехали по Эмбаркадеро и свернули на Бродвей. Оппи увидел в зеркале заднего вида, что следом за ними повернул коричневый «Форд», настолько заурядный, что мог бы сойти за платоновский идеал неприметности.
Она не задавала вопросов о том, где он сейчас живет, а он не собирался рассказывать этого по собственной инициативе. Кто-то – вероятно, Хок, а может быть, ее отец – наверняка шепнул ей о том, что его привлекли к секретному военному заданию. Она могла бы попытаться разрушить его брак, но не помешать его работе.
За семь лет их знакомства Джин не так уж сильно изменилась внешне, невзирая на то что теперь она стала практикующим детским психиатром и работала в больнице «Гора Сион». А вот Оппи коротко обстриг свою буйную шевелюру, которая не очень-то соответствовала его новой должности научного руководителя Лос-Аламоса.
В 10:00 они приехали в кафе «Сочимилко» – их любимое место, – посидели там, выпили, а потом, естественно (о других вариантах даже речи не могло идти), отправились к ней домой на Телеграф-хилл. От машины к дверям они шли под ручку, весело смеясь (благодаря выпитому). Джин уронила ключ, и Оппи галантно поднял его.
Они поднялись на верхний этаж, где находилась комната, которую снимала Джин; там помещались лишь книги, кровать и кушетка. Одежды слетели, словно сами собой. Его ладони приподняли ее тяжелые груди, длинные пальцы нащупали отвердевшие соски. Вскоре она распласталась на ложе, он навалился сверху и слился с нею.
Когда потом они вытянулись бок о бок и ее голова покоилась на его плече, она сказала с тоской в голосе:
– Иногда я ощущаю себя… словно… парализованной.
– Я знаю, – ласково ответил он, гладя ее густые волосы. Его сердце билось с перебоями, как бывало всегда, когда он знал, что должен расстаться с нею, он вспомнил стихотворение, которое она прочитала ему несколько лет назад; сочинила она его еще шестнадцатилетней, но сейчас оно неожиданно пришлось кстати.
– Я люблю тебя, – добавил он; ее щека плотнее прижалась к его плечу, и он почувствовал, что она улыбнулась своей слабой застенчивой улыбкой.
На следующий день он опоздал на свой поезд в Нью-Мексико, Джин отвезла его в аэропорт, и он купил билет на самолет – нет-нет, не прямо домой, а до Санта-Фе.
По пути в аэропорт он увидел за несколькими машинами позади тот же самый или, может быть, похожий коричневый «Форд». А-а, ладно… генерал Гровз и без того наверняка спустит с него шкуру за нарушение запрета на полеты на самолетах.
Глава 6
Видит Бог, я далеко не самый простой человек на свете, но по сравнению с Оппенгеймером я очень, очень прост.
С тех пор как Роберт провел ночь с Джин, прошло шесть недель, наполненных исступленной работой. Все, чем он занимался на Горе, было срочным, и чем усерднее он вникал в дела, тем меньше времени оставалось у него на то, чтобы мысленно возвращаться к ней, к той ночи, к жизни, которая у него могла бы быть, к его жизни, которая могла бы состояться.
И вот теперь он снова вернулся в Беркли отчасти для того, чтобы заняться вопросами безопасности, учитывая определенную расхлябанность в Радиационной лаборатории Эрнеста Лоуренса и привлекшие внимание армейской разведки неосторожные действия его бывшего аспиранта Росси Ломаница, все еще работавшего в Калифорнийском университете. Каждый атом его существа стремился снова проехать по Оклендскому мосту на запад, чтобы обнять Джин, но…