Страница 11 из 13
И однажды утром, когда он собирался съездить в Париж из своего ашрама в Фонтенбло, кто-то спросил: «Когда вы вернетесь?»
А он сказал: «Если все будет так, как я рассчитываю, то к вечеру. Но точно сказать не могу».
И вечером, когда он возвращался, произошел тот несчастный случай. Авария была страшной, и врачи уверяли, что в таком столкновении выжить невозможно. Человек просто не мог выжить: машина разбилась в лепешку. Но Гурджиев выжил. У него обнаружили шестьдесят переломов по всему телу. Он практически разлетелся на куски. Но, когда его нашли, он был в полном сознании. Гурджиев лежал под деревом очень далеко от места аварии. Он сумел отойти в тень и лежал под деревом в полном сознании. Не в беспамятстве! И в больнице он оставался в сознании. Он даже сказал, чтобы ему не давали обезболивающего, – ему хотелось все сознавать.
Это был величайший прием создания трения в теле. Тело Гурджиева оказалось на грани смерти. Он сам подстроил эту аварию и потому хотел оставаться в сознании. Он ничего не пропустил и добился в тот миг самого грандиозного равновесия, какое только доступно человеку. Он настолько укрепил сознание, что земное полностью отделилось от духовного. Тело стало просто носителем; Гурджиев по-прежнему мог управлять им, но уже не имел с ним ничего общего.
Вот что имеет в виду Иисус, когда говорит:
Я принес огонь, меч, войну —
Хотя, может быть, люди думают,
что я пришел бросить мир в мир…
Ибо пятеро будут в доме:
трое будут против двоих
и двое против троих.
Отец против сына и сын против отца;
и они будут стоять как единственные.
…Ибо пятеро будут в доме… Это притча: в нашем теле есть «пятеро в доме» – пять органов чувств, пять индрий. Где-то внутри есть пять тел, ведь у каждого органа чувств есть свой центр, и каждое из них тянет нас в свою сторону. Глаза говорят: «Посмотри, как красиво», а руки твердят: «Дотронься, это так приятно». Глазам не интересно щупать, рукам не интересно глядеть на красивое тело или стройное дерево.
Органы чувств живут своей, независимой жизнью, а разум просто координирует их работу. Он просто согласует одно с другим. Вы видите меня и слышите. Вы слышите ушами, а видите глазами. Но глаза не умеют слушать, а уши ничего не видят, так откуда вы знаете, что слышите того же человека, которого видите? Почему вы в этом уверены? Потому что разум согласует одно с другим. Это компьютер: он получает сигналы от глаз и ушей, совмещает их и приходит к выводу, что они согласованны.
Приемы создания трения, которыми пользовался Гурджиев и Иисус… А те, кому известна сокровеннейшая тайна жизни Иисуса, знают, что не его распяли, – он сам, как и Гурджиев, подстроил свою казнь. Это была трагедия, которую придумал сам Иисус.
Распинавшие его считали, что все в их власти, но такого человека, как Иисус, не заставишь умереть. Он без труда скрылся бы от врагов. Всем было прекрасно известно, что его собираются поймать. Он без труда ушел бы из города, он успел бы даже страну покинуть, это было не трудно – но пришел в столицу по своей воле. Говорят, он сам все подстроил, а Иуда был не предателем, а верным помощником, который помог Иисусу осуществить этот план. Все происходило по замыслу самого Иисуса.
Что же случилось на кресте? Последняя внутренняя война, величайшее трение. Он умирал, но не терял веры в Божественное; земное возвращалось к земному, разделенность стала полной, совершенной – Иисус совсем не отождествлял себя с телом. И он сам все это подстроил.
Гурджиев говорил, что распятие Иисуса было драмой, но автором этого спектакля был не Понтий Пилат, не иудейский первосвященник, а сам Иисус. Он это подстроил, и замыслил все так тонко, что и поныне никто не понял – во всяком случае, в точности, – что и как тогда случилось.
Трудно вообразить, что человек может уготовить казнь самому себе, но это и есть религиозность: ты сам руководишь своим распятием. Пойти на крест – это вершина трения, потому что там ждет смерть.
Иисус сказал:
Ибо пятеро будут в доме:
трое будут против двоих
и двое против троих.
Нужно вызывать трение. Органы чувств должны вступить в битву, и борьба эта должна быть осознанной. Они и так все время сражаются, просто вы не замечаете: вы крепко спите, а бой идет. Глаза постоянно спорят с ушами, а слух – со зрением; они соперничают.
Замечали, что у слепых слух намного тоньше, чем у зрячих? Именно поэтому слепые нередко бывают чудесными музыкантами и певцами. Почему? Они лучше чувствуют звук, ритм, их слух куда тоньше обычного. Почему? Потому, что у слуха больше нет соперника. У слепых уши пользуются той энергией, которая обычно уходит на зрение; у зрячих глаза и уши соперничают.
На зрение уходит около восьмидесяти процентов энергии тела, а остальным четырем органам чувств остается всего пятая часть общей энергии. Они голодают, они постоянно сражаются. Глаза стали главной, господствующей силой. Вы живете глазами, при этом некоторые органы чувств у вас почти мертвы. Многие вообще не чувствуют запахов, обоняние у них давно погибло, но никто и не беспокоится, никто даже не замечает, что давно не чувствует запахов. Глаза полностью подавили нос, потому что он совсем рядом и его легко подавить. В детстве ощущаешь запахи четко, но со временем обоняние притупляется: все больше энергии уходит на зрение. Глаза стали вашим центром, а это не так уж и хорошо.
Многие приемы позволяют создать трение, сталкивая друг с другом органы чувств. Можно, например, несколько месяцев не открывать глаза. Энергия начинает перемещаться, это чувствуется. Если месяца три не раскрывать глаз, то почувствуешь, как энергия перетекает к ушам и носу. Вернется обоняние, мир снова наполнится запахами. В некоторых школах есть приемы, позволяющие целиком отделить одни чувства от других, – так возникает трение. Если на три месяца запечатать уши и только смотреть, ничего не слыша, то со временем увидишь постоянное перемещение энергии.
И, когда замечаешь, как сражаются твои органы чувств, ты отделяешься от них, становишься посторонним наблюдателем. Ты – уже не твои глаза, уши, руки или тело. Ты – просто наблюдатель. Борьба протекает в теле, а ты следишь за ней со стороны. Вот в чем глубинный смысл этой притчи, хотя у нее есть и другое, более явное значение.
Ибо пятеро будут в доме:
трое будут против двоих
и двое против троих.
Отец против сына и сын против отца;
и они будут стоять как единственные.
Это правда и в буквальном смысле: в семье из пяти человек трое будут против двоих и двое против троих. Если в семье появляется вдруг человек религиозный, возникает трение, потому что религия – заклятый враг семьи. Родные стерпят все, кроме религиозности, ибо, став религиозным, ты больше не считаешь себя своим телом.
Семья неразрывно связана с телом. Отец – он потому твой отец, что благодаря ему появилось на свет твое тело. И ты неразрывно связан с отцом, пока считаешь себя телом. Но что происходит, когда понимаешь, что ты – не тело? Кто тогда отец? Что связывает тебя с ним? Мать родила твое тело, но не тебя самого. Просто ты считал себя телом и потому думал, будто мать родила именно тебя.
Но когда ты уже так не считаешь, когда тело становится чем-то посторонним – кто тогда мать? Она родила не тебя, а только твое тело, которое рано или поздно погибнет. Мать вовсе не подарила тебе жизнь – скорее, она подарила тебе еще одну возможность умереть. И когда ты прекращаешь считать себя телом, родственные узы рвутся, ты лишаешься семьи.
Семья готова стерпеть все, даже если дочь станет шлюхой. Ничего, обойдется как-нибудь… Может быть, это к лучшему, ведь так дочь лишний раз убеждается, будто она – это ее тело. Пусть ты стал пьяницей – ничего страшного, ведь ты по-прежнему считаешь себя своим телом. Это пустяки, это можно стерпеть. Но если ты начал медитировать, если стал санньясином – вот это настоящая беда. Дела плохи, ведь ты становишься свободным. Родня уже не властна над тобой, ты уже не член семьи – ты вообще не от мира сего.