Письма от другой

О компьютере мы можем только мечтать, но я нашла у комменды старинную печатную машинку, выменяла на коробку конфет. Печатаю письма Дэну…».

«Они переспали, и мне стало ещё сложнее. Я же должна что-то об этом всём подробно и красиво сказать, а как?! Как?! Лерыч вся в бегах, порхает, Дэн помог ей устроиться в газету… Там колонка светской хроники, это у Лерыча получается прекрасно! Я рада за неё. А мне сочинять про смуглые плечи и горячие глаза Дэна…».

«…Ох, такого наворотила, что сама возбудилась… Тоже, кажется, хочу этого Дэна… Ха-ха-ха. Шутка.

Лерыч удивляется: как это я такое пишу, я же девственница!

Лерыч-Лерыч! Пока ты воплощаешь мечты на практике, я читаю далеко не только институтскую программу! Я прочитала тучу любовных романов, эротических романов, порнографических…даже «Камасутру» бегло глянула! И если когда-то кто-то польстится-таки на мою тощую красоту, мне, пожалуй, будет, чем удивить этого человека. Что-то сегодня я расположена пошленько шутить…».

«Итак, восемнадцать писем и неземная краса Лерыча сделали своё дело. Свадьба состоялась, а меня и не пригласили. Ну правильно, у Дэна состоятельная, известная семья. И так мезальянс, а тут ещё подруга страшненькая из детдома, кому нужна?

А я рада за Лерыча! Надеюсь, у неё всё сложится очень хорошо! Не так уж часто в реальной жизни девушка из детдома выходит замуж за богатого столичного парня. Это только в кино. А Лерыч смогла!».

Больше записей не было.

— Да это не Лерыч смогла, а ты, — задумчиво прошептал Даниил. — Аферистки. Если бы не эти письма, Лерычу бы меня не поймать. Таких, как она, полно на каждом шагу.

Примерно так он и думал. И Наташа поклялась молчать. Но решила написать роман. Видимо, думала, никто уже не вспомнит. А когда он начал активно интересоваться сюжетом, испугалась, включила заднюю.

Он отложил блокнот, но тот раскрылся посредине, и Даниил увидел ещё одну запись. Недавнюю.

«Я сдержала слово, но написала роман по старым письмам. Уверена, что все давно о них забыли, реальная жизнь ведь гораздо интересней!

И мне пришёл ответ сразу из двух издательств. После двадцатого напишу в московское.

Пусть эти письма послужат и мне, потешат хоть моё самолюбие. Ведь за пятнадцать лет ничего не изменилось в этом мире! Мужчины по-прежнему предпочитают красивое, даже если пустое. Главное — оболочка. Никому не нужен твой внутренний мир, твои мечты. Это твой мир и твои мечты, вот при себе и держи. И даже самый лучший, самый умный и красивый, благородный и добрый, единственный… Даже он смотрит сквозь меня своими пронзительными чёрными глазами. Даже он в поисках красивой оболочки. Что ж, ищи… Такой, какая я есть, меня любит в этом мире только Мирон. И тут его отец с ним не солидарен.

И ладно, не такое переживали! Я же детдомовская, всё выдержу!

Возможно, утешит мой роман. Я трезво оцениваю свои способности: знаменитым автором мне не стать, не прославиться. Но взять в руки книгу, созданную мной, было бы очень интересно! Надеюсь…».

Неужели это о нём? Самый красивый, самый умный… единственный? У него же чёрные глаза? Вроде, в тот период больше не было рядом мужчин. Только они с Мироном.

— Дурочка, ничего не поняла, — он закрыл глаза, и откинувшись на спинку кресла, слушал стук своего сердца. — Ты нужна мне очень давно. Ещё с тех пор, как мы жили в Андреевке.

Глава шестая

Наташу выписали через шесть дней. Она просила отпустить её раньше, чувствовала себя прекрасно, но врачи всё сделали на совесть: пролечили, всё перепроверили.

Хорошо, успела вернуться до первого сентября! Как раз накануне.

Даниил Александрович и Мирон навещали её каждый день, по вечерам. Приходила и Зинаида Дмитриевна. Неожиданно Наташа почувствовала себя нужной, почувствовала, будто она часть семьи… Это было слишком хорошо. Слишком опасно.

Даниил Александрович совсем успокоился, словно и не было между ними ссоры, не было его обещания выгнать её. Может, понял, что не нужно ворошить прошлое? Хорошо бы.

Она же, Наташа, наоборот, думала о нём постоянно. Поняв, что он и есть тот самый Дэн, в которого она заочно была влюблена, хоть он и не ответил ни на одно письмо, Наташа совсем разволновалась и растаяла. Будто мало было того, что она и так к нему чувствует! Ещё и прошлое навалилось. И заняться особо нечем в больнице. Вспоминала, думала, мечтала, краснела, бледнела…

Теперь, если он вдруг спросит, она сознается во всём. Ведь он давно развёлся с Лерой. И Леры нет…

Тридцать первого августа Наташу выписали, она позвонила Мирону, и вскоре ей сообщили с вахты, что её ждут. Они приехали за ней вдвоём, «её мужчины»!

Мирон всю дорогу ехал, прижавшись головой к плечу Наташи. Она тоже очень соскучилась, хоть они и виделись каждый день.

Зинаида Дмитриевна успела даже испечь торт к возвращению Наташи! Как же они все растрогали её… Она совсем размягчилась, раскисла, стала зависимой, любящей… Растеряла всю свою броню, всю холодную выдержку.

Даниил решил дать Наташе отдых в первый вечер, не пугать её сразу разоблачениями. Тем более, накануне первого сентября.

На следующий день они с утра отправились на торжественную линейку в школу, потом праздновать в кафе. После обеда Даниил Александрович уехал на работу, а Наташа с Мироном ленились дома, разглядывали новые учебники, ели чипсы.

Зинаида Дмитриевна уехала домой, вскоре вернулся с работы Даниил Александрович. Ужинать не стал, выпил чаю. Потом он укладывал Мирона, долго болтал с ним, а умиротворённая Наташа пошла в душ и спать.

Она уже начала разбирать постель, когда раздался знакомый стук в двери. Наташа замерла.

— Открывайте, — тихо и насмешливо прозвучало из-за двери. — Я знаю, что вы не спите.

«И вот опять…» — обречённо подумала Наташа, открывая двери. Он вошёл, улыбаясь, взял стул и уселся прямо у двери.

Вот как! Ловушка?

Наташа и не сразу заметила, что в руках у Даниила Александровича какие-то бумаги. Заметив, запаниковала. Она поняла.

— Смотрите, что у меня есть, Наташа Юрьевна! — он протянул ей письма. Оригиналы.

Наташа, сдавшись, опустилась на стул напротив него.

— Я всё поняла ещё в больнице, — устало сказала она. — Сложила два и два. Поверьте, я не знала, что это вы!

— Верю. Что ещё расскажете интересного? Может, об афере века? О сложном мальчике? Или…сразу о «Камасутре», Наташа Юрьевна?

Она вскочила, вся вспыхнув, ретировалась подальше, за стол.

— Вы…вы…способны на такое, да, Даниил Александрович? — она чуть не плакала. — Это низость! А вы ещё учили меня жить! А сами…

— Ну ты же не хотела говорить? Написать роман было можно, чтобы весь мир читал, а рассказать мне — неееет!

Почему он называет её «Наташа Юрьевна»? Почему он с ней вдруг на «ты»? Такой холодный всегда, официальный!

— Думала, никто не вспомнит. А я вот хранил твои письма. И помнил их почти наизусть. Потому мне и стало страшно, когда в руки попал роман Нэт Уайт! Представь только! Зато многое прояснилось. Я и так давно догадывался, что письма написала не Лера, я знал её способности, глубину её чувств.

— Простите, пожалуйста, Даниил Александрович! Я поступила ужасно, и даже с возрастом не поняла всю меру низости нашего с Лерой поступка. Не смогла ей отказать. Мы с самого раннего детства были вместе, выросли в одном детдоме. Да, это отвратительно. Мне очень хотелось, чтобы у нас получилось, и мы даже не думали, что по другую сторону живой человек!

— Не переживай так, Наташа, — он встал и начал постепенно двигаться в её сторону, сантиметр за сантиметром. А она так же медленно отходила в угол комнаты.

— Возможно, эти письма — одно из лучших воспоминаний для меня. У тебя талант. Ты способна проникать прямо в душу, опутывать всё сетью так, что уже не вырваться из этого наваждения.

Наташа продолжала пятиться к стене, а он наступал. Её глаза расширились от волнения, щёки пылали. Она была прекрасна.

— Я вам не верю. Вы просто поняли про письма, вам хочется меня проучить. Мне прекрасно известны мои внешние данные, — дрожащим от страха голосом сказала она.