Страница 84 из 124
Наведя шороху в Лондоне, Captain Beefheart and his Magic Band отправились покорять Канны. На MIDEM они оказались в солидной компании исполнителей – таких, как Поль Мориа, Том Джонс, Дайана Росс и The Supremes, Fairport Convention, Гелена Вондрачкова, Blossom Toes и Карел Готт. Особенно сильное впечатление Мэджик Бэнд произвел на Артура Брауна и его группу Crazy World. Барабанщик Дрейкен Тикер вспоминал: «Я был абсолютно сражен. Я считал, что Артур был самым безумным, самым эмоциональным вокалистом и шоуменом, но после того как я увидел Бифхарта, Артур оказался на втором месте»[77]. В довершение всего Капитану и его команде даже удалось попасть на одну вечеринку с Полом Маккартни – который тоже решил заглянуть на фестиваль.
Глава четырнадцатая, в которой Капитан и Волшебная группа записывают еще один альбом, а затем начинают терять терпение
После захватывающих приключений и роскошных приемов в Старом свете Мэджик Бэнд вернулся в свое унылое калифорнийское обиталище с осознанием печальной новости – Buddah Records не собирается выпускать записи, сделанные для альбома "Brown Wrapper". Хорошей новостью было то, что менеджер Боб Краснов по-прежнему верил в группу. Он был убежден, что даже если Captain Beefheart & his Magic Band и не покорят весь мир, то определенно станут героями андеграунда. Поэтому он продолжал проявлять чудеса находчивости, чтобы позволить группе записываться и выпускать альбомы. Из разрозненных сведений от не вполне надежных источников можно заключить, что Краснов заплатил боссам Buddah и Kama Sutra, чтобы они отпустили группу. Затем он получил аванс от лейбла MGM, заключив контракт, который не собирался выполнять, а на вырученные средства основал собственный лейбл Blue Thumb, первым релизом которого должен был стать долгожданный второй альбом Капитана и его команды. Поскольку записи "Brown Wrapper" по-прежнему находились в собственности лейбла Buddah, а Краснов был слишком честен, чтобы опускаться до воровства, перед Мэджик Бэндом встала задача записать заново свои недавние композиции. Квакеры XXV века, однако, аналогичной привилегии не получили – новый альбом планировалось сократить до одной пластинки. Следующие пару месяцев Мэджик Бэнд усиленно повторял свои старые номера, отчаянно отбиваясь от попыток Капитана сочинить что-то новое и гениальное. В планах маячили новые европейские гастроли, время поджимало.
Тем не менее, когда настало время отправиться в студию, группа проявила чудеса дисциплинированности и смогла оперативно (пере) записать все запланированные треки за одну неделю в конце апреля – начале мая. Даже Капитан выглядел собранным и подготовленным. По большей части он был доволен тем, как продвигалась работа, и на сессиях царила позитивная атмосфера. «Все складывалось гораздо лучше и звучало более продуманно в сравнении с хаосом на TTG»[78], – докладывал Френч. Бесформенные джемы были отправлены на свалку истории. Длиннющий "Mirror Man" прошел процедуру обрезания и был сокращен втрое, теперь он именовался "Son Of Mirror Man – Mere Man" («Сын Зеркального человека – Просто человек»). Основу альбома составили новые версии уже известных песен – "Safe As Milk", "Trust Us", "Beatle Bones ‘n’ Smokin’ Stones" и "Gimme Dat Harp Boy". С "Beatle Bones" исчезла струнная партия в духе Стравинского, зато на "Mirror Man" дебютировал (при помощи усилителя) легендарный просеиватель муки. Также была записана версия "On Tomorrow" с вокалом, а Капитан прямо в студии сымпровизировал номер "Ah Feel Like Ahcid" в духе Сона Хауса. Композиция напоминает «полевую» запись доисторического дельта-блюзмена. Сочетая архаизм и сюрреализм, Бифхарт хрипит, сопит и кряхтит в свой фонограф, очевидно, шлепая себя по лодыжке для ритма. Хулиганская игра слов в названии (под опасным ahcid скрывалось банальное I said) намекала на то, что, даже завязав с «кислотой», Ван Влит был рад заигрывать с нездоровыми увлечениями современной молодежи. Еще более интересно звучала "On Tomorrow", в которой уживались весьма независимые друг от друга ритмы и мелодические партии. Это было что-то новенькое: если раньше Мэджик Бэнд создавал для своего Капитана мощную, непробиваемую стену звука, то теперь конструкция песни больше напоминала ажурный каркас, составленный из разнородных и причудливо переплетающихся между собой инструментальных партий.
Завершив работу, группа со спокойной душой улетела в Европу, оставив пленки в полном распоряжении Краснова. Гастрольный маршрут был составлен довольно неуклюже, и музыканты по несколько разу курсировали между Британией и континентом: из Рима в Лондон, из Милана в Ньюкасл, из Парижа в Манчестер и обратно, в Амстердам. Шиковать не приходилось, и временами водителем группы выступал даже Джон Пил, сохранявший настоящую преданность группе. На каждом британском концерте Мэджик Бэнда он наблюдал практически идентичную картину: «Примерно половина аудитории выходила из зала во время первого номера, когда он [Бифхарт] начинал играть на этом странном инструменте [шахнае] – на котором он играл не так уж здорово… Некоторые номера состояли из того, что он рычал и гудел через это устройство, но тем не менее, группа за его спиной рубилась как ненормальная»[79][119].
Усилия не пропадали даром: вокруг Captain Beefheart and his Magic Band нарастало что-то вроде культа. Record Mirror сообщал, что хотя Капитан и его команда никогда не попадали в хит-парады, на обложки подростковых журналов и не выступали в Альберт-холле, «они, без сомнения, добились успеха. Они – одна из самых известных в Британии американских групп, они повсюду собирают массу зрителей. И это по-настоящему важно – люди говорят о Бифхарте и многие интересуются, из-за чего весь шум». В интервью изданию Капитан с удовольствием представал в роли бунтаря и рассказывал о том, как однажды, когда ему было 16 лет, его задержали полицейские – им не понравился его внешний вид. Кроме того, Дон предсказывал, что 1984 год уже не за горами и объяснял, что настоящая аудитория Мэджик Бэнда – не люди за тридцать, а 13-летние подростки, которые лучше всех понимают их «месседж». Бифхарт также расписывался в уважении к Бобу Дилану и объяснял свой художественный подход: «Можно написать стихотворение и использовать слово «желтый». Хорошо. Но если ты положишь его на музыку, то добавишь новое измерение слову «желтый», и оно вызовет картины в воображении. Там-то все и происходит – в воображении»[80].
В то время как в далеком Лондоне Капитан рассуждал о колористике музыкальных произведений, менеджер Боб Краснов, оставшись наедине с записями будущего альбома, решил кое-что «подрисовать» к уже готовым песням. Получив полную свободу, менеджер крутил ручки, нажимал кнопки и «украшал» композиции новомодными психоделическими эффектами. На «улучшенных» записях партии инструментов гуляли из канала в канал с головокружительным эффектом фэйзинга; то там, то сям прорывались пущенные задом наперед пленки; Капитан временами звучал так, словно пел то из огромной пещеры, то со дна морского. Закончив свои труды, Краснов записал альбом на ацетатный диск и прилетел в Англию, чтобы группа смогла послушать окончательный вариант. Более молодым участникам группы «модный» ремикс Краснова пришелся по вкусу, однако ветераны Ван Влит и Снауффер «возмущались на протяжении всего прослушивания»[31][120]. Репутация Краснова оказалась подорванной. А вскоре между менеджером и группой произошел и окончательный раскол. Это случилось после того, как Краснов забрал у концертного агента весь доход, накопленный группой за время тура, и улетел обратно в Америку. Оставшись без средств к перемещению и существованию, музыканты были вынуждены отменить престижные европейские концерты и вернуться в осточертевшую Калифорнию.
Несмотря на все восторженные отзывы, дебютный альбом "Safe As Milk" так и не попал ни в американские, ни в британские чарты. Неудачное окончание гастролей, коммерческий провал первого альбома и нехватка финансов изрядно подкосили моральный дух группы. По всей видимости, неудачи еще больше подпортили характер Капитана: «После всех злоключений он стал еще менее терпимым по отношению к нам»[82], – вспоминал Френч. Джим Шервуд, заглянувший в гости к группе, наблюдал, как Ван Влит швырял микрофон об пол и орал на окружающих. Шервуд, знавший Дона еще с юных лет, комментировал: «Он показался мне совершенно другим парнем»[83]. На гастролях, под постоянным вниманием зрителей и прессы, Дон, как правило, бывал приятен и обходителен, однако музыкантам, которые снова оказались с ним в тесной домашней обстановке, приходилось непросто. Первым не выдержал Алекс Снауффер. Гитарист рассказывал: «Я устал от всего дерьма – Дона, лейбла, всей музыкальной индустрии. У меня была жена и ребенок. Мне нужно было что-то делать. А с этими людьми я не мог рассчитывать даже на еду»[84]. Таким образом, из Мэджик Бэнда ушел его основатель, еще пару лет назад бывший главным двигателем группы, ее организующим началом. Это был серьезный знак того, как сильно изменилась ситуация в коллективе.