Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 101



В часы размышления об укреплении порядка в церкви Иеремия посоветовал Иову назначить поповских старост по одному на каждых сорок попов.

— Помни, святейший брат мой, попы не всегда и не все исполнительны. Не все следуют Божественному писанию, есть такие, что впадают в пороки. Но каждый должен быть чист перед Бором, как агнц, и деятелен, как архангел, как святые апостолы нашей веры. Нужно следить, чтобы попы пеклись о душе народа денно и нощно. А для этого память им разошли, чтобы было ведомо попам о вселенском устроении благосостояния церкви.

Иов прислушался к совету Иеремии и вписал в грамоту: иметь на сорок попов одного старосту. Но в дни пребывания Иеремии в России царь не утвердил сию графу устава. На Соборе при чтении грамоты царь сказал:

— Каждому попу надлежит править службу по совести и без догляду.

В конце февраля и в марте Иов возил Иеремию, митрополита Мальвазийского и архиепископа Элассонского в Сергиеву лавру в Суздаль, в Иосифо-Волоколамский монастырь, по церквам и соборам, по монастырям Московии.

Иеремии приходилось путешествовать в своих землях по многим обителям и храмам веры. За редким исключением, он зрел там скудость жизни, убожество убранства. В России он увидел другое. Он удивился, с какой любовью, с каким художественным вкусом и усердием руками верующих обставлялись церкви, соборы, монастырские храмы. И особенно его восхитили святые обители в Суздале и в Сергиевой лавре. А какие вклады делали в монастыри и в церкви русские цари, князья, бояре, торговые люди...

Во время поездок, где бы Иеремия и его сопровождающие ни появлялись, русские люди не обходили их щедрыми подарками. Всюду, куда бы они ни приезжали, им подносили богатые дары: меха соболей, чёрно-бурых лисиц, куниц, бобров да белок. Дарили им серебряные кубки, ковши, блюда. Преподносили деньги серебром и золотом. В Москву вернулись с полными возами даров.

Был на исходе год пребывания Иеремии на Руси. И ему, и его спутникам жилось в Москве сладко, на всём готовом и в почёте. Всюду, куда бы они ни показывались, встречали радушный приём. Русь умела отдавать почёт дружелюбным гостям. Но, как говорят в народе, пора гостям и честь знать.

Иеремия стал собираться домой. И в первых числах апреля сказал об этом Иову. Да Иов отговорил:

— Святейший владыко, ведомо тебе знать, что нет пока дорог по России. Ждать мая нужно.

То, что Иеремию пока не отпускал царь, об этом Иов не говорил. А Фёдору было лестно держать при своём дворе такого именитого гостя. Да и в глазах иноземных послов сие поднимало Россию. Сам вселенский патриарх почитай год гостит. Сказал царь патриарху:

— Вот как Пасхой нашей полюбуется, так и пусть едет себе. Нам почёту было премного.

А тут великий чистый четверг на дворе. По всей Москве, по всей Руси на устах одна молитва: «Чистый четверг, от червей и от всякого гада сохрани и помилуй на долгое время!» А ещё хозяйки овсяный кисель варили, на двор с ним выходили, мороз заклинали: «Мороз, мороз, иди кисель есть! Не бей нашу рожь, не бей наш овёс, а бей быльник да крапивник!»

Пасха долго идёт: пока куличи съедят, крашеные яйца детишки перебьют-перелупят да мужики до последней скляницы вино выпьют, до последней ендовы пиво осушат. А там уж и первая пахота пошла...

В эти майские дни на подворье Рязанского епископа появился дьяк Василий Щелкалов и принёс Иеремии долгожданную весть:

— Святейший, можете собираться в путь. Да царь всея Руси Фёдор Иоаннович перед тем к себе приглашает.

К вечеру Иеремия и его спутники отправились во дворец. Патриарх волновался. Он чувствовал, что за долгие месяцы жизни в России полюбил Москву и русский народ, отзывчивый, дружелюбный. И если бы его спросили: хочет ли он уезжать, то патриарх ответил бы, что нет. И сожалел, что не остался на патриаршество с престолом во Владимире. Пугал его султан Амурат, коварный и злой властитель, пугал оттоманов Константинополь. Чуждые Иеремии обычаи уже проникли во всю жизнь бывшей столицы Византии, в ней царили произвол и жестокость. Но Иеремия безропотно покорился Божьему Провидению и своей судьбе, и на душе у него стало легче.



Гостей во дворце встречали царица Ирина и Борис Годунов. Иеремия залюбовался царицей, её благородное лицо светилось умом и добротою. Он подумал, что от царицы Ирины исходит тот неугасимый свет, каким озарена жизнь россиян при царе Фёдоре.

Ирина приблизилась к патриарху, попросила благословения:

— Святейший, мы счастливы днями твоего пребывания в России.

— Радуйся, дщерь Господня непроходимая, радуйся стено и покрове, притекающих к Тебе, дочь царственная, — благословляя Ирину, произнёс Иеремия.

В Золотой палате появился царь Фёдор. Шёл он с достоинством. Следом вошли молодые жёны в белых одеждах, подруги царицы. И прежде, чем сесть к столу, пастыри церкви прочитали молитвы во здравие царского рода. Да просили Всевышнего, чтобы проявил милость, дал Государю наследника.

После молитвы царь Фёдор вручил Иеремии свой вклад на возведение новой патриаршей церкви две тысячи венгерских золотых монет. Потом вошли в Золотую палату слуги и внесли вороха мехов, много серебряной посуды, других подарков. Андрей Щелкалов, который пришёл с царскими слугами, подал Иеремии опись того, что царь подарил ему.

Сделал свой вклад в Царьградскую церковь и Борис Годунов. Он преподнёс Иеремии на драгоценном блюде две тысячи серебряных рублей.

После обеда царь Фёдор попросил, чтобы Иеремия поторопил иерархов церкви:

— Должно им без проволочек Соборной грамотой одобрить учреждение Московского патриаршества, святейший владыко, — сказал царь Фёдор и добавил: — Терпение наше испытано.

Ещё царь передал Иеремии грамоту, в которой писал султану:

«Ты б, брат наш Мурат Салтан, патриарха Иеремию держал в своей области и беречь велел пашам своим так же, как ваши прародители патриархов держали в береженье по старине во всём. Ты бы это сделал для нас».

Иеремия покидал Москву под перезвон церковных колоколов: торжественно и строго звучали они на сей раз. Кортеж шёл по заполненным горожанами московским улицам, в сопровождении многих иерархов. Иов, как и во время проводов патриарха Иоакима, сидел в карете Иеремии. Экипаж был запряжён шестёркою резвых ногайских коней — подарок Бориса Годунова. Следом за каретой патриарха, в каретах, запряжённых дарёными конями, ехали митрополит Мальвазийский и епископ Элассонский. За ними тянулись возы с дарами, с кормом. А замыкал кортеж отряд конных стрельцов, назначенных в сопровождение Борисом, дабы не повторился случай, имевший место при отъезде патриарха Иоакима.

Едва проводив Иеремию, патриарх Иов стал готовиться к путешествию по епархиям. Он считал, что Русь должна знать своего духовного пастыря в лицо, должна услышать его слово вразумления и наставления. Иов задумал совершить длительную поездку, которая была рассчитана на несколько месяцев. И в конце мая, сразу же после Фалалея-огуречника, Иов выехал в Тверь. Оттуда он наметил себе путь на Новгород, на Псков. Там — поворот на юг, в Смоленск, и дальше — в Туров, Новгород-Северский, Тулу, Нижний Новгород, Владимир. Думал побывать по пути во многих малых городах и весях.

И настали долгие часы путешествия и общения с паствой, со священнослужителями, с безместными попами. Куда бы Иов ни приезжал, в первую очередь собирал безместных попов. И устраивал их всеми доступными ему средствами. В приходы, что были побогаче, он посылал по два-три дополнительных служителя, пристраивал по соборным церквам, давал из патриаршей казны денег на прокорм. Иов считал своим долгом заботиться о всех служителях церкви, которые были без дела.

Странным, однако, было душевное состояние патриарха во время поездки. Его душу угнетали тяжёлые предчувствия. По ночам к нему приходили вещие сны. Эти сны совпадали с описаниями событий в священных писаниях. И чем больше он видел в городах и весях Руси радующихся жизни горожан, земледельцев, тем чаще в его проповедях звучали печальные слова предупреждения о грядущих страданиях. Он обращался к ремесленникам и пахарям, к торговым и служилым людям с призывом к мужеству, терпению. Он наставлял священнослужителей, чтобы раскрепощали народ от власти слепой природы, от страха перед нею, изгоняли языческие обряды. И требовал, чтобы пастыри наставляли паству к смирению перед Богом и Божественным Провидением.