Страница 46 из 50
Ян порвал чек, упаковал картину, собрал этюдник, чемоданчик с вещами, закрыл мастерскую на ключ и уехал, когда вставало солнце и нежными, как пух цыпленка, лучами пробивалось сквозь шторы в спальню Мары.
Мара открыла глаза и попыталась вспомнить, что такое важное она должна была сделать сегодня. Это важное тяготило и мучило ее, как инородное тело, почему-то оказавшееся у нее в груди. Она села, взгляд ее упал на руки в пятнах синей краски, и ее осенило: портрет! Она вскочила и набрала номер бюро доставок. Никто не отвечал – было еще слишком рано. Мара приняла душ, позавтракала и позвонила снова.
Через час посыльный стоял у Мары в прихожей и объяснял, что по указанному адресу никого нет, а дверь заперта. Мара ему не поверила и отправилась убедиться лично.
Мастерская была закрыта. Жалюзи на окнах опущены.
Мера приезжала вечером, и на следующий день, и каждый день целую неделю (телефону она не доверяла) – мастерская была закрыта.
Известие о Яне она получила из газет, которые сообщали, что у него открывается выставка новых работ в Национальном дворце муз и жрецов.
Мара открыла шкаф и чемодан и стала перекладывать платья из одного во второй с тем, чтобы немедленно выезжать в столицу на открытие выставки.
В дверь позвонили – это пожаловал Марын нареченный, подтянутый, исправный и оживленный больше обычного:
– Наконец-то, Мара! Я долго ждал этого дня! Вчера нам, наконец, заплатили по одному контракту, м-м, пальчики оближешь! И знаешь, что я сделал первым делом? Помнишь розовый особняк на набережной, который тебе понравился, когда мы гуляли в прошлое воскресенье? Так вот. Я навел справки: он продается. И я вчера внес задаток на его приобретение. А это значит, что мы можем честным пирком, да и за свадебку!
Мара вспомнила особняк с парком и ступеньками, ведущими с веранды прямо к реке.
– Нет, – подумала она вслух, – нет.
– Что нет? – не понял жених.
Мара посмотрела на него, как будто видела впервые: выутюженный, надушенный, глаза сияющие, как рекламы, и ей стало скучно.
– Уходи. У меня нет времени.
– Что? Не понял?
– И объясняться у меня тоже нет времени. Уходи! Женись на своем особняке. Розовом.
Он втянул голову в плечи, не понимая, в чем дело. Мара, чтобы привести его в чувство, взяла с туалетного столика длинную булавку для шляпок, и молча пошла на него, держа эту булавку, как нож. Жених стал отступать назад до самой двери, открыл ее и выбежал, хлопнув дверью так, что в окнах задрожали стекла.
Мара бросила еще какие-то ненужные мелочи в чемодан, захлопнула его и отправилась на вокзал.
С тех пор, как Ян покинул мастерскую, он жил у приятеля в заброшенном загородном доме и работал с утра до вечера. Он создал серию картин на тему портрета Мары; каждую картину он забрызгал краской из аэрографа.
И вот Дворец муз и жрецов предоставил художнику два зала. В одном, огромном, с белыми колоннами, был выставлен портрет Мары, в другом, поменьше, – серия последних картин. Собралась обычная публика: непризнанная, полупризнанная и сверхпризнанная богема и кое-кто из политических персон. На женщинах сверкали фальшивые драгоценности. В бокалы разливали золотистое вино. Ян начал речь, в которой, как бы заумно он не говорил, все сводилось к тому, что плоды трудов мужчина складывает к ногам своей возлюбленной.
В зал вошла Мара. Кто-то, узнав в ней сходство с портретом, крикнул:
– Вот она!
Все обернулись – она была боса и одета ровно так, как на портрете: в простой полупрозрачный хитон, который переживет все моды и пережил тысячелетия.
Ян молча смотрел на Мару.
Мара молча смотрела на Яна.
Публика молчала и смотрела на них обоих.
Ян сделал шаг.
– Ян! – прошептала Мара. – Я-а-а! – закричала и побежала ему навстречу. – Ян, – остановилась перед ним, – это я.
Публика зашумела, зааплодировала; поднялись, зазвенели бокалы.
Таков был день рождения марьянизма: в жизни – союза Мары и Яна, в искусстве – нового течения и стиля.
А через несколько лет открылась выставка молодой художницы Марьяны Гвозденович.
ЛЕГЕНДЫ И ПРИТЧИ
Последний стакан водки
В деревне Похрюшкове вырыли артезианский колодец водки. Надо было провести воду в новый дом. Когда-то деда Хозяина дома отправили в Сибирь за то, что владел он тридцатью гектарами земли, выкупленными у Земельного банка, да табуном лошадей, носившимся по ним так, что пыль столбом поднималась. А теперь внук вернулся в Похрюшково, на круги своя, и на своей горке дом восстанавливал по образу и подобию старого, как от отца и деда слыхивал.
Хозяин призвал бригаду.
Пришла бригада – люди городские, дипломированные, назвали цену и три дня бурили грунт. Заложили в скважину трубу, и пошла из нее жидкая грязь.
– Вот, – говорит бригадир, – завтра пойдет вода. Чистая, совсем чистая. Платите деньги.
– Какая ж тут вода? Тут одна грязь, – возразил Хозяин.
– Состав земли не знает грязи, – прищурил глаза бригадир.
– А состав воды и подавно, – не испугался Хозяин. – Пока воды не увижу, денег не дам.
Назавтра в трубе захрипело и затихло. Выскочила лягушка, квакнула и исчезла в траве.
Посоветовали Хозяину Мастера Васю позвать. Пришел Мастер чуть свет, обошел участок, затем на животе прополз: нутром прощупал. Через каждую пядь припадал ухом к земле, слушал внимательно, нюхал, шумно втягивал ноздрями воздух, брал щепотку, пробовал на вкус и ел.
Хозяин удивлялся, но Мастеру не мешал. Наконец тот встал, воткнул колышек на пустом месте.
– Здесь, – говорит, – колодец рыть будем.
– А цена твоя какая?
– Полтыщи да бутылка водки. Только водка должна быть первостатейная, не подделка какая, не импортная, а наша. Как слеза девицы.
На том и сговорились. Хозяин, не доверяя местному магазину, за водкой в район поехал. Нашел там нужную водку, хотел ящик взять, да нету; это была единственная бутылка старой водки, невесть какими судьбами затесавшаяся на полке.
В назначенный день пришел Мастер Вася с двумя помощниками отроками. Пробурили они яму в человеческий рост. Мастер Вася прыгнул в нее.
– Теперь давай, – говорит, – твою водку, Хозяин.
Хозяин удивился, что теперь, а не по окончании работ, но возражать не стал – отдал Мастеру Васе водку.
Мастер откупорил ее, отпил глоток, кивнул одобрительно: хорошая водка, правильная; выпил ее, выбросил бутылку из ямы и принялся за работу. Работал он два дня; что он там делал, никто не знал, помощники ему только трубу подали, но к концу второго дня из трубы пошла вода. Чистая, как слеза девицы.
Попробовали воду – а это водка.
Прибежала вся деревня.
Мужики хилые, чахлые, жизнью затертые, без зубов. Похрюшково – деревня с почерневшими домишками, в стороне от дорог, куда маршрутный автобус приходит раз в неделю: то ли по пятницам, то ли по субботам, и никогда точно не известно, но ждут его с пятницы. Одеты мужики в пыльные тряпки, обуты не в лапти, не в туфли, а в тапки.
Налил Хозяин каждому по стакану. Начали они пить и слышат, земля под ногами задрожала, ходуном заходила, небеса разверзлись, молния сверкнула и гром загрохотал. Плечи у мужиков расправились, грудь распрямилась, мускулы на ногах, на руках налились, ростом они повыше подтянулись – одежонка по швам треснула, а чубы русым локоном завились.
Выздоравливало тело, выздоравливал и дух; свет ума в глазах засветился, хаос, мрак, ересь, пропаганда, дурь зашумела, завыла и из головы, как ведьма на помеле, вылетела. Жажда пить другую водку раз и навсегда прошла.
//