Темное искушение

– Кстати, мне двадцать, а не девятнадцать.

Его, похоже, позабавило это признание, как будто я была ребенком, гордо демонстрирующим руку с тремя растопыренными пальцами и объявляющим, что ему уже восемь.

– Да?

Я сглотнула.

– Мой день рождения был несколько дней назад.

– Мне тридцать два, котенок.

О.

Я считала, что ему еще нет тридцати, и поняла, что, вероятно, ничуть не успокоила его совесть. Как бы там ни было, что такое двенадцать лет? Очевидно, много, принимая во внимание мою неопытность и его грязный язык, спросивший, не собираюсь ли я кончить на него.

Хотя мое поведение прошлой ночью определенно не было невинным.

Воцарилось молчание. В этом густом напряжении мое сердце не могло найти свой ритм, так что я отвлеклась на достопримечательности. Облака разошлись, и солнечный луч упал на мое лицо, пока я рассеянно теребила подвеску-звезду на цепочке. Я взглянула на Ронана и обнаружила, что он наблюдает за мной. Задумчиво. Странно. Как будто я была сосулькой, свисающей с крыши над его головой, но блеск отвлек его.

Мне стало интересно, что он сделает, прикоснись я к нему прямо сейчас. Если я проведу рукой по его бедру и выше. Коснется ли он, наконец, меня? Тепло прилило к коже, дыхание замедлилось. Должно быть, он заметил мягкий жар в моих глазах, потому что его взгляд потемнел. От желания или гнева, я не была уверена.

– Вас в Майами, должно быть, не учат правилам безопасности.

Я оцепенела.

– Намекаешь на то, что мне стоит держаться от тебя подальше?

Он сверкнул зубами, затем отвел взгляд и снял ворсинку с брюк.

– Да, на твоем месте я бы уже выскочил и убежал.

Я уставилась на него.

Он снова посмотрел на меня, улыбнувшись. Он шутил. Но что-то в его взгляде так и не смягчилось.

Я сглотнула и снова посмотрела в окно.

Ресторан, в котором я ночевала пару дней назад и куда входила теперь через парадные двери, выглядел совсем иначе. Возможно, он был потрепан временем, но от ударивших в нос восхитительных запахов потекли слюнки. В отличие от первого раза, теперь тут было полно народу.

Я встретилась взглядом с мужчиной, которого уже видела в ту ночь. Курильщик. Он прислонился к барной стойке, нянча стакан с прозрачной жидкостью. Его взгляд блеснул чем-то столь резким, что я застыла. Следовало при первом же случае уточнить, что там с русско-американскими отношениями.

Ронан помог мне снять шубу, и от того, как его пальцы скользнули по ткани платья, между ног у меня запульсировало.

– Желтое, – задумчиво произнес он, не сводя глаз с платья, как будто задавался вопросом, что у меня под шубой.

Мое дыхание замедлилось.

– Тебе… нравится желтое?

Его пристальный взгляд поднялся, удерживая, давя, обжигая, крадя воздух из моих легких. Он так и не ответил, но что-то подсказало, что желтый ему нравился, так же как и мой неловкий русский.

Мы сели за столик в тускло освещенном углу, и разговор потек легко и непринужденно, чего не должно было быть с незнакомцем. Ронан спросил, училась ли я в колледже. В попытке не демонстрировать ему, насколько тривиальной была моя жизнь, я сменила тему и начала расспрашивать о нем. Я узнала, что фамилия у него – Марков, что у него есть брат, который живет в Нью-Йорке с беременной женой и маленькой дочерью. Ронан казался сентиментальным, когда говорил о них, и я еще больше отдалась в его руки. Скоро он сможет лепить меня, словно глину.

Он был обходителен и слегка неотесан, вытаскивая кубик льда из стакана водки за десять тысяч долларов и разгрызая его. Это только напомнило мне, как ощущались его губы на моих, как он грязно целовался и как не хотел трогать меня руками.

Сотовый в кармане моего платья непрерывно звонил. Когда я увидела на экране номер папы, телефон выскользнул из пальцев и с глухим стуком упал на стол, что, казалось, привлекло внимание всего зала.

Я наблюдала, как телефон жужжит и жужжит, сотрясая столовые приборы рядом, равно как и сердце у меня в груди. Я знала, что если отвечу на звонок, папа уговорит меня сесть на самолет домой. Я делала все, лишь бы он был счастлив, и зашла в этом так далеко, что готова была принять предложение руки и сердца от мужчины, которого даже не хотела, считая, что слова, сказанные шепотом в коридоре, померкнут, папа будет гордиться мной, и все будет хорошо.

Ронан приподнял бровь.

– Проблемы?

Я покачала головой, не желая делиться тем, что прячусь от отца и нанятой им няньки. У него уже были сомнения по поводу моего возраста. Дрожащей рукой я выключила телефон и положила обратно в карман. Мне всего-то нужна была неделя. Одна неделя никого не убьет.

Когда мы заканчивали обед, к столу подошел курильщик, питающий явное отвращение к американцам. Он не смотрел в мою сторону, но я кожей чувствовала его возбуждение. Грязные светлые волосы и расстегнутый пиджак, словно он только что трахался. Он был хорош собой в классическом смысле, хотя, вероятно, мог бы поработать над своей ксенофобией.

Он сказал Ронану несколько слов по-русски, слишком тихо, чтобы я могла расслышать. Ронан встал.

– Дай мне минутку, котенок.

Я кивнула и проследила, как он отошел в дальний конец зала. Этот человек был популярен.

Грязный блондин остался возле стола, засунув руки в карманы, и смотрел на меня так, словно я была букашкой, которую он хотел раздавить. «Убей их добротой» – таков был мой девиз. Ну… не всегда, но это был принцип, над которым я работала.

– Здравствуй, – с улыбкой сказала я. – Я Мила.

Мурашки побежали по коже, когда его взгляд прошелся по моему телу, а потом он с насмешливой улыбкой ответил:

– Костя. – Он пристально прищурился. – Может, он и покупает тебе модные штучки, но ты для него всего лишь еще одна шлюха.

Моя улыбка исчезла.

Никогда в жизни со мной так не разговаривали. Дома меня оскорбляли тонкими колкостями за спиной, а не грубостями в лицо. Этот человек даже не знал меня или того факта, что я все еще была девственницей, но слово «шлюха» ударило меня прямо в грудь.

И снова мне напомнили, что мне здесь не рады. Это заставило меня почувствовать себя изгоем, чем-то нелепым и неуместным. Неуместным как в Причалах, так и тут. Неприятие словно тиски сжало горло, пока на глазах не выступили слезы унижения. Костя выглядел мрачно довольным, когда одна слеза скатилась по моей щеке.

– Прошу прощения, – сказала я, схватив шубу со спинки дивана и надевая ее по пути к парадному входу. Когда я распахнула двери, кожу обласкал ледяной ветер. Альберт привычно стоял, прислонившись к машине у обочины, и курил сигарету. Он нахмурился, когда я подошла к нему. Я прислонилась к машине рядом с ним и вдохнула холодный промышленный запах города.

– У тебя все лицо в пятнах, – равнодушно сказал он, выпуская дым.

– Альберт, – вздохнула я, – иногда девушка не хочет знать правду. Точно так же, как, когда она спрашивает тебя, толстая ли у нее задница в этом платье, она не хочет услышать «да».

Он нахмурился.

– Кто-то сказал, что у тебя толстая задница?

Нет, меня всего лишь назвали «шлюхой».

– Что-то вроде.

– Это неправда.

Я весело выдохнула.

– Не пялься на мою задницу.

– Я мужчина. Все мужчины пялятся.

Как по сигналу мимо прошла беременная, и взгляд Альберта тут же опустился на ее задницу.

Я хлопнула его по животу.

– Она беременная, изврат.

– Это всего лишь значит, что она давалка.

Мужской разум – загадка.

– Что означает «изврат»? – спросил он, провожая взглядом женщину.

Я тихо рассмеялась.

– Ну, знаешь, «извращенец». – Он все еще выглядел озадаченно, так что я продолжила. – Это слово означает того, кто постоянно думает о сексе.

– Любого мужчину.

– Возможно, но не каждый хочет затыкать женщине рот и шлепать ее, Игорь.

Он выпустил облако дыма и многозначительно посмотрел мне в глаза, от чего по коже у меня побежали мурашки.