Страница 8 из 860
Когда я вышел из здания банка, небо уже потемнело.
— Однако, засиделся, — сообщил я невесть кому. — Это перебор.
Ночь летом опускается на город сразу, не так, как весной. В мае это постепенный процесс, сначала приходят сумерки, потом они сгущаются, и только после этого наступает ночь. Летом, особенно когда оно близится к середине, такой роскоши нет. Просто наверху некто дергает рубильник, и солнце после этого стремительно валится за дома, уступая свое место луне.
Я люблю летние городские ночи. Кому-то это может показаться мазохизмом или даже дурью, но мне нравится город в свете фонарей. Асфальт отдает жар, накопленный за день, запыленная листва еле слышно шелестит о чем-то своем, наконец появляется ветерок, который приятно остужает щеки.
И — запах. Особый городской летний ночной запах, в котором есть все, кроме кислорода, и который ни с чем не спутаешь. В нем смешалось все, из чего состоит мегаполис — пыль, смог, выхлопные газы, женские духи всех видов и еще бог весть что. Казалось бы — как можно дышать этим всем? Можно. Странно, но куча не самых приятных ароматов, перемешавшись, создает нечто среднее, которое жители вдыхают не без удовольствия и даже называют «ночной прохладой».
Кстати — а вы знаете, что у любого горожанина, впервые за долгое время выехавшего на природу, непременно день-два болит голова? И дело не в смене климата и не в погоде, просто мы отвыкли от чистого воздуха как такового.
Когда я наконец-то доехал до своей станции и вышел из метро, совсем уже стемнело. Ночь вступила в свои права, а на небо выбралась луна. Наверное, можно было бы сказать, что она залила все вокруг своим серебристо-призрачным светом, но это будет неправдой. Негде ей в городе толком разгуляться, здесь слишком много света даже в темное время суток. Фонари, реклама, вывески магазинов — это все забивает лунный свет. Москва — город, который никогда не спит.
Впрочем, есть и здесь места, где можно пройтись по лунной дорожке. Например — в парке, который я дважды в день пересекаю — по дороге из дома и по дороге домой. У него не самая хорошая слава со времен лихих 90-х, в те времена здесь частенько выясняли свои сложные взаимоотношения «братки», после чего под елками и кленами периодически находили простреленные тела, но это когда было? И не вспомнишь уже. А дорогу срезать через него можно очень даже неплохо.
Вот здесь луна была в своем праве, она обливала серебром верхушки деревьев, бросала блики на квадратные плитки дорожек и рисовала дрожащие зигзаги на глади маленьких прудов.
Как я уже сказал, меня всегда радовала ночь, с её относительной тишиной и аурой некой тайны, которую люди до сих пор не разгадали, но сегодня почему-то я ощущал связь с ней особенно остро.
Более того — топая по парку, я с удивлением отметил тот факт, что стал лучше видеть в темноте. Например, раньше я точно не мог разглядеть статуэтки на детской площадке, которая оставалась слева от меня, а сегодня — пожалуйста, да так отчетливо, что только диву даться можно.
Впрочем, это было меньшей из странностей. Когда в кустах, которые я миновал, подала голос какая-то ночная птица, то я безошибочно мог сказать, на какой из веток она сидит. Мало того — я откуда-то знал, что называется она «зарянка». Следом за этим в голову полезли совсем уж странные мысли о том, что надо бы запомнить место и следующей весной, в конце апреля, но не позже, сюда наведаться и загадать желание. А если повезет — то и свистнуть из ее гнезда яйцо, в хозяйстве все пригодится. Главное — не забыть прочитать при этом заговор и снять с себя проклятие, которое после этого непременно может ко мне прилипнуть.
Весь этот шквал странных мыслей и не менее странных желаний так захлестнул меня, что я даже остановился и потер лоб.
Ладно. Предположим, про «зарянку» эту я по телевизору мог слышать, я программы «Нэшнл географикс» смотрю охотно, при возможности. Но что за чушь с желаниями и яйцами, это-то откуда у меня в голове взялось?
И что примечательно — мысли странные, непонятные, но при этом они кажутся мне совершенно естественными и привычными.
Может — все? Может, пора на прием к психотерапевту? У нашего брата офисного служителя всякое случается. Стрессы, злоупотребление анксиолитиками и даже нейролептиками, стабильный недосып — это все не ведет к крепкому психическому здоровью. Вон мне приятель рассказывал, как у них один паренек из отдела продаж накануне отчета перед собственниками поехал умом, решив, что он скрепочка из «Worda». В старой версии такая была, «помощником» называлась. Реально решил, что он скрепочка, задорно моргал глазами, предлагал дружить всем окружающим и забавно сучил ногами и руками.
Хотя — не связывается. Бред — он такой бред, но каким бы он ни был, он всегда основан на знаниях, уже имеющихся у человека в багаже. Постороннее, неизвестное его составлять не может. И опять выходит, что птичка — ладно, она может в нем фигурировать. А ее яйцо на пару с проклятием — нет.
Я помассировал виски и глубоко вдохнул воздух. Он был чуть сыроватый и одновременно очень сладкий. В нем смешались ароматы земли, чуть подопревшей листвы, свежей травы.
Здесь, в этом уголке парка, все напоминало настоящий лес. Дорожка здесь была, а вот фонари почему-то ставить не стали, как видно, в заботе о парочках, которые именно здесь ошивались чаще всего. Такая «лав зона».
Сейчас тут было пустынно, то ли не пришел сюда никто, то ли разошлись уже все. Оно и хорошо, лишними сейчас были бы для меня люди, они нарушили бы гармонию, которая внезапно меня захлестнула.
Голова чуть закружилась, я прикрыл глаза и неожиданно для себя улыбнулся — на сердце стало очень легко, появилось ощущение, что еще чуть-чуть — и я подпрыгну в воздух и полечу. У меня такого с детства не было, лет с семи. Где-то в этом возрасте я перестал верить в то, что люди могут летать. Если не ошибаюсь, это случилось в тот день, когда я пошел в школу, а мой старший братец ехидно сообщил мне, что вся эта канитель на одиннадцать лет.
Но и это было еще не все. Лес вокруг меня был полон звуков, на которые я раньше не обращал внимания. Я слышал, как вон под той елкой ползет змея, причем знал, что это не просто змея, а гадюка. А под корнями дуба, старого, который помнит еще те времена, когда отсюда до Москвы день езды был, ворочается барсук, тоже очень старый и умудренный жизнью. Хотя — каким он еще может быть, если в городском парке умудрился выжить и ни разу никому на глаза не попасться?
А еще вон там, совсем недалеко от меня, рядом с осинами в земле кто-то копается.
Я решил ничему не удивляться, вгляделся повнимательнее и сделал десяток шагов в сторону от дорожки. И вправду, рядом с тремя осинками, в лунном свете, я увидел маленькую сгорбленную фигурку с небольшой лопаткой в руке. Она, сопя, перерубала корешок дерева. Даже не перерубала, а перетирала, поскольку инструмент у нее был деревянный. Странно, почему бы не использовать обычный металлический садовый инвентарь?
— Погибнет же зеленое насаждение, — не найдя ничего лучшего, сказал я. — Жалко.
— Да вот еще, — дебезжаще-ворчливо ответила мне фигурка. — Это осина, ее ни одна холера не возьмет. А когда мне еще осиновый корень брать, если не сегодня? Макушка лета скоро, самое время. Иди, иди отсюда.
И бабка (а кто же еще?) махнула рукой.
— А зачем вам этот корень? — заинтересовался я.
Ну а почему бы не спросить? Раз уж вокруг сплошные странности, то надо понять, что к чему. Правда, вокруг стало как-то потемнее — на луну наползло небольшое облачко и скрыло ее.