Страница 7 из 11
До чего же стремительно он выскочил из кровати! До чего поспешно открыл окна и отворил ставни! «Он сотворил свет и увидел, что это хорошо», – как сказал уже не помню кто. Ф-р-р-р! Это Леон вытряхнул из головы последние обрывки сна. Так мокрая собака стряхивает с себя капли воды. Взглянув на свой прекрасный лондонский хронометр, он увидел, что уже девять часов. Чашка шоколада, поданная Готон, помогла справиться с навязчивыми идеями. Затем он занялся своим туалетом в невероятно светлой, веселой и удобной туалетной комнате и окончательно примирился с жизнью. «В конце концов, – подумал он, расчесывая свою светлую бородку, – все обстоит не так плохо. Я вернулся на родину и оказался в кругу семьи, в нашем чудесном доме. Отец и мать здоровы, сам я абсолютно здоров и нахожусь в расцвете сил. Состояние наше не велико, но ведь наши потребности тоже весьма скромны, и мы ни в чем не будем нуждаться. Друзья встретили меня с распростертыми объятиями. Врагов у нас нет. Самая красивая во всем Фонтенбло девушка согласилась стать моей женой, и, если я потороплюсь, то смогу жениться на ней не позднее, чем через три недели. Нельзя сказать, что Клементина встретила меня с полным безразличием. Ну и хорошо! Вчера ее прекрасные глаза были полны нежности. Правда, под конец она расплакалась, что правда, то правда. В этом и заключается единственная печаль, из-за которой меня мучили такие страшные сны. Но почему она плакала? Наверно из-за моей собственной глупости. Надо же было потчевать их этой глупой диссертацией, да еще и демонстрировать мумию! Ну ладно, я прикажу похоронить мумию и выкину из головы никому не нужную заумь, а после этого ничто уже не потревожит моего счастья!»
Он спустился на первый этаж, мурлыча под нос арию из «Свадьбы Фигаро». Родители, не привыкшие ложиться после полуночи, все еще спали. Леон вошел в лабораторию и увидел, что тройная упаковка, в которой хранился полковник, плотно закрыта, а сверху нее Готон положила маленький крест из черного дерева и ветку священного букса. «Черт знает что тут устраивают!» – пробормотал он сквозь зубы со слегка скептической улыбкой. В тот же момент он заметил, что разнервничавшаяся Клементина забыла привезенные для нее подарки. Леон сложил их в пакет, посмотрел на часы и решил, что никто его не осудит, если он прогуляется до дома мадемуазель Самбукко.
Судя по всему, почтенная тетушка, привыкшая, как все провинциалки, вставать ни свет ни заря, уже отправилась в церковь, а Клементина наверняка с самого утра работает в саду. Так оно и оказалось. Девушка бросилась к своему жениху, позабыв, что держит в руке маленькие грабли, и, приветливо улыбаясь, подставила для поцелуя свои прекрасные розовые, слегка влажные щечки, раскрасневшиеся от работы, которая явно доставляла ей удовольствие.
– Вы не сердитесь на меня? – спросила она. – Вчера вечером я выглядела просто смешно. Тетя до сих пор меня ругает. А еще я забыла забрать прекрасные вещицы, которые вы привезли мне от этих дикарей. Не подумайте, что я ими пренебрегла. Я так счастлива, что вы все это время думали обо мне так же, как и я о вас. Я хотела послать за ними, но не стала этого делать. Сердце мне подсказало, что вы сами придете.
– Ваше сердце хорошо меня знает, дорогая Клементина.
– Было бы ужасно, если бы оно не знало того, кому принадлежит.
– Как вы добры и как я вас люблю!
Она прислонила грабли к дереву и повисла на руке своего будущего мужа, сделав это так томно и грациозно, как делают одни лишь креолки.
– Давайте пройдемся по саду, – сказала она. – Я покажу вам, как мы все здесь красиво устроили.
Леон был готов восхищаться всем, на что укажет ее пальчик. Все равно он ничего не видел вокруг, кроме нее. Грот Полифема10 и пещера Какоса11 показались бы ему привлекательнее садов Армиды, если бы Клементина предпочла прогуливаться в своем розовом пеньюаре именно в пещерах злых великанов.
Он поинтересовался, не будет ли она сожалеть, когда покинет это чудесное местечко, на украшение которого положила столько трудов.
– Зачем же жалеть? – не покраснев, сказала она. – Ведь жить мы будем совсем недалеко, и разве мы не будем приходить сюда каждый день?
Будущее бракосочетание считалось настолько решенным вопросом, что накануне о нем даже не стали говорить. Оставалось лишь напечатать приглашения и назначить дату. Об этом событии, ставшем уже очевидным, естественным и очень приятным, простодушная и бесхитростная Клементина давно говорила прямо и без ложной стыдливости. Она успела обсудить с госпожой Рено все, что касалось обустройства их будущей квартиры, и даже сама выбрала обои. Она без стеснения обсуждала с будущим мужем, как замечательно они вместе заживут, кого пригласят в свидетели, как будут наносить визиты после свадьбы, в какой день недели будут принимать гостей, и как поделят время между личной жизнью и работой. Ее интересовало, чем намерен заниматься Леон, как организует свою работу, и будет ли он вести научные исследования. Эта замечательная юная женщина стыдилась бы носить имя бездельника и не смогла бы прожить всю жизнь с тунеядцем. Она заранее пообещала Леону свято почитать его будущую работу, да и сама собиралась вести деятельный образ жизни и не сидеть сложа руки. В ее планы входило сразу заняться хозяйством под руководством госпожи Рено, для которой домашние хлопоты стали слишком обременительны. Кроме того, нельзя было забывать, что вскоре появятся дети, которых необходимо кормить, воспитывать и обучать. Этому полезному и благородному занятию она намеревалась предаваться исключительно сама. Впрочем, своих сыновей Клементина собиралась отправить учиться в коллеж, чтобы подготовить их к общественной жизни и своевременно привить им понятия о равенстве и справедливости, которые составляют нравственную основу благонамеренного человека. Леон слушал ее, не перебивая, и периодически вставлял слова одобрения. Ведь они были созданы друг для друга, на все вещи смотрели одинаково и даже одинаково мыслили. Такая невероятная гармония отношений возникла благодаря полученному ими воспитанию, причем возникла она раньше, чем они поняли, что полюбили друг друга.
– А знаете, – сказала Клементина, – вчера перед тем, как войти в ваш дом, я испытала странный трепет.
– Надеюсь, вы не думаете, что мое сердце билось не так сильно, как ваше!..
– О! Но у меня все было не так. Я почувствовала страх.
– Чего вы испугались?
– Я боялась, что вы окажетесь не таким, каким я себе представляла. Подумайте сами, ведь мы не виделись больше трех лет! Я хорошо помнила, каким вы были накануне отъезда, а воображение помогало мне восстановить в памяти моего Леона, весь его образ. А что, если бы вы оказались совсем другим? Как бы я себя чувствовала в присутствии совсем нового Леона, не такого, каким я давно вас люблю?
– Вы меня пугаете. Но, увидев вас, я сразу успокоился.
– Помолчите, сударь. Не будем говорить о том, что произошло в начале нашей встречи. Иначе я опять покраснею. Поговорим лучше о бедном полковнике, из-за которого я пролила столько слез. Каково ему было этим утром?
– Я совсем забыл спросить у него, как он себя чувствует, но если хотите…
– Не стоит. Можете сообщить ему, что сегодня я собираюсь его проведать. Мне необходимо взглянуть на него при дневном свете.
– Я был бы рад, если бы вы отказались от этого странного намерения. Зачем вам вновь испытывать такие горькие чувства?
– Ничего не могу поделать. Нет, правда, дорогой Леон, меня тянет к этому старику.
– Отчего же к старику? Он выглядит, как человек, умерший между двадцатью пятью и тридцатью годами.
– А вы уверены, что он умер? Я сказала старик, потому что этой ночью видела сон.
– Ах, вот как! И вы тоже!
– Да. Вы помните, как вчера я разволновалась? Тетя потом долго меня ругала. А затем мне вспомнилось страшное зрелище: моя бедная мать на смертном одре… Все это произвело на меня ужасное впечатление.
10
Жестокий великан-циклоп.
11
Огнедышащий великан, сын Вулкана.