Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 104 из 144

Глава 69

Таисия

— Ну-ну, детка, — шепчет нежный мамин голос. Она сидит возле меня, заботливо поглаживая по волосам.

— Б-больно так, — шмыгаю носом, рассматривая ранку на коленке. А там уже давно даже кровь не хлыщет, да и зеленка вокруг наложена. Но успокоиться до сих пор не могу.

— Поболит и пройдет, милая, — успокаивает она меня, продолжая заботливо гладить рыжие пряди.

— Когда пройдет? — Надуваю детские розовые губки, продолжая заливаться слезами. Отчего-то не могу успокоиться. Вроде простая царапина, а жжет так, словно там рана в двадцать сантиметров.

— Скоро, — лучезарную улыбку на мамином лице освещает теплое солнце. И мне вдруг кажется, что она неземная, что словно сам Ангел спустился с небес и подставляет свою грудь, для моих слез.

— Когда скоро? Так больно, мам…

— Детка, — теплые худенькие ручки приобнимают за плечи, и меня окончательно прорывает. Внутри все разрывается, разлетается тысячами капель, прошибая каждый орган. Не понимаю, почему же так плохо.

— Мам…

— Боль всегда проходит. Нужно всего лишь подождать немного, время лечит, милая.

— Мам…

Открываю глаза медленно, с неохотой и яркий свет тут же начинает отдавать режущей болью. Морщусь, не сразу понимаю, где я, и что происходит. Изображения плывут, а в висках пульсирует сильно. Делаю глубокий вдох и теперь уже отчетливо ощущаю как тело ломит. Кажется, будто по мне проехал асфальтоукладчик. Провожу языком по сухим губам, сглатываю горькую слюну, и пытаюсь приподняться. Вокруг слишком светло, а еще витают странные запахи: то ли антисептиком пахнет, то ли фенолом* (карболовая кислота). Стены светло-зеленые, а возле окна цветы, много цветов. Все они в больших горшках, с пышными толстыми листьями.

Спустя пару минут входная дверь открывается и на пороге появляется незнакомый мужчина в белом халате. Он уверенно ступает вглубь комнаты, берет стул и усаживается возле моей кровати.

— Проснулись? — Спрашивает незнакомец, закидывая ногу на ногу.

— Где я? — Голос звучит хрипло, аж сама пугаюсь. Начинаю приподниматься, но боль тут же отдает по телу.

— А вот это делать пока не надо, — строго звучит речь человека в белом. — Вы пока еще не оправились.

— Где я? — Снова вопрошаю, потому что чувствую, как внутри нарастает паника.

— В больнице, где ж еще, — спокойно сообщает, как теперь уже понимаю, врач. Он берет с полки возле моей кровати планшет, куда прикреплены листки с бумагой.

— Что? В смысле, как… — хочу спросить, но обрываю себя. События вчерашнего вечера резко всплывают в памяти, заставляя все мышцы сжаться. Вот я жду Анонима, вот получаю чем-то тяжелым по голове, и голос Дани. Моего Дани. Хотя нет, не моего. Совсем не моего. Закрываю глаза, но не могу почему-то сдержаться. Слезы маленькими градинками начинают скатываться по лицу, и я чувствую боль, дикую, всепожирающею боль. Она разрывает все внутренности, поглощает каждый орган, режет так остро, что задохнуться можно.

— Так, Филиппова, — врывается голос врача в поток моих эмоций. — Вы что тут сырость развели? Ничего серьезного у вас нет, ушибы просто сильные. Пару дней и будете у нас бегать. Прекратите! — Командует он. Ах, милый доктор, если бы вы могли излечить мое глупое сердце. Потому что, когда умирает душа, здоровье телу не нужно. Совсем не нужно.

— П-простите, — шмыгаю носом, поджимая губы.



— Давайте по делу, берите в себя в руки уже. Все будет хорошо, поправитесь, вы, — опять утешает мужчина. На его худощавом лице появляется что-то похожее на улыбку.

— П-простите, — вновь скулю, потому как именно на вой походит мой голос сейчас. Не могу отчего-то успокоиться. Все так живо, будто пару минут назад произошло.

— Там отец ваш за дверью, волнуется стоит, а вы тут слезы льете. Да и ваш лю… — что-то хочет сказать доктор, но я перебиваю его. Слишком удивлена услышанному.

— Папа? Он здесь?

— Конечно, очень хочется вас увидеть, а вы его заставляете ждать, — вздыхает врач, поправляя очки на переносице.

— Что нужно сказать, чтобы его пустили ко мне? — Сглатываю, глубоко вздыхаю и пытаюсь взять себя в руки. Не хочу, чтобы отец увидел меня в таком состоянии. Иначе последуют вопросы, а что мне ему сказать? Почему я плачу? Потому что дура и поверила самому красивому парню нашей школы? Потому что в итоге он разбил мне сердце? Потому что в такую, как я он бы ни за что не влюбился и никогда в жизни не посмотрел. Папа не заслуживает видеть меня в таком состоянии. Хватит и того, что я в больнице.

— Как себя чувствуете? — Начинает допрос доктор.

— Голова болит и тело ломит, — сухо отвечаю, пытаясь при этом успокоить расшатавшиеся нервные клетки.

— Угу, — помечает мужчина у себя на бумаге. — Так, глянем ваши анализы, что у нас тут…

Допрос о моем состоянии длится не долго. Рассказываю все честно, иногда задаю вопросы, насколько серьезно и когда выпишут, ведь в школу завтра идти. Однако врач при всей положительной динамике прописывает мне больничный до конца недели. То есть попаду я на занятия не раньше следующего понедельника. В этом, безусловно, есть плюс. Потому что даже представить сложно, как я завтра в глаза Матвееву посмотрю, да и остальным весельчакам тоже. А может… может попросить отца перевести меня. Вряд ли новая школа будет хуже нынешней. Куда ж хуже, как говорится.

— Барышня, — заканчивает свои манипуляции доктор, — через часик медсестра поставит вам капельницу. Старайтесь поменьше двигаться, а главное никаких слез. Нервничать категорически запрещаю вам, поняли меня? — Мужчина приподнимается и смотрит строго так, серьезно. В ответ лишь молча киваю, сглатывая обиду, которая сжимает горло.

Доктор кладет планшет с бумагами на пуфик возле меня и удаляется. За ним буквально через минуту на пороге появляется папа. По глазам вижу, что он не спал всю ночью Стеклянные какие-то они у него. Ступает аккуратно, а тело как у робота двигается, словно и не живой он вовсе. Смотрит вроде на меня, а ощущение, как будто сквозь мое тело. И так озадаченно, так тяжело.

— Пап, — нарушаю тишину, когда отец усаживается на стул. Облизываю сухие губы, делаю глубокий вдох. — Прости, пожалуйста, что заставила волноваться. Не знаю, как так вышло.

— Т-таисия, — дрожит его голос. Совсем не похоже на моего родителя. Куда подевалась вся его уверенность, строгость и серьезность. — Как себя чувствуешь?

— Нормально, очень даже неплохо, — вру я. Пусть лишний раз не накручивает себя.

— Скажи мне, — отец сжимает руки в кулаках, и опускает голову. Почему он так себя ведет, не могу понять. Неужели злиться.

— Что сказать? — Тихо вопрошаю, боюсь нарваться на гнев со стороны родителя.

— Любаша, — начинает он и тут же делает паузу. Слышу, как вздыхает глубоко, вижу, как руки крепче сжимает. — Она, правда, выгнала тебя на Новый год из дома?

Меня током прошибает от вопроса. Просто молнией по спине бьет до самых пят. Откуда он знает, как узнал об этом. Неужели мачеха созналась? Да нет, быть не может. Тогда как? А главное, что мне ему ответить. Сказать правду? А поверит ли он мне? Ведь столько раз подряд не верил, считал, что я просто избалованная девчонка и пытаюсь им манипулировать. Соврать? Но кому от этого хорошо будет. Мачехе, ее дочкам, наверное, даже отцу. Жить в розовых очках проще, чем видеть всю грязь этого мира. Да и тем более грязь из рук любимой женщины.

— Долго думаешь, дочка, — тяжело вздыхает папа, но не смотрит на меня. Его плечи напряжены, будто на них груз размером в сто килограмм, а то и больше.

— Пап… — мой голос дрожит, а мысли паутинками разлетелись, словно листья в пламени. Ну что мне ему сказать. Как озвучить суровую правду.