Плач палача

– А машина при чем?

– При том, что Леша скоро поможет мне открыть свое дело. Нужно будет ездить в столицу, по делам бизнеса. Бывают ситуации, когда доверять можно только себе. Поэтому нужно быть на колесах. У Леши своих забот хватает – я хочу, чтобы он гордился мной.

– А чем ты собираешься заняться? – поинтересовалась Алевтина Михайловна.

– Не буду рассказывать заранее, не обижайся. Я стала какая-то суеверная в последнее время. На меня это не похоже, но – факт, – развела руками Нина.

– Ленке Смирновой, небось, рассказала. Признавайся, рассказала?

– Пришлось, потому что мне нужна помощница, которой я могу доверять. Она должна стать моей правой рукой.

– Говоришь так, будто собралась руководить. Ты явно не швеей в наше ателье решила устроиться, – усмехнулась Алевтина Михайловна.

– Точно, – хитро сощурилась Нина. – Я собралась купить это развалившееся, никому не нужное ателье и превратить его в самый престижный салон Саринска. Скоро это будут не пустые слова. Сейчас время новых возможностей.

Увидев, как вытянулось лицо матери, Нина подошла, обняла ее. Ей давно хотелось рассказать о своих планах, но она предпочитала говорить о конкретных вещах. Пока все было в проектах, но Зорин обещал, что они очень скоро воплотятся в реальность. Нина была счастлива вдвойне: сбывалась ее мечта прославиться на весь Саринск, а там, бог даст, и далеко за его пределами. Свое тщеславие Нина не оставила в прошлом. Оно было ее второй натурой, которая то заходила в тень, то снова показывалась и повелевала.

– Да, мамуль, планы наполеоновские, надеюсь, что все будет так, как мы хотим.

– Я очень верю в это, – сдерживая слезы, сказала Алевтина Михайловна. Она не стала продолжать, что если планам дочери суждено исполниться, то и ее мечта наконец осуществится. Хоть под старость получить доказательство того, что твой ребенок добился большего, чем ты. – Я рада за тебя, милая, но хочу, чтобы работа не мешала твоим природным обязанностям.

– Ты опять, мам?

– Опять и не обижайся, – Алевтина Михайловна сделала предупредительный жест рукой. – Тебе только двадцать три – все еще впереди.

– Уже двадцать три, мам, – заметила Нина. Ей очень захотелось курить, но при матери она никогда этого не делала. Зорина машинально похлопала себя по карману и поймала усмешку матери.

– Что, подымить решила?

– Нет, – Нина вздохнула. Хотя Алевтина Михайловна давно знала о ее привычке, все-таки что-то мешало Нине достать пачку сигарет и блаженно закурить. И Зорину не нравилось это, но он считал, что не вправе запрещать. Единственное, о чем он просил, – курить поменьше и сигареты совсем легкие. Нина знала, что она может справиться с этой привычкой. Она была уверена, что у нее все под контролем. Как только она поймет, что беременна, ни о каких сигаретах не может быть и речи. Пока же она просто получает удовольствие от приятного ритуала. – Вечно ищу ключи. Кажется, они в другом кармане.

– Ладно тебе. Ты взрослый человек.

– Значит, уже двадцать три, мамуль? – засмеялась Нина, касаясь губами щеки матери.

– С тобой бесполезно спорить.

– И не нужно.

– Ладно, Наполеон в юбке. Надеюсь, что ты знаешь, что делаешь.

Нина кивнула головой. Она была уверена, что движется в правильном направлении и ничто не сможет сбить ее с пути.

Зорин застал жену уже в кровати. Она слишком внимательно рассматривала журнал, чтобы он понял: мысли в этой головке далеки от печатных страниц.

– Привет, – склонившись, он чмокнул ее в макушку. – Какой-то у тебя сегодня загадочный вид.

– Нет, Леша, просто устала. Работы много. Голова кругом, – улыбаясь, ответила Нина. – Ужинать будешь, разогреть?

– Спасибо. Я не голоден. Поработаю немного и к тебе. Дождешься? – в ответ лишь неловкое пожатие плеч.

Нина с облегчением вздохнула, оставшись одна. Она физически не могла сейчас выносить чье-либо присутствие. Журнал отложен в сторону. Строчки плывут перед глазами. Нина не могла воспринимать ничего, ничего. Мысли путались в голове. В них не было логики, здравого смысла – только паника. Что же происходит с ней, с ее семьей? Как может она подвергать такой опасности все то, что было дорого ей без малого одиннадцать лет? Они в ответе друг за друга, разве может она обмануть доверие Зорина? Неужели мало ошибок совершила она в своей жизни? И нельзя, чтобы она сама стала ошибкой для Алексея. Он не вынесет этого. Оба уже обжигались слишком больно. Опрометчивые шаги юности не всегда можно исправить. Не прокрутить жизнь назад, не прожить заново, начисто.

Откинувшись на подушку, Нина кусала губы от злости на саму себя. Ведь она не имеет права быть такой легкомысленной! Ей дорог Алексей. Она умрет без него. Она высохнет, как земля без дождей растрескивается и лишается способности дарить жизнь. Они существуют только потому, что все эти годы были вместе. Делили радости и горести, болезни и праздники, строили планы и прилагали усилия, чтобы они свершились. Они нужны друг другу, как воздух. Нина прижала ладони к пылающему лицу: «Что я наделала?! Ведь все было хорошо, больше чем хорошо…»

Новая жизнь, которую они начали вместе много лет назад, была в радость обоим. В ней не было все гладко – так бывает только в юношеских грезах, когда на глазах розовые очки молодости. Когда предательства, трудности, преграды еще впереди, но кажется, именно тебя они минуют. Кто угодно прочувствует их гнет, но только не ты. Потому что в твоей жизни все будет замечательно. Эти мысли переполняют, и становится очень больно от беспощадной реальности, в которую бросает тебя жизнь. И тогда ты начинаешь набираться опыта, делая ошибку за ошибкой, пока, наконец, не выбираешься на свою дорогу. Преодолеваешь свою высоту и взираешь с нее на пройденный путь. О чем-то хочется забыть, другое – хранить в памяти вечно. Полученный опыт бесценен. Кажется, вот теперь-то настал час, когда ты, мудрый, не попадешь в ситуацию, из которой будет очень трудно найти выход. Не тут-то было…

Нина снова взяла в руки журнал, поглядывая в сторону двери. Ей показалось, что Алексей остановился неподалеку. С чего бы это он стоял под дверью? Прошло пару минут – померещилось. Зорин не из тех, кто будет подсматривать в замочную скважину. Ему легче прямо сказать, спросить. А она теперь будет бояться его вопросов, потому что даже самой себе не может сейчас дать ответ на простой вопрос: что происходит?

Имея весь набор жены преуспевающего бизнесмена, Нина поначалу радовалась такой жизни. Но вскоре почувствовала внутренний дискомфорт. Снаружи все было прекрасно, более чем. Но в душе у Нины образовалась пустота, которую срочно нужно было заполнить. Ей было жизненно необходимо самореализоваться, и молодая женщина чуть не впала в депрессию от вбивания в голову собственной неполноценности. Она спрашивала себя, чего достигла к двадцати четырем годам, и ответ был не утешительным: просто жена удачливого бизнесмена, которая даже ребенка не может ему родить. Ребенок… Нина уже не надеялась. Ей чуть за тридцать, но столько безрезультатных попыток обзавестись маленьким Зориным окончились неудачей. В какой-то момент они с Алексеем решили, что их ребенка выносит суррогатная мать. Колебалась с принятием решения Нина и в конце концов ответила: «Нет». Ей казалось, что все равно что-то будет потеряно с самого начала. Она не прочувствует всего того, через что проходит женщина, носящая ребенка под сердцем. Она боялась, что не будет испытывать к малышу того, что называется материнской любовью. К тому же могли возникнуть сложности с той, что родит им ребенка. Вдруг она потом станет шантажировать их? Все время жить в страхе, что твой ребенок узнает, как появился на свет? Нет, Нина шла на поводу эмоций. Она отбрасывала тот момент, что это будет только их с Алексеем ребенок. Участие в этом таинстве чужой женщины было для Нины неприемлемым. Зорин принял ее решение, и все перестали говорить об этом. Ни мама, ни Алексей не заводили больше разговоров о том, какие глаза, волосы будут у маленьких Зориных. Никто не ругал ее за усугубившееся пристрастие к сигаретам – она курила часто, много, почти пачку в день.