Переселение душ

Йог упомянул все о тех же исследованиях Пенфилда и Хидена, об опытах под гипнозом, ссылался на статьи, о которых я уже говорила.

— Ты мне об этом рассказывал, — шепнула я мужу. — Но разве существует наследственная память?

— Конечно, нет! — фыркнул он. — Передается по наследству с помощью хромосом, генов и нуклеиновых кислот лишь определенная информация, необходимая для построения организма, но никак не память о том, что видела наша прабабушка. Природа экономна и не засоряет сложный механизм наследственности всяким хламом. Типичный прием этих шарлатанов — придавать своим бредням видимость достоверности ссылками на науку. Ловко перемешивают действительные факты с наукообразным вздором.

— Тише, — поспешила я остановить его, потому что Морис в ярости все повышал голос и на нас уже начали оглядываться.

Впрочем, многие в зале стали покашливать, поскрипывать стульями.

Но, как опытный оратор, профессор не затянул лекцию:

— Я изложил вам вкратце, так сказать, теоретические основы учения о перевоплощении душ и современные научные представления о нем. Но как говорит наша древняя мудрость, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Думаю, лучше всего убедят вас в истинности метампсихоза практические опыты. Позвольте мне к ним перейти.

Зал опять притих и насторожился. Индус исчез за кулисами.

Его сменил, деловито командуя своими помощниками, Эмиль Арвид, явно наслаждавшийся ролью устроителя и организатора вечера. По его указанию на авансцене с двух сторон поставили журнальные столики и по нескольку стульев возле каждого из них. В глубине сцены по углам поместили две обтянутые пластиком кушетки, какие обычно стоят в кабинетах врачей, и заслонили их ширмами.

Наконец все приготовления закончились. Мягкой, словно крадущейся походкой на сцену снова вышел бородатый йог, обвел зал пристальным взглядом, его глаза так и сверкнули из-под густых черных бровей. Все замерли.

Профессор негромко объявил, что сейчас проведет показательный сеанс перевоплощения душ. Принять в нем участие может любой из уважаемых зрителей, кто пожелает. От него, профессора, такие опыты требуют максимальной сосредоточенности и напряжения всех духовных сил, поэтому он убедительно просит присутствующих, особенно очаровательных дам, постараться сохранять полную тишину и спокойствие.

Для добровольцев же, которые пожелают принять участие в экспериментах, продолжал профессор, нет ни малейшей опасности. Они совершенно безвредны, и во время них не будут задеты чувства и моральные принципы участников. Желательно, чтобы добровольцев нашлось побольше, добавил йог с мягкой улыбкой, потому что, как он уже объяснил, опыты эти удаются далеко не с каждым. Чтобы легче вспомнить о своих прежних перевоплощениях, человек должен обладать особой восприимчивостью и живостью памяти. Таких людей и нужно отобрать — наиболее пригодных для духовного контакта.

— Да, еще я должен напомнить, хотя, кажется, и говорил уже об этом, уважаемые дамы и господа, что переселение душ не следует путать с простой передачей наследственных признаков от родителей к детям. — Профессор наставительно поднял палец. — Если кто-нибудь ошибочно понял, будто он может вспомнить, что видел и чувствовал, скажем, его прадедушка сто лет назад, то это вовсе не так. Я приношу глубокие извинения, если неточно выразился. Души наши странствуют и воплощаются по каким-то особым, таинственным и непостижимым пока для нас законам. Душа — это душа, а не хромосомы, не гены. Возможно, что сто лет тому назад ваша душа находилась в каком-то растении или животном. А душой вашего прадеда, от которого вы унаследовали определенный набор генов и какие-то телесные признаки, в настоящее время обладаете не вы, а, допустим, некая негритянская девушка…

По залу прошелестел легкий смешок, но тут же стих.

— И эта милая девушка, никогда прежде не бывавшая здесь, в Швейцарии, может быть, однажды приедет в Женеву и вдруг узнает улицу, на которой когда-то жил ваш почтенный прадед. Это он, а не вы имеет право сказать устами прекрасной негритянки, в которую теперь воплотилось его бессмертное «я»: «Вспомнила эту улицу душа моя!» А что вспомнит ваша душа, каждый может попытаться сейчас узнать сам.

Телевизионные операторы приникли к своим камерам.

— Пожалуйста, смелее. Прошу вас, дамы и господа! — добавил йог с приветливой улыбкой.

Конечно, Морис вскочил и ринулся к сцене первым. Я ждала этого, но все равно не успела его удержать. Комиссар громко расхохотался.

Второй на сцену вышла молодая красивая женщина, смуглая и черноволосая, похожая на цыганку. За нею поднялся по лесенке здоровяк лет сорока, наверное коммивояжер, — плотный, плечистый, с толстой короткой шеей и подозрительно багровым лицом, выдававшим, что он хватил для храбрости коньячку…

Желающих испытать переселение душ оказалось много. Устроитель вечера едва сдерживал их. На сцену еще прорвались сильно накрашенная дама в сбившемся на сторону парике, совсем молоденький юноша, похожий на Руди Баумана, то и дело нервно поправлявший галстук и по-цыплячьи вытягивавший тонкую, детскую шею, и человек, прекрасно знакомый с детства не только мне, но, наверное, доброй половине сидевших в зале, — наш старый учитель математики Пауль Домберг. У нас в гимназии его прозвали «Коперником», не помню уж почему. Высокий, тощий, сутулый — я сразу его узнала. Похоже, его не брало время. Неужели он до сих пор преподает?

Ну уж он-то никак не мог ни с кем быть в сговоре. Да и вообще никто из вышедших на сцену, по-моему, не был подставным лицом, тайным сообщником йога.

Рассадив шестерых добровольцев возле журнального столика, профессор деловито проговорил:

— Ну что же, тогда начнем. Прошу вас, мадемуазель… — И он галантным жестом пригласил смуглую девушку пройти вместе с ним за ширму.

О чем они там беседовали, не знаю, но уже минуты через три девушка вернулась на свое место, а индус пригласил за ширму моего мужа. Морис тоже вскоре вернулся, сияя, словно увидел за ширмой нечто совершенно необыкновенное.

Мы с комиссаром переглянулись.

Так, один за другим, за ширмой побывали все шестеро добровольцев. Теперь они снова сидели возле столика и глядели на профессора. А тот в свою очередь задумчиво поглядывал на них, поглаживая бороду, и, наконец, решительно объявил, что находит наиболее подходящими для духовного контакта очаровательную мадемуазель Бару, — он поклонился девушке, — и господина, сидящего крайним справа. Имени его он, к сожалению, пока не знает…

— Пауль Домберг, к вашим услугам, господин профессор, — подсказал ему, привстав, просиявший «Коперник».

— Очень рад, — поклонился ему йог. — Остальных же, — он развел руками, — я благодарю за готовность принять участие в опытах и прошу вернуться на свои места в зале.

Побагровевший еще больше коммивояжер покинул сцену с гордым и независимым видом. Паренек потоптался и, понурившись, чуть не плача от обиды, поплелся за ним. Но мой муж и накрашенная дама не собирались сдаваться. Они подошли к йогу и стали ему что-то горячо доказывать. Улыбаясь, кланяясь и качая головой, он отступал под их натиском, пока его не выручил устроитель вечера. Пришлось даме и Морису покинуть сцену.

Однако мой супруг вернулся на свое место вовсе не огорченным, а с видом победителя.

— Ничего, он от меня не уйдет, — зловеще сказал Морис, усаживаясь рядом со мной. — Ну ловок!

— Что там было, за ширмой? — спросила я.

— Потом расскажу.

— Теперь я прошу тех, кто хорошо знает отобранных мною добровольцев, встать и представить их всем присутствующим в зале, — объявил йог. — Кто хорошо знаком с мадемуазель Бару?

В дальнем конце поднялся молодой человек в очках с дымчатыми стеклами и заявил, что он готов поручиться перед уважаемой аудиторией за мадемуазель Жанну Бару.

— Она инженер-химик, мы работаем вместе в лаборатории фармацевтической фирмы «Уна». Я знаю ее уже несколько лет и могу поручиться за милую Жанну, как за самого себя. Уверен, что ко мне присоединятся все ее многочисленные друзья.