Силы Парижа

Все эти примитивные формы разнятся друг от друга. Существует естественная иерархия групп. Улицы не имеют неподвижного центра, лишены настоящих границ; они довольствуются долготою, шаткой жизнью, которую ночь низводит почти до уровня небытия. Площади и скверы принимают уже очертания, наперед затягивают узел ритмов. Другие группы имеют оформленное тело. Они длятся недолго, но они почти умеют умирать; некоторые даже периодически воскресают; вырабатывается привычка существовать; они исступленно ухватываются за жизнь; это надрывает их силы.

Мне еще не приходилось наблюдать совершенных групп. Ми одна из них не обладает сознанием реального существа; ни одна не сказала: "Я есмь!" День, когда первая группа возьмет свою душу на собственные руки, как ребенка, которого приподымают, чтобы посмотреть ему в лицо, будет днем рождения нового божества на земле. Я жду это божество и работаю над возвещением его миру.

Мы, жалкие люди, мы научим группы стать божествами, сообщая им о той частице их сознания, которая проходит через нас.

Нужно расчистить место в нашей душе, чтобы дать возможность их душе войти в нас. Мы достигнем этого усилиями самоотречения. Этот экстаз возносит так высоко, что перестаешь тогда быть человеком. Самая древняя и самая существенная часть нашего естества, сама материя нашего духа остается где-то далеко внизу, под облаками. В нашем мозгу нет больше ни синевы, ни желтизны, ни шума, ни гула; мы перестаем видеть, перестаем слышать; токи вселенной не обращаются больше ни в звук, ни в свет. Человек, достигший этого состояния, вырвал свои глаза и свои уши; но он схватывает то ни с чем не сравнимое трепетание, из которого складывается образ мира в группе. Сквер, пароходик на Сене обмениваются иногда таким образом своими мечтами о реальном.

Мы не в силах сделать такое восхождение своим каждодневным занятием. Обыкновенно мы останавливаемся на половине пути. Душа групп ищет выражения; но чтобы ей легче удалось это, мы наделяем ее человеческими ощущениями и человеческими мыслями. Мы говорим, что она слышит, видит, размышляет. Эта промежуточная форма обнаружения души групп является, может быть, лишь плохим способом представить непознаваемое. Она должна соответствовать зоне реальности. Не обладает ли группа кроме индивидуальных сознаний и сознания подлинно единого, еще неким промежуточным множественным сознанием, которое означает скорее совокупность, а не высшее единство, и является первой попыткой синтеза, еще полным водяных капелек туманом, поднимающимся от реки к небу?

Какое мнение составят индивидуумы об этой книге? Я не льщу себя надеждою, что она взволнует их, и что они найдут в ней свою религию. Но эта книга не для них. Я обращаюсь к группам – к группам, телом которых я являюсь. Я говорю к ним через головы людей. Я обращаюсь к улицам, к скверам, к площадям, к толпам, которые кружатся на каруселях. Я обращаюсь к лесу, минуя деревья. Душа его в заключение поймет то, что я сказал о ней. Пусть группы обладают лишь смутным сознанием и воспринимают мир лишь через дрожащий студень, – все же они, может быть, почуют знак, который я им делаю, и среди них найдется, может быть, одна, которая, познавши себя, сумеет сделаться божеством.