Страница 18 из 19
– А может, деньги? – не оставлял надежду разбогатеть на войне Череп.
– Дядь Петь, что ты всё… Гусь, что тебе Корень сказал? Прикроют нас? – спросил Вера, выставляя ствол ручного пулемёта в окно.
– Да. Корень сказал, что через десять минут они начнут артподготовку. Выходить будем так, как заходили, – уверенно ответил Гусь.
– А раньше? – встревоженно спросил Вера, наблюдая по фарам, как через лесопосадку, ломая чахлые деревца, в их сторону продирается вражеский БТР.
Пробивая насквозь дальним светом придорожные заросли шиповника, из-за поворота показалась украинская бронированная машина «Казак», летящая «на всех парах» по просёлочной дороге на помощь особо ценной снайперской группе.
– Я просил… Батарея сейчас боезапас принимает. Им по инструкции не положено одновременно… – хмуро ответил Гусь. – Немец, какого стоим? Вперёд, пацан! Как заходили, помнишь?
– Нет! – прикусив губу до крови, крикнул Немец.
– Отлично, мать вашу! Едем… Раздавят! Ноги, Немец, ноги! – бешено заорал на ухо Немцу Вера, пытаясь пристроить в окне ствол ручного пулемёта.
УАЗ-469 мощно замолотил обоими мостами, поднимая непроницаемый столб пыли разорванной покрышкой. Машина довольно легко выбралась на дорогу и, набирая скорость, устремилась вперёд. Позади, с крыши «вэсэушной» бронированной машины «Козак», полоснул трассирующими крупнокалиберный пулемёт. Броневик уже выскочил на дорогу и, пробиваясь сквозь пыльную завесу, уверенно начал догонять «уазик». «Красные пунктиры» пронеслись гораздо выше брезентовой крыши УАЗа и врезались в невысокий земляной вал перед окопами ВСУ, которые совсем недавно обрабатывали АГСы с российской стороны. «Дружественный огонь» не понравился только очухавшимся от обстрелов укропам. Традиционная несогласованность действий регулярных войск и националистических добробатов сыграла злую шутку. Слева по «Казаку» заработал ДШК добровольческого батальона «Говерла», угрожая нашпиговать отечественный украинский броневик ещё советскими боеприпасами выпуска сороковых годов прошлого столетия. «Казак» резко затормозил и начал круто забирать вправо, уходя из-под обстрела. Потом неожиданно стрельба прекратилась. Видно, паны командиры наконец связались друг с другом и настойчиво выясняли, кто из них мудак.
А «уазик» тем временем, оставляя на дороге куски правой задней покрышки, всё ближе и ближе приближался к линии обороны нациков.
– Немец, свет! Дай мне свет! – заорал вдруг Вера, прижимая приклад ручного пулемёта к плечу.
Артём нащупал тумблер и врубил сразу дальний свет вместе противотуманными фарами. Эффект был так себе, но тем не менее Вере этого хватило.
– Выезжай прямо на крышу блиндажа и сразу налево, – напрягая связки, закричал Вера, открывая огонь из окна машины по нацикам, бегущим по ходам сообщения линии обороны. – Свет не вырубай, пусть наши видят, где мы!
Вслед за Верой из своих окон начали стрелять Гусь и Череп. Где-то ближе к горизонту между двумя огромными терриконами неожиданно появились ярко-оранжевые всполохи. Через несколько секунд донеслись звуки мощной канонады. Это бригадная артиллерия «подсвечивала» своим разведчикам, как маяк усталому корвету, путь в родную гавань. Машина прыгала по земляным буграм бывшего картофельного поля, как баскетбольный мяч. УАЗ постоянно тянуло вправо, угрожая перевернуться на крышу вместе с его живыми и мёртвым пассажирами. Наконец Гусь крикнул:
– Немец, вправо и никуда не сворачивай. Держи на правый террикон! Видишь?
Артём видел. Он резко крутанул руль вправо. Вездеход, ковыряя крупным протектором покрышек сухую землю, неохотно начал поворачивать, высекая искры задним правым диском.
Казалось, взрывы произошли где-то далеко позади. Сначала слева, через секунду справа. Послышался странный звук, похожий на звук града, бьющего по оконному стеклу. Что-то зазвенело в багажнике машины. В салоне резко завоняло бензином. Череп вдруг закрутился на своём месте, заваливаясь на труп укропа, выпустил из рук автомат и зло прохрипел:
– Сука… больно как…
– На противопехотную напоролись, а потом растяжка сработала! – догадавшись, крикнул Вера. – Как ты, дядь Петь? Не сворачивай, Немец.
А Немец и не думал сворачивать. Осколком заклинило рулевую тягу, и теперь УАЗ ехал только прямо. Правда, недолго. Через двадцать метров луч оставшейся целой правой фары осветил прямо по курсу движения двух мужиков в военной форме машущих над головой какими-то тряпками. Артём нажал на педаль тормоза, но она провалилась до полика, и машина, подпрыгнув на каком-то бугре, воткнулась передним бампером в земляной вал перед окопом и замерла.
– Быстро! Быстро все из машины! Помогите Черепу, – кричал на подбежавших к УАЗу бойцов Вера. – И пассажира вытаскивайте! Немец, ты чего сидишь?
– У вас один «двухсотый», – в испуге шарахнулся от трупа, вымазавшись в крови, кто-то из молодых.
– В курсе, – зло ответил Череп, держась за окровавленную шею. – Тащите его вместе с чемоданом! Тащи, говнюк, я кому сказал!
А Немец хотел выйти, но понял, что почему-то не может пока снять левую ступню с педали сцепления. «Ногу отсидел?» – подумал Артём, ощупывая свою будто нашпигованную иголками левую конечность ниже колена. Оказалось, что осколки от гранат растяжки достали и его. Маленькие, но, сука, острые и горячие. Как потом выяснилось, все три вошли в икроножную мышцу левой ноги. Один осколок оказался сквозным, а два других засели в хорошо прокачанной икроножке Артёма и при малейшем шевелении царапали кость.
А тем временем конкретно на данный участок боевого соприкосновения двух армий надвигался «апокалипсис» местного значения. Правда, Вера с Гусем успели вытащить всё самое интересное и ценное из трофейного УАЗа. Гусь на плечах тащил «двухсотого» майора ВСУ с тяжеленным чемоданом, прикованным наручниками к левой руке. Кровь покойного холодными липкими сгустками шлёпалась за шиворот сержанта, тот ёжился, вздрагивал, но продолжал бежать по ходу сообщения, распугивая всех страшной кровавой гримасой на лице.
– На хрен… Дорогу! Все на хрен, мать вашу!!!
Вера бежал следом, тяжело дыша в спину мёртвого майора. Он тоже нагрузился по самое «не хочу». Кроме своего штатного «калаша» он волок трофейные ПКМ с ночным прицелом, новенький АК-12 и польскую снайперскую винтовку в мягком кофре. За Верой, матерясь и посылая всех на своём пути, левой рукой зажимая марлевым тампоном глубокую царапину на шее, тяжело шёл Череп. Ему тоже досталось. Свободной правой рукой он волок ранцы всех членов снайперской группы нациков. Немца с ними не было. Немца послали.
– Куда ты? Парни, перетяните ему ногу выше колена! – орал на Шиллера Гусь. – С тебя кровища, как с кабана! Лейтенант, дай моему парню сопровождающего, пусть его в санчасть отведут. И уходите быстро, сейчас начнётся, – орал сержант, бешено сверкая глазами на молодого командира взвода, на чьём участке они прорывались «домой».
А через три минуты действительно началось… «Обнаглев», на прямую наводку выполз Т-80 укропов и с первого выстрела размолотил угнанный УАЗ. Фрагменты машины подбросило метра на три в воздух. Вдобавок сдетонировал почти полный бензобак и канистры с бензином в багажнике. Иллюминация была как на день города в Мытищах. Тут же огрызнулась артиллерия бригады, пытаясь достать рванувший в укрытие украинский танчик. Ночная артперестрелка продолжалась практически до самого утра. Только на участках, за которые отвечали сводный кубанский отряд и части группы «Вагнер» было относительно спокойно. Мудрые казаки и «вагнера» берегли нервы и боезапас.
В расположение санитарной роты Немец пришёл своим ходом, прихрамывая и чавкая кровью в левом берце. В санчасти пожилой дядька с красным носом и тремя звёздами в ряд на погонах снял с левой ноги Артёма ботинок и с хитринкой в голосе спросил:
– Ноги перед ранением мыл?
– Нет. А что? – не понял вопроса Шиллер.
– Жаль, – сокрушённо вздохнул военфельдшер, вытряхивая из пыльного берца сгустки молодой горячей кровушки, – столько колбаски можно было бы сделать. Классная закусь…