Мотив омелы

Что абсурдно. Это то, чего я хотела — чтобы книжный магазин был в безопасности, по крайней мере, на данный момент, и моё место в нём тоже было в безопасности. Я помирилась с Джонатаном, и мы расстанемся в хороших отношениях. Всего через несколько дней я встречусь с Мистером Реддитом и, надеюсь, лично испытаю к нему все те замечательные чувства, которые я испытывала онлайн.

Так почему же я на грани слёз? Что со мной не так?

Пока я вытираю глаза тыльной стороной ладони, Джонатан присоединяется ко мне, уперев руки в бока, осматривая магазин, который, могу признать, выглядит так, словно мастерская Санты и снежный человек родили ребёнка, а потом этот ребёнок заблевал всё тут.

Гирлянды, мишура, искусственный снег, сверкающие самодельные звёзды и снежинки из папье-маше и глины, кинары и дрейдели, пиньяты с семью звёздами, меноры и символы солнцестояния, а также блестящие серебряные и золотые ленты, скрученные в спираль, свисают с потолка и, давайте будем честными, со всех возможных поверхностей, на которых что-то может висеть.

В воздухе пахнет сахарной пудрой и тёмным шоколадом, цитрусовыми и свежесрезанной сосной. На верхушках книжных полок мерцают огоньки, а полки и столы украшают переливающиеся металлические фигурки — олени, крошечные подарочные коробки и сосновые шишки. Паровозик тихо посвистывает на своих крошечных рельсах, вращаясь вокруг основания рождественской елки у камина, украшенной белыми лампочками и лентами, гирляндами и украшениями в тон драгоценным камням.

Красочные стопки книг украшают каждый стол в магазине, размещённые спереди и по центру, в пределах досягаемости, украшенные умными маленькими этикетками, на которых указаны жанр, тропы, темы, обстановка и «Если вам нравится такое-то произведение, вам понравится и это». Рядом с витриной с одной стороны находится массивный стол с выпечкой, далее другой стол с принадлежностями для поделок — ватными шариками, бумажными тарелками и клеем для изготовления снеговичков и зимних животных, таких как лисы, кролики и белые медведи; материалы для пряничных домиков; блестки и кофейные фильтры для изготовления снежинок, краски для рисования пальцами и плотная бумага, разноцветная проволока — всё, что может понадобиться ребёнку для праздничных поделок, а также заранее вырезанные деревянные закладки, которые родители могут украсить по своему усмотрению.

Вздохнув, Джонатан потирает висок.

— Это ад.

— Всё не так уж плохо, — говорю я ему. По крайней мере, пока нам не придётся делать уборку сегодня вечером после закрытия.

— Всё именно так плохо. И будет ещё хуже, когда придут твои чёртовы певцы.

Счастье прогоняет мою меланхолию. Приятно вернуться к нашим старым перебранкам.

— Это джазовое трио.

Вот она, знакомая неодобрительная складка меж его бровей.

— Которое будет петь рождественские гимны.

— И много других зимних композиций, — я тычу его в рёбра. — Не будь таким гринчем. Это просто немного праздничного веселья.

— Праздничного веселья? — он поворачивается и смотрит на меня сверху вниз, вынуждая меня отшатнуться. Но прежде чем моё тело ударяется о твёрдую деревянную колонну позади меня, рука Джонатана обхватывает меня за талию, останавливая и притягивая к себе. Буквально мгновение мы смотрим друг на друга, и всё остальное… тает.

Очень осторожно Джонатан отпускает мою талию. Но не отстраняется. И я тоже.

— Блестки, Габриэлла, — наконец, произносит он. — Горячий клей. Конфетти. Имбирные пряники. Сахарное печенье. Глазурь… Ничего из этого не дополняет книги.

Я лучезарно улыбаюсь.

— Косвенно дополняет. Всё это привлекает покупателей, затягивает их в магазин и заставляет покупать наши книги.

Ворча себе под нос, Джонатан отворачивается и топает в заднюю комнату.

— Пойду накачаю себя лекарствами. У меня уже болит голова.

— Это пойдёт на пользу бизнеса! — кричу я ему вслед.

— Я знаю! — кричит он в ответ. — И я всё равно оставляю за собой право ненавидеть это!

Смеясь, я поворачиваюсь назад и осматриваю первый этаж, затем вношу кое-какие последние коррективы. Ещё одна упаковка детских салфеток на кондитерском столе — надеюсь, люди поймут намёк и будут вытирать руки, прежде чем прикасаться к книгам. Поставить стол для поделок поближе к витрине, чтобы прохожие, рассматривающие витрины, могли увидеть в действии праздничное развлечение по изготовлению подарков, вместе с музыкантами, которые расположатся перед другой витриной.

Джазовое трио прибыло точно вовремя, расселось и только что закончило разогреваться темой Винса Гуаральди из «Рождества Чарли Брауна», когда я поворачиваю табличку с надписью «Открыто». Не проходит и минуты, как в магазин врывается темноволосый мальчик, а за ним гонится женщина с такими же тёмными волосами чуть ниже плеч.

— Джек!

Он замирает, его рука зависает над столом с выпечкой, а именно над огромным шоколадным печеньем, украшенным леденцовой крошкой.

— Что?

— Притормози, — прижимая его к себе спереди, она одаривает меня усталой улыбкой. В них обоих есть что-то смутно знакомое — черты их лиц, тёмные волнистые волосы. Хотя я не могу понять, откуда я могу их знать. — Извините за неожиданное появление, — говорит женщина. — Я Лиз. А это Джек, — она смотрит на него сверху вниз и выгибает бровь, и это тоже знакомо. — Который кое-что хочет сказать.

Джек смотрит на меня снизу вверх, выглядя застенчивым.

— Извините, что я пытался схватить печенье.

— Всё в порядке, — говорю я ему, приседая так, чтобы наши глаза были на одном уровне. Он выглядит так, будто учится в начальной школе, но высокий для своего возраста. Улыбаясь, я протягиваю ему руку. Он улыбается в ответ, затем крепко пожимает мою ладонь.

— Я Габби.

— Джек, — говорит он. — Приятно познакомиться.

— Взаимно, Джек.

Он наклоняет голову.

— Тебе нравятся праздники, да?

Я покачиваю своими серёжками-бубенцами и поправляю ободок с оленьими рожками. Джек разглядывает белые снежинки с блестками на моём красном платье-свитере.

— Что меня выдало?

Он смеётся.

— Ты смешная.

— О, спасибо, — я киваю головой в сторону стола с выпечкой. — Если Лиз не против, можешь взять то печенье, которое хотел.

Он поднимает на неё взгляд и получает её улыбку.

— Мамочка? Можно мне взять?

— Да, можно.

С одобрения его матери я передаю Джеку маленькую тарелочку из переработанной бумаги, на которой я вручную нарисовала снежинки. Джонатан чуть не лопнул от натуги, сдерживаясь, чтобы не дразнить меня за то, что я работала над ними каждую свободную минуту, когда рядом не было клиентов, и самое странное, что я скучала по его придиркам.

Умело используя щипцы, Джек перекладывает печенье на свою тарелку.

— Моё любимое — мятно-шоколадное, — говорю я ему.

Он улыбается мне, уже набив рот печеньем.

— Моё тоже.

Его глаза блуждают по магазину, пока он жуёт откушенное, а затем расширяются, когда он замечает книгу в детской секции, которую я держу на нижних полках, чтобы дети могли до неё дотянуться. Ахнув, он роняет тарелку с печеньем на стол с выпечкой и бежит туда.

— Джек, подожди! — зовет его мама. — Вытри… — он уже схватил книгу с полки и бросил на пол, перелистывая страницы. — …руки салфеткой, — беспомощно заканчивает она. — Мы купим её, я обещаю.

— Я нисколько не волновалась. Хотите кофе? — спрашиваю я её, указывая на графины, которые я расставила. — Или чай? У нас также есть горячее какао и сидр со специями.

Прежде чем Лиз успевает мне ответить, раздается голос Джонатана, холодный, как снежная буря.

— Это не библиотека, малыш. Если ты просматриваешь книгу, ты её покупаешь.

Я резко оборачиваюсь, хмуро глядя на него с другого конца магазина.

— Джонатан Фрост! Не будь таким скруджем.

Он выгибает бровь, глядя на Джека, который свирепо смотрит на него снизу вверх, и говорит:

— Какой вздор.

Ярость пульсирует во мне. Я бросаюсь к Джонатану, готовая высказать ему всё, что думаю. Но внезапно лицо Джека расплывается в улыбке, и он вскакивает с пола, бросаясь на Джонатана.