Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 91 из 96

Это была не совсем та реакция, которой я ожидала… но и так сойдет. Нет Картеру. Нет работе в секс-индустрии. И нет жизни за гроши. Все эти страхи растворились, но меня все еще пожирали сомнения иного толка.

Я закрыла глаза, когда визажист принялась красить ресницы тушью.

– Боже правый, нет! – воскликнула Флора. – Вы что, не слушали?

Визажист нахмурилась.

– Слушала. Выходим с чистым лицом.

– И что «чистого» в черной туши на блондинке? Для меня это «распутная клубная девица». В ней и так уже есть распутная нотка. Не стоит ее преувеличивать.

Распутная нотка?

Флора махнула рукой на мое лицо.

– Исправь это. Исправь, пока Карлос не пришел.

Затем она бросилась доставать кого-то другого. Двадцать минут спустя я надела цельный спортивный купальник и стояла на террасе, откуда открывался прекрасный вид на океан.

Щелк… Щелк… Ворчание.

– Нам нужна сексуальность, – рявкнул Карлос. – А не «я берегу себя для мужа».

Ладно… Я была «распутна» минуту назад. Не говоря уже о том, что было трудно чувствовать себя сексуально с молочными усами, держа в руках пол-литра миндального молока.

Щелк.

– Нет, нет, нет. – Карлос потер виски. – Прошу, скажи, что у тебя был секс.

Иногда я сомневалась в этой карьере, но в общем мне нравилось пропагандировать веганский образ жизни и то, что значительный доход давал мне возможность что-то изменить.

– Да, у меня был секс. – Пару раз.

– Хороший секс?

– Да.

Жар залил мою шею, потому что я знала, к чему он клонит.

– Могу я задать вопрос?

– Нет.

Я все равно спросила:

– Зачем рекламе миндального молока нужна сексуальность?

Он раздраженно вздохнул.

– Секс продает, дорогая.

– Я просто думаю о детях… Разве они не попросят родителей купить это молоко, если я буду выглядеть счастливой, а не, ну… возбужденной?

Карлос мрачно взглянул на меня.

– Тебе повезло, что для этой съемки у тебя идеальная внешность. Иначе я бы очень быстро вышвырнул тебя с террасы.

Я вздохнула.

– А теперь подумай о лучшем сексе, который у тебя когда-либо был.

Фу.

Выдохнув, я закрыла глаза и представила татуированные руки рядом с моими руками на стенке душа. Я подумала о губах Ронана на моей шее и о том, как он заполнял меня. Как его рука сжимала мое горло. Вся моя. То, как он держал меня. Каков он был на запах и вкус. Я вспомнила. И это поразило меня взорвавшимся внутри огненным шаром.

Я открыла глаза.

Щелк.

На террасе воцарилась тишина, а меня насквозь пронзала тоска. Я надеялась, Карлос получил желаемое, потому что я больше не хотела тут находиться.

– Вау, девочка… – пробормотал Карлос. – У нас определенно получилось. Но теперь мы все хотим услышать эту историю.





Все смотрели на меня, пока мое сердце медленно разрывалось на части. Я уронила молоко и отошла в сторону. Схватив сумку, я вышла из студии и судорожно вдохнула свежий воздух, направившись к вилле, которую делила с парой моделей во время этого двухдневного тура.

Я хотела, чтобы Хаос был со мной, но этой идее положил конец какой-то нелепый закон о карантине домашних животных, так что он остался с Эммой, которая все еще волонтерила со мной в приюте для бездомных. И я очень надеялась, что Хаос не загрызет одну из ее кошек. Я как раз собиралась позвонить ей, когда мой телефон в сумочке зажужжал. Я вынула его.

Папа: «Дом в Майами выставлен на продажу. Если там есть что-то, что ты хотела бы сохранить, забери до следующей недели».

Это было первое сообщение от отца, которое я получила с тех пор, как он вышел из палаты. Я была серьезна, когда сказала, что мы не должны поддерживать контакт. Отношения всегда скорее тянули меня вниз, нежели заставляли расти, и эти четыре месяца без отца сняли огромный груз с моих плеч. Это было правильное решение. Какой бы личностью ни была моя мать, я не могла взглянуть на отца без того, чтобы не увидеть ее бездыханное тело и ребенка, который так и не родился.

Я: «Ок».

Следующим утром я полетела домой в Майами.

Сняла квартиру в центре города, но пока не обставила ее ничем, кроме матраса. Я знала, что не останусь в Майами, но не была уверена, где буду жить.

В глубине души я знала.

За последние четыре месяца у меня было достаточно времени подумать, и теперь я понимала, где мое место и чего я хочу. Хотя у меня не было вестей от Ронана с его последней записки. Неуверенность поселилась в груди вместе с верой в то, что он не испытывает ко мне тех же чувств, и что, возможно, это все же было прощай.

Я бы предпочла жить со слабой надеждой, но не с прямым отказом.

Таксист встретил меня в аэропорту, и я дала ему адрес Эммы, мной овладело беспокойство. Прошлой ночью по телефону Эмма сказала мне, что все идеально, но в ее голосе слышалась нервная нотка и какое-то шипение на заднем плане. Мне точно нужно было найти Хаосу место получше, пока я буду в отъезде.

Рассеянно глядя в окно, я вдруг увидела то, от чего волосы на руках встали дыбом, и выпалила:

– Остановите тут.

Судя по взгляду, который таксист бросил на меня в зеркало заднего вида, он решил, что я чокнулась, но припарковался у края дороги и выпустил меня после того, как я сунула ему в руки деньги.

Я перешла улицу, вышла на поросший травой участок земли, где, похоже, начиналась ярмарка. Работники бросали на меня странные взгляды, пока возились с установкой палаток, разворачивали аттракционы и расставляли огромные мягкие призы на игровых полках.

Трейлер выглядел точно так же, как и шесть лет назад: выгоревший на солнце фасад, зловещая красная дверь и фиолетовые занавески из бисера.

Я уверенно поднялась по искореженной металлической лесенке и постучала. Ответа не последовало, и я постучала еще раз. Изнутри донеслись проклятия и ворчание, а затем дверь распахнулась, и на пороге, в ночной рубашке, с сигаретой в руке появилась мадам Ричи.

– Че хочешь? – рявкнула она.

– Деньги назад, – потребовала я.

Закатив глаза, она ткнула пальцем в грубо намалеванное объявление, приклеенное к трейлеру, где ярко-красными буквами было написано: «Возврат денег не осуществляется».

– А теперь до свидания. – Она попыталась захлопнуть дверь у меня перед лицом, но я помешала, подставив ногу.

– На вашей вывеске должен быть отказ от ответственности, говорящий, что как только человек войдет, он никогда не выйдет, – прорычала я. – Вы преследовали меня хуже любого фильма ужасов. Хуже «Пилы».

Она и глазом не моргнула.

– И я требую вернуть деньги. Прямо. Сейчас. – После этой речи я дышала немного хрипло, но это противостояние затянулось.

– Преследовала, да? – Она затянулась сигаретой, медленно выпустила дым и оставила дверь открытой, уйдя в трейлер. – Входи. Обсудим возврат.

Все, чего я хотела – вернуть свои чертовы пятьдесят баксов, как будто это стерло бы ее присутствие в моей жизни, но, похоже, пока мне это не светило, так что я неохотно последовала за ней внутрь.

Мадам Ричи села за круглый столик в углу, одарив долгим взглядом.

– Ах, кажется, я помню твое лицо.

Невпечатленная, я уставилась на нее.

– Надеюсь на это. Потому что вас я не забуду до конца своих дней.

– Это творит чудеса с моим эго. – Она казалась искренне польщенной, когда дымящейся сигаретой указала на кресло напротив своего. – Садись.

Я помедлила. Эта женщина была призраком, который годами преследовал меня, а я не была уверена, что хочу рассиживаться с призраками.

Ее темная нарисованная бровь вскинулась.

– Хочешь деньги назад. Сядь.

В последний раз, когда я стояла тут, я была наивной четырнадцатилетней чирлидершей. Мадам Ричи, возможно, и дала моему юному мозгу что-то, что он впитал как губка, но я уже не была прежней. И я хотела, чтобы мне вернули деньги, черт возьми. Поэтому я скользнула в кресло напротив.