Страница 10 из 58
Книга 3. Митя.
Глава 1. Папа.
Оля помнила себя с четырех лет. Помнила папу, как он заводил ее в детский мир, в холе детского мира располагался большой бассейн с карпами. Маленькая Оленька первым делом, когда заходила в детский мир, бежала к аквариуму, сделанному в виде пруда и гладила своими ручками спинки проплывающих рыбок. Папа терпеливо ждал, а потом они заходили в отдел, и папа спрашивал: " Что ты хочешь? " Оленька показывала на самые верхние полки, под потолком, где сидели большие плюшевые медведи и нарядные куклы, и папа покупал ей без разговора то, что она хочет.
Конечно Оля помнила и как папа ударил маму по лицу на кухне и кровь брызнула на стену. Помнила, как перед Новым Годом, потому, что по середине комнаты стояла елка, папа возле елки стал нападать на маму, мама, предвидя уже последствия, наклонилась к Оленьке, что-то сказала, типа "беги", и четырехлетняя девочка уже знала, что надо делать. Она побежала к входной двери, вырвала ключ из замочной скважины, пока отец не успел забрать ключ и замкнуть квартиру, выбежала на лестничную клетку, постучала в соседнюю дверь, сказала, что папа начинает бить маму. Сосед армянин, отец своего семейства, по обыкновению сразу пошел с Олей успокаивать ее папашу.
Оля много всего помнила. Как-то днем, когда дома была только она с папой, отец пытался накормить дочь. Он сварил яйцо, яйцо получилось в смятку. Папаша старался его почистить, но оно раздавилось в его черной от работы руке, желток потек по кисти. Он протянул эту руку с растекающимся яйцом к личику Оленьки и стал тыкать ей в ротик, чтобы она вот так с руки съела это «чертово яйцо». Девочка, конечно же, совсем не хотела есть этот ужас и мотала головой со стороны в сторону. Папаша настойчивее тыкал свою черную лапу в раздавленном вместе со скорлупой яйце, перемазал девочке все личико. Оленьке было страшно и противно. Папа не стал не кричать, ни бить свою доченьку, он пошел в зал взял моток широкой серой технической резинки, привязал ее к ногам девочке и подвесил ее в зале в углу над диваном, как Буратино вниз головой. Там в потолке зачем-то был вбит крюк, возможно там раньше висела боксерская груша.
Так девочка не известно сколько висела. Она не кричала и не плакала. Оля помнит, как комната становилась сначала розовой, а потом стала приобретать красные оттенки. Это было необычно. И тут кто-то обрезал резинку о Оля свалилась на диван. Это брат пришел со школы.
Но не смотря на все эти ужасные воспоминания, Оля любила своего папу, всем сердцем тянулась к нему и считала виноватой свою мать за то, что она увезла их от отца, с ее отцовского дома, с ее настоящего дома, с замечательного южного городка, где она так любила все это вместе: море, горы, пальмы, инжир, фундук, мимозу…
Оля вспоминала хорошие моменты в жизни: какой она была там веселой и жизнерадостной, о чем свидетельствовали фотографии. Как она танцевала и пела, изображав Аллу Борисовну Пугачеву.
Мама увлекалась фотографией. У нее был очень хороший фотоаппарат «Зенит», и мама часто фотографировала Оленьку, в которой видимо тогда души все не чаяли. Оля была счастливым, всегда улыбающимся во все зубы ребенком. Несмотря на то, что папа бил маму и то, что он подвесил ее за ноги к потолку, и ее голову заливала уже кровь. Если бы не пришел брат тогда из школы, а, например, пошел бы сразу в художественную школу, Оля умерла бы от кровоизлияния в мозг. Но не смотря на все это, Оля там была счастлива, потому, что папа любил ее и баловал ее. И все тогда там всех любили. Это была полноценная семья для Оли: «папа, мама, брат и я – дружная семья!» Когда они навсегда уезжали из Лазаревской, Оля в свои шесть лет, очень боялась, что они никогда не вернутся в свой папин дом. Она боялась этого сильно, сильно! Все время думала об этом, постоянно повторяла свой адрес, чтобы не забыть его и потом, возможно самой, вернуться домой. Она писала свой адрес на "Лазаревских" фотографиях с обратной стороны, чтобы всегда была подсказка, если она с годами забудет. Девочка каким-то образом понимала, что ее увозят навсегда и ей самой придётся искать дорогу домой.
С тех пор, как ее увезла мама с Лазаревской в станицу к бабушке на ПМЖ, Оля перестала быть счастливой. Ее Счастье осталось в Лазоревской. Ей почти каждую ночь на протяжении многих лет снился один и тот же сон: как она приезжает в свой городок, то на автобусе, то на поезде и потом с вокзала идет домой по улицам, ищет свой дом, бывало во снах наводнение на улицах, но во снах она снова и снова проходила по всем этим улицам и поэтому, когда пьяный брат повез ее к отцу, когда Оле исполнилось уже 15 лет, она на каком-то промежутке дороги, когда они шли с братом с вокзала к папиному дому, сказала: "Можно я поведу нас домой? "
– Конечно, – удивленно ответил брат, принимая правила этой игры.
Оля вспомнила дорогу со снов, и они пошли. Ей было интересно правильно ли она сохранила все в своей памяти. Брат находился в полном недоумении.
– Как ты можешь это помнить?! Прошло девять лет, как тебя ребенком увезли! Тебя сюда мама втайне от меня возила?
– Никто меня никуда не возил, я проделывала этот путь каждую ночь.
Брат молча шел за младшей сестрой, ничего не понимая.
Глава 2. Деньги – мед.
С момента избиения Оли ее сутенёром прошла неделя. Все это время Ольга всматривалась в проезжавшие и подъезжающие милицейские уазики в надежде увидеть милиционера Андрея. Она искала его не для того, чтобы поругаться на него за то, что он бросил ее, Оля не держала на него зла. Она хотела видеть его как родного близкого человека, ей казалось, что они сблизились. Ольга не видела в нем трусливого мента, она ждала встречи с ним в надежде, что он ей поможет уйти от Бориса, он же ей обещал! Но его нигде не было. Оля даже стала переживать, думала разное, но решила, что он, наверное, заболел.
Шишки на голове после избиения спали, синяки под глазами рассосались и самочувствие в целом улучшилось. Оленька стояла, по обыкновению, на Невском, возле дома 146. Было еще рано, смена только началась. Стоял замечательный теплый вечер. На противоположной стороне дороги остановилась машина. Из нее со стороны пассажирского сидения вышел симпатичный молодой человек и помахал Оле рукой. Оля в свою очередь отрицательно закивала головой из стороны в сторону и рукой, круговыми движениями, показала, что ему следует развернуться и подъехать к ней.
Борис еще в самом начале учил, чтобы они не бегали через дорогу. И дело не в безопасности движения, а в "цене". «Даже если дорога абсолютно пустая и нет не одной машины на горизонте, на другую сторону дороги не переходим и не бегаем, как дешевые шалавы, какой бы богатый клиент там не был и как бы не уговаривал. Ты дорогая девочка, запомните это. И желательно, чтобы ты вела себя как леди, как княгиня, хоть ты и стоишь на улице, – учил Борис. – Мужчинам важна не только внешность. Если ты начнешь бегать к ним, как собачка, ты сразу будешь падать в цене и не в буквальном смысле, хотя и это тоже – они начнут сбивать цену, но и отношение к тебе станет хуже." Оля хорошо понимала то, чему учил ее Борис. Она была согласна с ним и его уроки впитывала как губка на всю жизнь.
Молодой человек уехал, но вскоре подъехал правильно, прямо к Оле. Это был красивый парень, примерно Олин ровесник. С большими голубыми глазами, широкой обаятельной, жизнерадостной улыбкой, с ровными жемчужными зубами. У него было правильное русское лицо и светлые густые лохматые волосы – стрижка давно отросла, но по всей видимости, так было задумано.
– Привет, – радостно поприветствовал парень Олю.
– Привет, – спокойно ответила она.
– Сколько стоит твое время?
Оле понравилось, как он поставил вопрос: не ты, не сколько стоит, подразумевая продолжение – потрахаться с тобой, а сколько стоит твое время!
– Ночь сто долларов.
– Хорошо. Поехали? – так же жизнерадостно сказал парень, протягивая сто долларов.