Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 53 из 90

Человек, с точки зрения У. Джемса, обладает удивительной живучестью. В этом свойстве он намного превосходит животных, поскольку обладает, в отличие от них, развитым сознанием. Всё дело лишь в том, чтобы умело пользоваться этим преимуществом. Он должен научить себя относиться к окружающему миру исключительно с прагматической точки зрения, чтобы чувствовать себя во вселенной как дома. Как же это сделать?

В том потоке сознания, который проходит через наши головы, необходимо оставлять только те идеи, из которых мы можем извлечь практическую пользу для своей личной жизни.

В практической выгоде той или иной идеи он и видел её истинность. Что же касается прочих идей, то они должны быть безжалостно отброшены в сторону, поскольку они лишь отвлекают нас от борьбы за существование. Среди идей, приносящих выгоду, он, между прочим, называл идею бога. Дело не в том, существует бог или не существует, а в том, что вера в него помогает человеку преодолевать жизненные препятствия.

Джона Дьюи (1859–1952) считают систематизатором прагматических идей Ч. Пирса и У. Джемса. Он делал это в своих статьях и книгах, а также в лекциях, которые читал в Мичиганском, Чикагском и Колумбийском университетах. Своих предшественников он превозносил до небес, поскольку они, в отличие от других философов, не летали в заоблачных высях чистой мысли, а стремились дать людям практическую философию – философию, заключающуюся в том, чтобы достигнуть в своей жизни действительного успеха. Вот почему появление прагматизма он уподоблял коперниковской революции в области практической философии.

Вслед за У. Джемсом Д. Дьюи видел свою миссию в том, чтобы учить людей, как в безграничном потоке представлений, составляющих наш обыденный опыт, отбирать лишь те, из которых мы можем извлечь личную выгоду. Новый аспект в практической философии Д. Дьюи – планирование счастливого будущего и поиск средств для его осуществления.

Но какие препятствия могут повредить человеку достичь процветания в жизни? Главное препятствие – страх перед враждебным ему миром. Он писал: «Человек боится потому, что он существует в страшном, ужасном мире. Мир полон риска и опасен» (там же).

А разве легче нашим животным собратьям? Борьба за существование и не может быть лёгкой. В этой борьбе выживает и достигает успеха лишь сильнейший. Вот так незаметно Д. Дьюи подвёл нас к прагматической нравственности. Её суть понятна каждому смертному: чтобы достичь успеха в этом страшном мире, нужно стать сильнейшим, ибо только сильнейший, только наиболее приспосабливающийся к окружающей среде, наиболее активный и предприимчивый человек может стать богатым.

Незаметно для себя, мы перешли к описанию той группы людей, которые чуть ли не в одночасье, растолкав своих менее проворных собратьев по бизнесу, вознеслась в полуразрушенной России на вершину личного процветания. Знать, хорошо они усвоили основы прагматической этики! Её приверженцы строят свои отношения с другими людьми на основе исключительно взаимовыгодных отношений.

Более того, сквозь прагматическую призму они стремятся смотреть на весь мир. Всё, что выходит за пределы их эгоистической выгоды, безжалостно ими отметается – включая науку, искусство, нравственность и прочее. Они живут делом и поэтому им не до сантиментов! Весь мир для них есть не что иное, как материал, на котором они делают деньги.

В некоторых отношениях Д. Дьюи ушёл дальше своих предшественников. Так, в отличие от У. Джемса, который говорил лишь о полезности идеи вообще, Д. Дьюи уточнял: следует говорить о полезности той или иной идеи применительно к конкретной ситуации, ибо, как говорил Г. Гегель, истина всегда конкретна. Если У. Джемс уподоблял истину кредитной карточке, которую можно обменять на другую кредитную карточку-истину, то Д. Дьюи его поправил: надо учитывать конкретную ситуацию. Надо найти такую ситуацию, где одну и ту же «истину» можно продать подороже, чем это можно сделать в другой.

Только слепой не увидит рациональное зерно в прагматизме, поскольку он учит человека активному, предприимчивому отношению к жизни, но надо ослепнуть, оглохнуть и обезуметь, чтобы не распознать его волчью сущность, которую он заимствовал из социал-дарвинизма. За внешне благопристойными рассуждениями его основателей скрывается не что иное, как закон джунглей, возвращающий нас в царство животных, в царство хищников. Кто такой хищник? Тот, кто в любой момент пытается вырвать из своей жертвы лакомый кусок. Но именно этому и учит в конечном счёте прагматизм.

Вдумаемся в основополагающий постулат прагматизма, состоящий в сведении истины к выгоде (как сказал бы Д. Дьюи, «к установлению выгодных отношений с объектами»). Выгодно мне верить, что Иисус воскресил мёртвого Лазаря, я верую; выгодно мне считать квазихронологию А. Т. Фоменко за великое открытие ХХ века, я считаю; выгодно мне признать в «Чёрном квадрате» К. Малевича гениальное художественное полотно, я признаю.





Да что там К. Малевич! Выгодно продажному адвокату выставить за ангела отъявленного преступника (вора, насильника, убийцу и т. д.), он приделает ему крылышки. Выгодно беспринципному менеджеру организовать авангардистскую выставку, где в качестве художественного произведения преподносится композиция из дохлых крыс, он её организовывает. Истина там, где платят! Вот вам и «установление выгодных отношений с объектами»! Вот вам и прагматизм! Его идеальное воплощение – деятельность беспринципного торговца и продажного адвоката.

Впрочем, на их место можно поставить любого, кто в любой ситуации стремится «установить выгодные отношения с объектами». В качестве этих объектов для прагматика выступает в идеале весь мир. Но особенно лакомый кусок американский прагматик видит сейчас в нашей стране – в России. Его орлиный взор с вожделением охватывает её просторы, всё ещё богатые природными ресурсами.

2. 3. 5. 3. Неолиберализм (А. П. Никонов)

Во всех наших поступках нами до сих пор руководит обезьяна, которая сидит внутри нас.

К разграничению добра и зла друг от друга следует подходить с эволюционной точки зрения: всё, что с п особствует нашему очеловечению, есть добро; всё, что этому препятствует, есть зло.

Способствует ли нашему очеловечению стремление к истине, прекрасному, любви, справедливости и тому подобным добродетелям? Вопрос риторический. В своей совокупности подобные добродетели и составляют нравственность. Безнравственность же, напротив, наполнена их противоположностями – ложью, безобразным, ненавистью, несправедливостью и прочими пороками.

Между нравственным началом и безнравственным в каждом из нас идёт борьба. Победа первого над вторым приближает нас к главному нравственному идеалу – Человеку. Победа же безнравственности над нравственностью, напротив, возвращает нас к нашим эволюционным предкам – животным. Если в первом случае мы имеем дело с очеловечением (гоминизацией), то во втором – с озверением (анимализацией).

Основателем анималистской псевдоэтики в Европе стал Маркиз де Сад (1740–1814). Устами своих героев из «Жюстины» и «Жульетты» он призывает своих читателей жить по законам природы. Но что он понимал под природой? Только ту её часть, которая составляет царство животных. Следовательно, жить по законам природы в устах их создателя означает не что иное, как озверение. Это озверение он и демонстрирует в своих книгах.

Главный и единственный принцип, на котором держится анималистская псевдоэтика Маркиза де Сада, есть принцип релятивизма, с помощью которого он без всяких угрызений совести стирает границы между добром и злом, исходя из разных представлений о них у разных народов и сводя эти представления к животным истокам. Поскольку эти представления могут у разных народов не совпадать, в его книгах делается неизменный вывод о том, что любая традиционная добродетель – выдумка, суеверие.

Вот что, например, мы можем прочитать у Маркиза де Сада о любви: «Любовь – не что иное, как национальное суеверие… Три четверти народов мира, которые обычно содержат своих самок взаперти, никогда не были жертвами этого безумия» (Маркиз де Сад. Жульетта. Т. 1. М.: НИК, 1992. С. 354).