Мотив омелы

— Потому что мне нужна твоя поддержка. Твоя и Элая.

Она фыркает, вытирая глаза.

— Мы знаем, что Элай руками и ногами за.

— Верно. Он уже планирует нашу двойную свадьбу с ним и Люком. Он на седьмом небе от счастья. Я хочу, чтобы и ты чувствовала то же самое, Джун.

Преодолевая небольшое расстояние между нами, она крепко обнимает меня, и её голос звучит хрипло, когда она целует меня в висок.

— Если кто и заслуживает счастливого конца, так это ты, — она шлёпает меня по заднице, когда я выбегаю из ванной. — А теперь иди и пошали как следует!

Глава 14

Плейлист: Gwen Stefani — Under the Christmas Lights

С пылающим сердцем я сбегаю вниз по лестнице своего многоквартирного дома, выскакиваю за дверь и бросаюсь в объятия Джонатана.

Он смеётся тепло и глубоко, целуя мои щёки, нос, рот.

— Я скучал по тебе, — говорит он. — Худшие пятнадцать минут в моей жизни.

— Мне показалось, что прошло пятнадцать дней, — я улыбаюсь ему, беру его за руку, когда он протягивает её, чтобы я могла перешагнуть через очередной сугроб и сесть на своё место в его внедорожнике.

Джонатан ведёт машину, и мы препираемся. Я жалуюсь на то, что он соблюдает скоростной режим, когда на дороге совсем немного снега, и я отчаянно хочу оказаться у него дома, уже голой. Он напоминает, что ему очень хотелось бы находиться у себя дома и уже голым, но это я потребовала заскочить ко мне. Честно говоря, после того, как мы в течение двух недель вели себя прилично, это ощущается просто прекрасно. Такое чувство, что я надеваю свою самую мягкую рубашку и забираюсь под самое уютное одеяло — знакомое, безопасное и правильное.

— Удовлетворена? — спрашивает он, паркуя машину.

— Пока нет, — перебравшись через центральную консоль, я устраиваюсь у него на коленях так, как хотела, когда он в первый раз отвозил меня домой. — Но скоро буду удовлетворена.

Джонатан даже не может скрыть улыбку, когда я запускаю руки ему под рубашку, осторожно избегая места над бедром, куда помпа вводит инсулин, и дразню его живот и грудь. Его глаза закрываются, когда я прокладываю дорожку поцелуев вверх по его шее, подбородку, скулам, затем к уголку рта.

— Я чуть не проехал там на красный свет, — бормочет он, скользя руками вниз по моим бёдрам к заднице, лаская, сминая. — Всё из-за тебя и твоих сексуальных требований.

— Тебе нравятся мои сексуальные требования.

— Да, — признаётся он, прижимая меня к себе там, где он твёрд и натягивает брюки. — Но они ещё больше понравятся мне наверху, на кровати перед камином.

Я вырываюсь, скатываясь, как перекошенный снежок, обратно на своё сиденье и распахиваю дверцу.

— Поторопись!

Смеясь, Джонатан обегает машину и заключает меня в объятия. Я обвиваюсь вокруг него, как огромная коала, а он открывает дверь своего дома и трусцой поднимается по лестнице.

— Впечатляющая физическая сила, — говорю я ему.

— Хоккей весьма хорош для кое-чего.

— Для того, чтобы взбегать по лестнице со своей сексуально требовательной женщиной и не запыхаться?

Он выгибает бровь, открывая дверь в свою квартиру.

— Да, но в целом… — он пинком захлопывает за нами дверь. — Для выносливости.

По нажатию кнопки на пульте дистанционного управления в камине в гостиной его квартиры оживает пламя.

— Вау, — шепчу я.

Он усмехается и говорит:

— Придержи эту мысль.

Демонстрируя впечатляющую силу, Джонатан перетаскивает свою низкую кровать-платформу из угла студии через всё помещение, пока она, накрытая уютными одеялами, не оказывается прямо перед камином.

Не успеваю я сказать хоть слово, а Джонатан уже снимает с моих плеч пальто и вешает его на вешалку. Оставив лёгкий, как пёрышко, поцелуй на моей шее, он вдыхает меня. Я вздыхаю, откидывая голову ему на плечо, как мне этого хотелось. Его руки обхватывают меня сзади, а я протягиваю руку назад и провожу ладонью по твёрдым, толстым очертаниям его эрекции.

— Я хочу тебя так сильно, что едва могу ясно видеть, — хрипло говорит он.

— Эта помешанная на праздниках цыпочка с работы тебя возбудила? — шепчу я. — С её пышными бёдрами, взъерошенными кудрями и склонностью действовать тебе на нервы?

Он издаёт стон смеха.

— Похоже, ты говоришь по собственному опыту или что-то в этом роде. У тебя есть коллега, к которому ты неравнодушна?

— Ты сводишь меня с ума, — я разворачиваюсь в его объятиях и рычу эти слова ему в рот, пока мы целуемся, прикусываю его губу. — Ты создан для того, чтобы делать меня дикой.

Джонатан обхватывает моё лицо и снова целует, крепко и жадно, ведя нас к кровати.

— Ты себе даже не представляешь.

— Я хочу знать.

— С того момента, как я осознал статистическую вероятность, что МКЭТ — это ты, — говорит он между поцелуями, — учитывая все совпадающие обстоятельства и улики, я пропал. Всё, что я подавлял рядом с тобой, Габриэлла, — поцелуй, — всё, что я запрещал себе воображать с МКЭТ, — поцелуй, — объединилось. Я был в полном раздрае. Мне приходилось наблюдать, как ты ходишь по магазину и сверлишь меня взглядом, всё ещё ненавидя меня до глубины души. А потом мне приходилось идти домой и каждый вечер удовлетворять себя в душе, потому что ты приводила меня в ярость и делала меня таким чертовски твёрдым.

У меня отвисает челюсть.

— Я хочу увидеть повторение этого попозже.

— Я так рад, что это ты, Габриэлла, — он заканчивает разговор о похоти и переходит к романтике, прижимает меня к себе, дразнит мои соски через свитер. — Я бы не смог вынести иного расклада.

— Джонатан, — шепчу я, безумно счастливая от того, как он прикасается ко мне. — Я тоже.

Взяв меня за руку, он садится на кровать и тянет меня вниз, пока огонь весело пляшет позади нас.

Я плюхаюсь к нему на колени, глядя на Джонатана сверху вниз, пока он убирает с моего лица выбившиеся локоны и заправляет один мне за ухо. Я просовываю руку ему под рубашку, поднимаюсь по груди к сердцу, а затем целую его. Наши языки соприкасаются, и это кремень и сталь, воздух вырывается из нас, мы оба снимаем обувь, заползаем обратно на кровать, срываем одежду друг с друга.

— Ты потрясающе пахнешь, — шепчу я, уткнувшись носом в его шею, вдыхая его запах. — Почему ты так потрясающе пахнешь?

Джонатан издаёт смешок, но звук становится натянутым и срывающимся, когда я облизываю его адамово яблоко, пробуя на вкус его кожу.

— Это просто гель для душа. Когда я понял, что резкие запахи вызывают у тебя головную боль, я перестал пользоваться одеколоном и перешёл на такой вариант.

Я вздыхаю от удовольствия, бесстыдно трусь о него, прикасаясь к нему, пробуя его на вкус.

— Это недопустимо мило.

— Я старался, — признаётся он, целуя безумно чувствительное местечко на моей шее, прикусывая зубами моё ухо. — В очень скрытной манере.

— Одежда, — ною я. — Снимай. Всю.

Он хватается за низ моей кофты и начинает поднимать.

— Скажи мне, Габриэлла. Чего ты хочешь. Чего ты не хочешь. Обещай, что скажешь.

— Я обещаю, — говорю я ему, целуя в подбородок, проводя ладонью по его штанам, где он твёрдый и натягивает ткань.

Джонатан снимает с меня свитер, затем футболку под ним, обнажая мою грудь, так как на мне нет лифчика. Какой в нём был смысл, если Джонатан всё равно просто снял бы его?

Его руки дрожат, когда он скользит ими вверх по моей талии и нежно обхватывает мои груди. Его большие пальцы обводят мои соски, пока он целует мою шею, подбородок, рот.

— Почему ты такая красивая?

— Потому что я твоя.

— Моя, — шепчет он, наклоняясь, чтобы поцеловать мою грудь, втягивая каждый сосок в рот долгими медленными посасываниями, которые посылают волны удовольствия вниз по моему животу и ниже, туда, где я мокрая и умираю от желания его прикосновений.

Вжав меня обратно в кровать, он стягивает с меня леггинсы. И видя меня, он втягивает прерывистый вдох. Его руки скользят по моей обнажённой заднице и притягивают ближе.