Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 53 из 58

Конечно, её мамаша, которая сама хотела заполучить Дэвида в постель, не упустит такую новость. Она никогда не звонила Джин. Они не люди её круга, и ей было все равно на то, что их дочери дружат. Но теперь позвонила, считая своим долгом, да или просто из-за привычки совать нос не в свои дела, предупредить Джин о связи ее дочери с учителем.

При виде потрясенной матери, всей покрывшейся красными пятнами, Киру бросает в дрожь.

— Мама Кортни сказала, что ты состоишь в связи с мистером Коулманом. — Она протягивает смартфон, показывая знаменитый скриншот. — Скажи мне, это правда?

Только этого не хватало. Кира чувствует, как от напряжения растекается адреналин в её жилах. Можно ли избежать скандала? Но почему-то ей не хочется больше бежать от правды, раз уж она раскрылась. Скажи она сейчас ложь, мать все равно выяснит правду рано или поздно, и будет только хуже.

— Да, мы встречались, — отвечает она, стараясь сохранить твердость в голосе. — Мы расстались. Ничего нет.

— Он заставил тебя? — в ужасе спрашивает мать, хватая её за руки.

— Что? Нет!

— Нет, — потрясенно повторяет женщина, — нет.

Она делает шаг назад все еще глядя на Киру шокированным взглядом, пока тот не становится злым.

— Дрянь! — верещит Джин так, что у Киры на миг закладывает уши. — Малолетняя шлюха!

Кира в ужасе съеживается, глядя, как разъяренная мать сметает все, что лежит у неё на письменном столе.

— В кого ты такая уродилась! — продолжает та орать. — Я горбачусь тут, ради твоего будущего, чтобы из тебя хоть что-то вышло, а ты! Трахаешься со взрослыми мужиками! С учителем! Так ты оценки зарабатывала?!

Все фигурки Fanko Pop летят на пол, и Джин начинает безжалостно их давить.

— Нет! — кричит Кира кидаясь к фигурке Харли Квин.

— Посмотри на меня! Что? Что я тебе такого сделала? — У матери явная истерика. По щекам водопадом стекают слезы, но её лицо жестоко, не искажено гримасой плача и боли. — Что я сделала не так, — продолжает та, — что ты так меня позоришь?! Я ведь все для тебя делала! Работала на двух работах, чтобы ты пошла в колледж, покупала тебе твое шмотье. — Она больно хватает Киру за предплечье, оттягивая кофту. — А ты чем мне отплатила? Трахаешься направо и налево! Могла бы хоть в тайне сохранить! А теперь какой стыд!

— Мне нечего стыдиться, — огрызается красная как лобстер Кира. — Это свободная страна, и я могу встречаться с кем хочу!





Ее щека загорелась прежде, чем Кира услышала звон пощечины. Она пропускает еще один удар из-за дезориентации. Глаза девушки застилает пелена слез, но она успевает перехватить руку матери, которая, кажется, вошла во вкус. Собрав все силы в кулак, она отталкивает её и бежит вон из этого дома, пропуская мимо ушей летящие в спину оскорбления и проклятья.

***

Видимо, он как-то прогневал Бога, раз с ним такое происходит. Хотя нет, он сам виноват, не нужно было поддаваться на провокацию малолетки, а обратиться за помощью или к Грин. Они все-таки живут в современном обществе; не только женщины подвергаются домогательствам, мужчины тоже. Не только ученики и учителя. А теперь что? Теперь ему расхлебывать всё это. Дэвид стоял в очереди в супермаркете с покупками, невольно прокручивая в голове события последнего года, анализируя их. Что ж. Он заслужил. Сполна. Эта расплата за его тупость.

Господи, какой же он идиот! После того видео ему пришло сообщение: «Прислать, что было дальше?» Дэвид сразу понял, что сообщения от Вашингтона. Больше не от кого. Но нет, он и так понял, что будет дальше. Ответив короткое «нет», он завел мотор и тут же поехал в школу, звоня Грин, которая всегда оставалась на работе дольше всех. Он сказал, что увольняется. Он просто больше не сможет видеть её. Не после того, как она окончательно разбила его сердце. Разорвала на куски. Нет. Это выше его сил. Причиной резкого ухода он назвал ухудшающееся состояние матери. В этот момент он чувствовал себя последним подонком. Но только так Грин бы отпустила его без лишних вопросов. Он подписал заявление об уходе и в тот же день забрал вещи и, приехав домой стал искать утешение в бутылке в мастерской отца. Он пил три дня, катаясь на карусели самобичевания. И пил бы больше, если бы не мать, что нашла его в мастерской. Это был её «хороший» день, или вид несчастного сына так подействовал на неё. Но увидев ясные и тревожные глаза матери, Дейв разрыдался, чувствуя себя никчемным сыном. Он нужен ей. Деньги кончаются, а он еще и уволился. Он взял себя в руки и с начала этой недели стал посылать своё резюме в другие учебные заведения среднего звена. Хватит с него старшей школы.

Каким же он был дураком, подумав, что всё закончилось. С самого утра Дня Смеха у него было скверное настроение и нехорошее предчувствие. Оно подтвердилось во второй половине дня, когда его буквально закидали сообщениями, от откровенных матов до фоток стояков и сисек. А под вечер объявилась Грин. От неприятного воспоминания у него скрипнули зубы. Как та стыдила его, взрослого мужика в собственном доме.

— Как ты мог, Дэвид? Она ведь еще ребенок!

Он еле сдержался, чтобы не рассмеяться ей в лицо. Хах. Ребенок. Такой ребенок, что страшно. Этот ребенок жрал его сердце, затем выплевывал, а затем снова жрал. Это он тут жертва, а не Кира Джонсон. Конечно же, Грин сообщила ему, что ему не стоит и ждать хороших рекомендаций от неё, даже наоборот. Сказала, что постарается замять дело, если будут последствия, наврав, что переписка была после его увольнения. Хоть на том спасибо. Весь сегодняшний день около его дома шатались подростки, его бывшие ученики, тыкая пальцами. Кто-то даже бумагу кидал, кто-то даже собачье дерьмо подложил. После обеда стали подтягиваться другие. Взрослые. Видимо, их родители, стоя за оградой и выкрикивая оскорбления. Одного звонка в полицию хватило, чтобы их разогнать, но пришли еще или те же, группами. Некоторые даже звонили в дверь. Дэвид забаррикадировался дома и вот вышел только вот в десять вечера, когда все исчезли. Вернулись к своим житейским делам. Он взял пакеты с продуктами и двинулся в сторону выхода. На парковке было несколько одиноких машин, включая его. Он не заметил, откуда и как появились трое, пока он складывал покупки в багажник. Дэвид сразу узнал отца Киры: от того разило алкоголем, видимо, сорвался. С ним были еще два маргинала.

— Ты, грязный ублюдок, трахал мою дочь?!

— Мистер. — Дэвид чуть поднял руку, краем глаза отслеживая движения тех двоих. — Эт…

Но он не успел договорить, так как глава семейства Джонсон врезал ему в челюсть. Дейв впечатался в свою машину, уворачиваясь от следующего удара. Он не собирался драться. Он был выше ростом их всех, но их было больше, так что парочку ударов он все же пропустил. В какой-то момент, защищаясь, он ударил одного в солнечное сплетение, но получил от другого в живот. Мужчина согнулся пополам, а перед лицом просвистело что-то блестящее. Улетевшие в сторону очки и обжигающая боль подсказали, что это было.

— Ты придурок! — крикнул отец Киры. — Совсем башкой двинулся?

В миг все трое разбежались врассыпную.

Пришедшую на следующее утро, когда его уже выписывали, мать Киры, он встретил ледяным равнодушием, когда внутри всё буквально горело от негодования. Она тоже пришла выяснять с ним отношения? Пусть лучше займется воспитанием своей дочери.

У женщины был затравленный вид; её глаза излучали физически ощутимую злость. Мужчина приготовился к новой мерзкой ситуации. Сам он был на грани; правая половина лица болела, он не спал всю ночь, думая, как он докатился до такой жизни и не сделал ли он ошибку, что не назвал полиции личность одного из нападавших — отца Киры Джонсон. Девушки, разорвавшей его сердце, уничтожившей его репутацию и втоптавшей его доброе имя в грязь. Ненависть, что он испытывал к этой девчонке, была настолько глубокой, что в ней можно было бы потопить авианосец. Самое паршивое, что он сам позволил ей сделать это с собой. Сам продолжил эту ядовитую связь. Дэвид горько улыбнулся своим воспоминаниям о том, как он утешал её, когда она сбежала из дома. Как ему было больно от одного её несчастного вида. Все это было ложью, хорошей актёрской игрой, созданной, чтобы втереться в доверие. А как он унижался при ней, сам ведь плакал у неё на коленях и вымаливал прощение. О, какой позор.