На двух ногах

То сжимаясь, то растягиваясь в процессе полёта,

Это не самолёт, это

Другое что-то.

Вот оно промелькнуло над городом и над домом,

Наливаясь багровым, точно в сумерках сигарета,

Середина лета смотрится на Садовой

В зеркало света.

Пропадает в облаке. Отдалённый гул достигает слуха,

И, безучастна к полёту небесной пули,

В тёплом халате у подъезда дремлет старуха

На венском стуле.

Ветер пытается сдвинуть с небесного склона

Облачную громаду.

День не кончается. Вьётся в тени балкона

Тень винограда.

Вот оно движется в облачном коридоре,

Недостижимое для радара,

Поворачивает на девяносто градусов, летит над морем,

Очевидно, к Босфору.

Рулевой на крейсере задирает голову в небо,

Смотрит, говорит непечатное слово,

Неподалёку рыбаки выбирают невод.

Шевелится в кошёлке серебряный шар улова,

Это рыболовецкий колхоз "Красные зори".

Он выполняет план по лову кефали.

День не кончается. Кто там пишет над морем

Алым на алом?

Ностальгия  

 От Китайской стены до Золотых ворот

золотистый плод, солнечный оборот,

и когда, прищурившись, смотришь на облака

или чуть повыше, можно увидеть, как

золотой Гагарин махнул крылом и исчез

в голубой глазури потрескавшихся небес.

Там кубышками хлопка по склонам ползут стада,

даже днём не гаснет рубиновая звезда

и, сухой улыбкой замкнув золотой оскал,

фотокору степенно позирует аксакал,

покуда в кольцо замыкают его аул

верблюжья колючка, праведник саксаул.

Бирюза Самарканда, бешеная Хива,

малярия её, халва её, пахлава.

На трибуне стоящий, подливает себе воды

пожилой звероящер, призывая крепить ряды.

Белый налив, красный диплом,

пионерский металлолом...

Дыня в два обхвата, мангал, тандыр,

чай зелёный хорош в жару,

транспарант с надписью "Миру – мир!"

хлопает на ветру.

Или вот: приполярный свет, зелёный лёд,

на китобазу опускается вертолёт,

и, стерев ладонью изморозь над губой,

фотокору, гордясь собой, позирует китобой,

и не слышит, как в водной толще печальный кит

"отпусти народ мой" впотьмах ему говорит,

в ледяной шуге, ворочая в горле ком,

указуя ввысь окровавленным плавником.

Или вот: молодой инженер в секретном КБ,

он ни грамма сегодня не пил, но слегка не в себе,

потому что мимо проходит на каблучках

практикантка Нина в круглых смешных очках.

А она, улыбаясь, рисует свои чертежи,

карандаш "кохинор" в детских пальцах её не дрожит,

а он смотрит ей в спину, на нежный затылок её,

целый хор эндорфинов в его кровотоке поёт.

Ах, любовь на работе, на кончике карандаша

до ошибки в расчёте графитовый стержень кроша,

нет на них фотокора, поскольку секретно КБ,

за бетонным забором предоставим их общей судьбе,

молодёжная проза, точнее сказать, палимпсест,

почтальонша с мороза заходит в тёплый подъезд.

Репродуктор мычит на стене, а в закатном окне

то ль звезда в огне, то ли всадник на белом коне.

Красная Шапочка  

 Кто это едет в троллейбусе в красной кепке?

У неё в кармане билет за четыре копейки,

У неё над не оформившимися бугорками

Пионерский галстук с рваными уголками.

Это Красная Шапочка едет в фартучке белом,

У неё рукава перепачканы школьным мелом,

У неё на щеке пятно от пастовой ручки,

На окраине бабушка ждёт не дождётся внучку.

За окном троллейбуса темень, и воздух тяжек,

Страшно ехать лесом дремучих пятиэтажек,

А в салоне уже битком, и какой-то дядя

Привалился к ней бедром, на неё не глядя.

Отвали, урод, она не такая дура,

У неё в портфеле Родная Литература,

У неё на шее болтается ключ от дома,

И она не станет разговаривать с незнакомым.

Но ей сходить на остановке у бакалеи,

И следом он проталкивается за нею,

Где вы, воины света, дровосеки в красных повязках,