Последняя колония

— Все это понятно, — ответил я. — Но вы же не хуже меня знаете, что в этом мире у нас нет ровным счетом ничего. Вы обладаете той же информацией, что и я. Неизвестно, кто проводил, извините за выражение, исследование этой планеты, но ясно, что он потратил на него не более десяти минут. Мы знаем основные биохимические характеристики планеты, но это чуть ли не все. У нас почти нет информации о флоре и фауне, вернее, даже о том, есть ли здесь деление на флору и фауну. Мы не знаем, будут ли на здешней почве расти наши сельскохозяйственные культуры. Мы не знаем, какие из местных организмов пригодны в пищу и есть ли здесь хоть что-то съедобное или годящееся для чего-нибудь. У нас нет абсолютно ничего из той информации, которую Департамент колонизации обычно предоставляет будущим колонистам. Мы должны собственными силами получить все эти сведения; прежде чем перейдем к расселению, но, к сожалению, здесь перед нами очень и очень много трудностей.

Мы добрались до информационного центра — так громко именовался разгруженный контейнер, приспособленный для чрезвычайно важной цели.

— Прошу. После вас, — сказал я, придержав первую дверь для Трухильо и Зейна, и закрыл ее за собой на специальный замок. Дверь сразу же стала совершенно незаметной — вся стена обрела ровный, глубоко черный цвет — это включилась наносистема, без чего нельзя было бы открыть внутреннюю дверь. Наномеханическая оболочка, покрывавшая стены, потолок и пол контейнера, улавливала и поглощала все виды электромагнитного излучения. Человеку, впервые попавшему в это помещение, неизбежно становилось жутковато — казалось, что ты попал в самое сердце ничего.

Изобретатель системы ждал за второй дверью.

— Администратор Перри, капитан Зейн, мистер Трухильо, — высокопарно приветствовал нас Джерри Беннетт, — рад видеть вас в моем маленьком черном ящике.

- Как работает система? — спросил я.

— Прекрасно. — Беннетт указал на потолок. — Никакого излучения ни оттуда, ни туда. Шредингер* [Шредингер, Эрвин (1887–1961) — австрийский физик-теоретик, лауреат Нобелевской премии по физике (1933); основоположник квантовой механики. ] сдох бы от зависти. Но мне нужны аккумуляторы. Этих не хватает. Вы просто не поверите, как система жрет энергию. Не говоря уже обо всем остальном оборудовании.

Беннетт указал на стоявший посередине стол. Благодаря системе нанороботехнической защиты здесь находилось единственное на Роаноке место, где можно было соприкоснуться с технологией, опередившей уровень середины двадцатого века на Земле, не считая, конечно, производства энергии, которое не пришлось переводить на ископаемое топливо.

— Я подумаю, что можно сделать, — пообещал я. — Но ведь чудотворец у нас не я, а вы, Беннетт.

— Нет, — он мотнул головой, — я всего лишь обычный «ботаник». Вот данные о почве, которые вы просили.

Он подвинул мне ЭЗК, и я незаметно погладил ее, прежде чем взглянуть на экран.

— На мой взгляд, новости хорошие — образцы почвы, которые я успел обработать, в целом годятся для наших растений. В почве нет ничего такого, что могло бы убить их или помешать росту, по крайней мере из химических веществ. И еще в каждом из образцов было полно всякой живности.

— Это плохо? — заволновался Трухильо.

— Помилуйте! — воскликнул Беннетт. — Все мои агрономические знания ограничиваются теми статьями из справочников, которые я прочел, пока возился с образцами. На Фениксе у жены был небольшой садик, и она вроде бы считала, что всякие там жучки-червячки — это хорошо, потому что они помогают земле дышать. Кто знает, возможно, что она права.

— Она права, — подтвердил я. — Наличие изрядного количества биомассы обычно считается хорошим признаком.

Трухильо взглянул на меня, не скрывая скепсиса.

— Послушайте, я как-никак содержал ферму, — предупредил я его вопрос. — Но мы не знаем, как эти существа отреагируют на появление наших растений. Ведь мы же вводим в биосферу совершенно новые виды.

— В сельском хозяйстве вы разбираетесь намного лучше меня, так что я пойду дальше, — продолжал Беннетт. — Вы спрашивали, есть ли какой-нибудь способ переделать нашу аппаратуру, заменив беспроводные соединения контактными, чтобы мы могли ее использовать. Вам нужен длинный ответ или устроит и короткий?

— Давайте начнем с короткого, — предложил я.

— Пожалуй, что не сможем, — сказал Беннетт.

— Ладно, — кивнул я, — теперь можно перейти и к длинному ответу.

Беннетт протянул руку, взял со стола ЭЗК, с которой заранее снял нижнюю крышку, и вручил мне.

— Вот вам ЭЗК. Совершенно стандартное изделие технологии Союза колоний. Вы видите здесь все компоненты: процессор, монитор, устройство памяти, беспроводный передатчик, позволяющий осуществлять связь с другими ЭЗК, а также между компонентами данного устройства. Ни один из компонентов не имеет физического контакта ни с одним из других. Все взаимодействие осуществляется без проводов.

— Но почему они решили делать именно так? — спросил я, вертя ЭЗК в руках.

— Потому что это дешево, — ответил Беннетт. — Микроскопические передатчики делаются почти что из ничего. И обходятся гораздо дешевле, чем материалы, которые потребовались бы для поддержания электрического контакта. Они тоже очень недороги, но разница, тем не менее, весьма заметна. Так что почти каждый изготовитель идет именно по этому пути. А его диктует бухгалтерия. Токопроводящие контакты в ЭЗК используются лишь для передачи энергии от источника питания к отдельным модулям, но тоже из соображений стоимости.

— А нельзя ли использовать эти контакты для передачи данных? — спросил Зейн.

— Не представляю себе, как это можно сделать, — вздохнул Беннетт. — То есть передать данные по реально существующей цепи — дело несложное. А вот забраться в микросхемы — в переносном смысле, конечно, — и перепрограммировать командное ядро на новый маршрут мне не по силам. Я ведь не такой уж сильный программист, а каждый изготовитель запирает доступ к командному ядру. Что поделать — защита интеллектуальной собственности. И даже если бы мне удалось взломать защиту, нет никакой гарантии, что в итоге машина заработала бы. Ведь, помимо всего прочего, сигналы пришлось бы пересылать через источник питания. Не уверен, что эта затея легко исполнима.

— Получается, что даже если мы выключим все беспроводные передатчики, эти блоки все равно будут отправлять радиосигналы? — уточнил я.

— Да. Пусть на очень короткое расстояние — не больше нескольких сантиметров, — но все же будут. И если вы поставите себе целью засечь такое излучение, вы сможете это сделать.

— Знаете, мы тут думаем, гадаем, как лучше спрятаться, но сдается мне, что все впустую, — вмешался Трухильо. — Если кто-то может уловить такие слабые радиосигналы, для него тем более не составит труда, как следует рассмотреть планету. Поглядят в телескопы и попросту увидят нас.

— От глаза скрыться труднее всего, — ответил я. — А от радиопеленгатора — совсем не сложно. Ответьте мне еще на один вопрос. — Я возвратил Беннетту ЭЗК. — Не могли бы вы сделать контактные ЭЗК? Без радиообмена между модулями и отдельными устройствами.

— Схему подобрать не составит особого труда, — ответил он. — Они, как правило, выкладывались совершенно открыто. А вот насчет производства у меня оптимизма нет совершенно. Я могу пошарить по складам и слепить худо-бедно работающую железку. Беспроводные модули — общее правило, но эту трудность, возможно, удастся решить. Но заменить бортовые компьютеры на большинстве наших машин устройством с проводами нам не удастся никогда. Если честно, я считаю, что за пределами этого «черного ящика» нам не скоро удастся продвинуться дальше начала двадцатого столетия.

С минуту мы переваривали услышанное.

— Но хотя бы расширить вот это мы сможем? — спросил наконец Зейн, указывая пальцем на стену.

— Я думаю, что получится, — ответил Беннетт. — Лично я считаю, что мы должны выстроить «черный ящик» для медицинского пункта. Мне то и дело, приходится уступать это место доктору Цао, так что своими делами заниматься просто некогда.