Страница 4 из 8
– Зачётная шутка! – Сашка обиженно отвернулась.
– Эй, подожди! – донеслось в спину.
– Чего тебе?
– Ты зачем здесь ходишь? У тебя пропуск есть?
– А что, без пропуска нельзя? – презрительно бросила Сашка. – Может, ты меня домой не пустишь?
– Ты беженка, что ли?
– Шиза! Я к бабушке приехала.
– А это у тебя зачем? – спросил паренёк и дотронулся испачканным пальцем до носа.
Сашка закатила глаза и простонала:
– О-о-о… Ты из какой пещеры вылез? Это пирсинг, для красоты… Скажи, направо – это короткая дорога до села?
Рыболов стал быстро сматывать удочки.
– Ага. Подожди, сейчас вместе пойдём. Всё равно не клюёт.
– Обломись, сама доберусь. Пикапер из тебя никакой! – задрала подбородок Сашка и быстро, чтобы приставала не догнал, зашагала по тропинке. Жаль, такой симпатичный парень, а дурак, и шутки у него дурацкие. Хорошо, что ума хватило тропу указать.
Через несколько минут выяснилось: ума не хватило. Она видела те же самые обшарпанные дома, пыльную дорогу, исполосованную колеёй. Связи по-прежнему не было, и Саша запаниковала. На автомате шла вперёд, озираясь по сторонам, и думала, что лучше всего будет постучаться в первую попавшуюся избу. Наверняка найдётся кто-нибудь нормальный, а не как тот рыболов.
Саша перевела дух и остановилась возле дома, крытого дранкой. Нащупала вертушку калитки, шагнула и остановилась, разглядывая аккуратный двор и пустую собачью конуру с прикреплённой скобочкой цепью.
Хлопнула дверь, и на крыльцо с ведром грязной воды вышла босая женщина, замотанная по-крестьянски платком, в просторной ситцевой блузке.
– Простите, вы знаете, где Анна Снегирь живёт?
Хозяйка вздрогнула, резко одёрнула подол подоткнутой юбки.
– Анна Снегирь? Не знаю такую. Да ты, наверно, селом ошиблась. – Лицо женщины в рамочке белой косынки разгладилось, смягчилось.
– А это как называется? – испугалась Сашка и, услышав ответ, расстроилась: получается, что она заблудилась. – Можно позвонить? У меня телефон не работает.
– Был телефон на почте, но теперь сама понимаешь… – вздохнула хозяйка, выплеснула грязную воду за ворота и вытерла передником руки.
– А мобильник есть у вас?
Она не успела ответить: из соседнего двора раздался женский крик, заполошное кудахтанье, а затем – несколько громких хлопков.
– Зайди в дом, – быстро сказала хозяйка.
– Я и здесь могу, мне бы только телефон…
Она крепко взяла за руку Сашку и потащила к крыльцу, нервничая и приговаривая:
– Да скорее… Вижу, что ты нездешняя, а немцы, они чужих не любят, им всюду партизаны мерещатся. «Аусвайс, аусвайс»… а нет аусвайса, так шлёпнут, и поминай как звали. Третьего дня четверых повесили.
Двое сумасшедших за такое короткое время – это чересчур.
– День открытых дверей в психушке… – пробормотала Сашка, споткнулась о высокий порог и едва не упала.
Не успела она осмотреться, как снаружи бухнула калитка, кто-то рассмеялся: «Гы-гы-гы!» – и послышалась каркающая немецкая речь. Хозяйка метнулась к окну и задёрнула занавеску, но Сашка успела заметить, что во двор вошли два человека с винтовками наперевес, и среди них тот самый Пауль, теперь он был одет в серо-зелёный китель, такие же брюки и пилотку – немецкую форму. Мороз побежал у Сашки по спине, будто холодный ветерок подул.
– Это прикол? – спросила она, и тут в сенях загремело: «Матка! Матка!»
– Прячься, живо! – зашипела хозяйка.
– Нет, вы скажите, это прикол?
– А ты как думаешь? Приколют штыком и не охнут, – сердито сказала она.
Распахнула дверцу старого рыжего шкафа, втолкнула в его тесное нутро Сашку и бросила следом её сумку, всю увешанную большими круглыми значками. Поправила одежду и прошептала:
– Тихо сиди… Бог даст – не заметят.
Сашка не стала спорить, затаилась. В узкую щель между дверцами ей был виден только круглый стол, покрытый кружевной вязаной скатертью, и побеленная стена с женским портретом в раме.
«А вдруг я попала на какой-то квест с актёрами?» – подумала Саша. Она любила такие игры, и чем страшнее они были, тем увлекательнее. Вот хотя бы квест с маньяком на Лизином дне рождения. Саша думала, что она не из пугливых, но сердце выскакивало и из горла вырывался визг, когда за спиной хрипело страшилище с топором в окровавленных руках.
Застучали сапоги, и резкий голос прокаркал:
– Матка! Шпанс, водка…
Сашка приникла глазом к щели. Немцев она не видела, только хозяйку, нервно вытирающую руки о передник.
– Что вы, пан, найн водка, – зачастила она, – не гоним самогонку, не из чего.
– Плёх, – буркнул немец. – Брот… хлеб.
– Сейчас, сейчас, – закивала женщина.
– Респект, классно играет, – тихо засмеялась Сашка и едва не чихнула: одежда в шкафу, пропахшая чем-то едким, мешала и лезла в лицо.
Голоса удалились, теперь она едва разбирала почтительные слова хозяйки: «Пожалуйста, вот хлеб». Наконец всё стихло, и Сашка решила, что достаточно насиделась в темноте и нанюхалась этой противной отдушки для белья, выбралась из шкафа. Пригладила волосы и огляделась.
Комната была большой и очень светлой, со старинной мебелью. Стол окружали деревянные стулья, у окна стояла железная кровать с горкой пухлых подушек, этажерка с салфеточками и тёмный комод, над которым висело зеркало в широкой раме с резными завитушками, а рядом – календарь за тысяча девятьсот сорок второй год, с колонной танков и надписью: «Больше чугуна, стали, проката – больше оружия фронту!» Сашка восхищённо ахнула и немедленно сделала селфи: без фоток подписчики не поверят рассказу про уникальную игру.
О пол что-то звонко стукнуло – это с пальца соскользнуло серебряное тяжёлое кольцо, которое было ей чуть великовато. Так и потерять недолго! Саша подняла его спрятала в кармашек сумки.
Вернулась хозяйка.
– Что, напугалась? – спросила она подобревшим голосом.
– Чего тут пугаться? – пожала плечами Сашка. – Подумаешь, немцы! Это не маньяки с топором и не приведения. Знаете, какие я квесты проходила?
Хозяйка с сожалением покачала головой:
– Что-то я не пойму тебя, девка. Малахольная ты или непуганая? Ты откуда такая взялась?
– Из Курска, – буркнула Сашка.
– Да ведь в Курске немцы ещё раньше нашего… А звать тебя как?.. Александра? Шура, значит. А я Антонина Петровна, тётей Тоней можешь звать.
– Тётя Тоня, на минутку выйдем из игры. Дайте, пожалуйста, сотовый. Я не сказала бабушке, куда пошла, она уже, наверно, валерьянку с корвалолом пьёт.
Хозяйка посмотрела с недоумением, и Сашку стали одолевать мрачные предчувствия.
– Какой это сотовый? Мёда у меня нет, ульи мы не держим. Была у Михеича пасека, фашисты за неделю всю разорили, разграбили.
– Да я же серьёзно! – досадливо поморщилась Сашка.
– И я не шуткую. Ох, что война делает! Как малахольная… в рваном исподнем ходишь. То телефон тебе, то мёду…
– Угу. Как интернет появится, загуглю, что означает слово «малахольная».
– Да куда ты?
– Не провожайте, не надо… И не трогайте меня! Оставьте меня в покое!
Чокнутые! Сашка вырвала сумку и, гремя значками, бросилась во двор и там едва не столкнулась с… рыболовом с удочкой на плече. Так он здесь живёт! Яблоко от яблоньки…
Сашка фыркнула, как кошка, проскользнула в калитку.
– Эй, погоди, – донеслось вслед, – как твоего Интернета зовут? Может, я по имени вспомню.
Если бы она не успела отойти, то ударила бы нахала сумкой по голове за дерзость. Сашка ограничилась тем, что покрутила пальцем у виска, крикнула: «Отстань, шиза!» – и побежала по улице.
Ей давно хотелось есть и пить. Она нащупала в сумке бутылку воды, осушила её несколькими большими глотками и с досадой зашвырнула в чей-то палисадник. Отыскала завалявшуюся полупустую пачку картофельных чипсов и съела всё до крошки. И вдруг застыла, поражённая. За раздавленным, переломанным забором возвышались серые немецкие танки, как в военных фильмах, с крестом на боку.
– Ничего себе… – прошептала Сашка, – это уже не квест. Здесь кино снимают. Стопудово! Для съёмок и настоящих немцев пригласили.