Страница 15 из 16
– Насколько хорошо ты видишь в темноте?
Он оглянулся с таким видом, будто не слышал моего прибытия, хотя я не пыталась соблюдать тишину.
– Достаточно хорошо, – ответил он. Заметив еду, добавил: – Я не просил.
– Иногда просить не обязательно.
И вновь на его лице появилось это благоговейное выражение.
– Спасибо.
– Опять ты уклоняешься. – Я скрестила руки на груди. – Насколько хорошо ты видишь в темноте, Сайон?
Его плечи расслабились, хотя сам он, похоже, остался напряжен.
– Очень хорошо.
Я указала на кровать.
– Присядь.
Он повиновался. Я дотронулась до его груди повыше раны.
– Как заживает?
– Достаточно хорошо.
Я усмехнулась.
– Других слов не знаешь?
Мгновение он смотрел на меня, затем на платье, разложенное сушиться на узком комоде.
– Я не хочу присваивать твою комнату.
Я пожала плечами и расстегнула первую пуговицу на его рубашке. Он меня не остановил. Я принялась его раздевать из вредности: потому что не позволяла себе зацикливаться на физической стороне дела.
– Что в этом такого-то?
– Не хочу, чтобы ты спала на кухонном полу.
Я улыбнулась, вызвав в нем недоумение, если судить по слегка приподнявшейся брови.
– И откуда ты знаешь, что я сплю на кухонном полу, если тебе полагается спать в сарае? – Я говорила уверенно, но в действительности пыталась вспомнить, не оставила ли в кухне один из рисунков.
Вдруг я осознала, что не видела Сайона спящим с тех самых пор, как он пришел в себя.
Расстегнув последнюю пуговицу, я стянула рубашку с перебинтованного плеча. Сайон терпеливо и молча сносил все мои манипуляции. Я заглянула под повязку.
На горячей золотистой коже не осталось и шрамика. Впрочем, похоже, ничего в нем не способно меня удивить. Больше нет.
– Этого уже не надо. – Я начала убирать бинт, наматывая на ладонь. Он наблюдал за мной, и я ему позволяла, ничуть не смущенная – с какой стати мне смущаться?
Когда я закончила, Сайон провел рукой по гладкой коже, которую всего три дня назад проткнули ножом. Я повторила за ним – не потому что не могла удержаться, а потому что уже не хотела.
– На кухне я сплю по собственному желанию, – ответила я наконец. – Кроме того, там теплее. – На губах у меня заиграла ухмылка. – Не будь ты таким большим, мы бы тут вдвоем поместились.
Кокетство его не удивило – думаю, он начал привыкать к моей манере общения. Однако в перламутровых глазах блеснул веселый огонек. В глазах, которые у меня по-прежнему не получалось передать на бумаге. Я просто не нашла доступных средств. Еще одно разочарование в копилку других, грызущих меня изнутри.
Я пересекла комнату и повернула ручку двери: она тихо затворилась. Затем я отложила бинт и села рядом с Сайоном. Заглянула в его завораживающие глаза, но только силой воли отразила их гипнотическое воздействие. С этой тьмой за окном со временем я наверняка ослабну и поддамся их чарам, но пока небесам не удавалось меня подчинить.
– Сколько из прошлого ты помнишь, Сайон?
Выражение его лица смягчилось. Подняв руку, он заправил прядь моих волос мне за ухо, оставляя горячий след. Я старалась не смущаться от того, как заалели щеки – очень немногое в жизни вызывало у меня такую реакцию.
– Я помню.
– Но?
– Но… – Он опустил руку. – Не могу вернуться домой.
Я поймала его за руку и сжала.
– Почему?
Он отвел взгляд. Я позволила ему подумать – на это у меня хватило терпения.
– Мне нельзя здесь находиться. Но и уйти я не могу.
Я прикусила губу. Провела большим пальцем по его костяшке.
– Тебе не обязательно.
Он наклонился и, упершись локтем в бедро, сжал мою руку.
– Все рушится, и я ничего не могу сделать, кроме как ждать. И все же какая-то необузданная часть меня… часть, которую я неустанно пытался заглушить… она… рада.
«Рада», – сказал он голосом, полным печа- ли. Я отпустила его руку, и он провел ладонью по лицу.
– Мне стыдно, – признался он. – Но я рад… – Он покачал головой.
– Я тебя не осуждаю. – Я погладила его волосы. Хотелось прижать его к себе, почувствовать истинную силу его жара…
Я немедленно отбросила эту мысль. На что я надеялась? Меня ждет мамина участь: меня бросят одну с ребенком на руках, все будут осуждать и считать гулящей. Зачем мне это все? Я уже давно обходилась без мужчины. Мне не нужен был мужчина. Мне нужно было лишь мое творчество. Я выплесну эмоции и неудовлетворение на бумагу или холст, и все будет хорошо, а когда война смертных закончится, я уеду в столицу, и все вернется на круги своя.
И все же… меня и раньше тянуло к мужчине, но теперь тянуло иначе. И все же я не решалась разобраться: как и почему. Он издал еще один долгий вздох, похожий на летний ветерок.
– Я – создание, которое не может позволить себе эгоизм. Не могу я таким быть, – подчеркнул он, оставив мне еще одну сводящую с ума подсказку. Затем добавил так тихо, что я едва расслышала: – Но я не могу вернуться домой, и я этому рад.
Наклонившись, я обхватила его подбородок пальцами и приподняла. Чтобы заглянуть ему в лицо. Чтобы лучше его понять.
– Где твой дом?
Он взял мою руку в свои.
– Далеко отсюда.
Я попыталась вспомнить самое отдаленное место, которое знала, рисуя в воображении реки и границы на карте. Затем мысли вознеслись к бесконечному ночному небу, и я вновь подумала о падающих звездах: интересно, будь у них человеческая форма, как бы они выглядели? В голове не укладывалось – отказывалось укладываться, – и я отложила вопрос на будущее.
Тяжело сглотнула, спрашивая себя, насколько я смелая. Минуло несколько мгновений, и наконец я сказала:
– Это место может стать твоим домом. На столько, насколько потребуется. Даже если ты не смертный.
Он не ответил и никаким образом не выказал удивления оттого, что мне известен его маленький секрет. Но и не поправил.
Кем все же был этот мужчина, который пылал как печь и истекал светом? Который говорил так нежно и ругал себя за наслаждение покоем? У меня были только обрывки ответов, но в одном сомневаться не приходилось: одни лишь наброски меня никогда не удовлетворят.
До зимы еще несколько месяцев, но сегодняшний дождь напомнил о ней и отчего-то заставил тосковать по лету.
Глава 6
Я сонно перевернулась у камина, в кото- ром догорали угли. Было раннее утро, когда с улицы донесся отдаленный зов. Хотя птицы молчали даже при холодном сия- нии Луны, полевые мыши и сверчки бодрствовали, и мне потребовалось мгновение, чтобы распознать среди их шума человеческий го- лос.
– Дом Белдуна! У вас все хорошо?
Белдуном звали моего деда.
Заморгав, я выпрямилась и вяло подбросила в тлеющие угли полено. Затем потянулась за часами, которые выпали у меня из кармана во время сна. Немного за семь.
– Дом Белдуна!
Внезапно меня захлестнула тревога.
– Зайзи?
Сбросив одеяло, я кинулась к масляной лампе на кухонном столе и ударила по кремню гораздо сильнее необходимого. Затем выбежала на улицу, даже шали не накинув. Меня тут же окутал холодный воздух, забиравшийся под одежду, и кожа стала походить на кожу ощипанного фазана.
В конце узкой грунтовой дороги, проходившей между домом и овсяным полем, ведущей прямо к Гоутиру, раскачивалась точка света.
– Здесь! – вскричала я, размахивая лампой. На небо наползли облака и заслонили большую часть лунного сияния. – Сюда!
Далекий огонек закачался быстрее, вскоре к нему присоединился топот шагов. Рассмеявшись, я бросилась навстречу гостье.
Я уже поняла, что к нам прибыла моя двоюродная сестра, и, увидев ее, пришла в восторг. Мы кинулись друг другу в объятия – мешанина рук и дрожащих огней. Я смеялась, уткнувшись носом в ее распущенные волосы, неровными волнами ниспадавшими ей на плечи: темно-каштановые на фоне моих черных. Отстранившись, я подняла лампу, чтобы лучше рассмотреть сестру, она сделала то же самое, и мы улыбнулись друг другу. Она выглядела здоровой: с безупречной бурой кожей и сияющими янтарными глазами. Сестра была одного со мной роста, с маленьким прямым носом и широкими губами.