Гилгул

— Свершилось… Свершилось… Свершилось… Нафан выполнил его просьбу. Ребенок Дэефета родился мертвым. Ожидая новых приступов боли, Аннон перевернулся на спину, выпрямился и с облегчением понял, что все закончилось. Ему следовало встать и идти, но он… Он пока еще не набрался сил. Лежал посреди тронного зала и плакал. Ему не понадобилось много времени, чтобы понять: никуда он не денется. Сейчас соберется с силами, встанет и пойдет к военнохранилищу за кожаными латами, мечом и щитом простого солдата. Благо, что все медные доспехи переплавлены в наконечники стрел и копий и теперь арамейские легионеры не отличаются от аммонитянских воинов, а те от иегудеев. И надо призвать тысяченачальника царской когорты. А дальше… Дальше пусть будет так, как будет. Гончий выполнит свое предназначение и умрет. Гилгул же пойдет своим путем. На то он и гилгул».

02 часа 02 минуты Пробуждение было неприятным. У Саши возникло ощущение, будто кто-то тронул его за плечо. Он открыл глаза и резко сел на кровати, пытаясь установить природу этого тяжелого чувства. Оглянулся — просто так, на всякий случай, — проверить, не сидит ли в кресле, ухмыляясь язвительно, плод его сумасшествия, Леонид Юрьевич. Нет, не сидит. И вообще, в квартире посторонних не было. Не ощущал Саша чужих флюидов в собственном жизненном пространстве. Однако что-то его потревожило. Конечно, вдруг язвительно ухмыльнулся он. И ему даже известно ЧТО. Шиз. Великий и ужасный. Слез с кровати, жалко шмыгнув носом, подтянул трусы, поскреб в затылке и пошел в кухню. Наклонившись над раковиной, попил холодной воды прямо из-под крана. Сразу стало легче. Зачерпнул водички в пригоршню, плеснул на шею и аж крякнул от удовольствия. Хорошо. Морфей отлетел и теперь махал крыльями где-то в необозримой дали. Саша-то отлично знал собственный организм. Проснулся посреди ночи — все. До утра не уснуть. Газетку, что ли, почитать? Так нету, не покупал сегодня. Библию? Ему без нужды теперь. После своего шиза он вряд ли сможет когда-нибудь взять ее в руки. Книжку? Не хочется. Саша открыл холодильник, достал миску с леонид-юрьевичевскими котлетами, сел за стол и принялся есть, без хлеба, доставая осклизлые от жира котлетины пальцами и запихивая в рот сразу по половине. Нет, что ни говорите, а в безумии есть и приятные стороны. Можно, например, забыть о правилах приличия. Так он и сидел, равнодушно пережевывая котлеты и безразлично глядя в потолок. Резкий звонок в дверь заставил его лениво повернуть голову. «Леонид Юрьевич пришел? — подумал он. — Сейчас открыть дверь и котлетой по благородной физиономии. С размаху. А потом заржать кладбищенским смехом. Вот так…» Саша попытался воспроизвести тот самый «кладбищенский» смех, но подавился котлетой и принялся сосредоточенно дожевывать, чтобы не оплошать в нужный момент. Звонок повторился. В ночной тишине Саше показалось, что он слышит на лестнице голоса: «Спит?» — «Не должен. Свет в окнах горит.» — «Может, помер?» — «Да ладно. Что-то тебе сегодня повсюду покойники мерещатся». — «Позвонить еще разок?» — «Позвони, дело хорошее». И снова звонок. А вместе со звонком вернулось чувство тревоги, от которого он проснулся. Аж сердце зашлось в дурном предчувствии. Саша поднялся, вытер сальные пальцы полотенцем и пошел открывать. На площадке стояли двое. Одному лет сорок, дешевенькое пальтишко, неказистая, приплюснутая заячья шапка-ушанка, мятый костюм. Второй помоложе. На молодом — кожаный плащ, белое кашне, костюм. Словом, выглядит щеголем.

— Александр Евгеньевич Товкай? — спросил тот, что постарше.

— Да, я, — подтвердил Саша. — Александр Евгеньевич.

— Аркадий Николаевич Волин, следователь райпрокуратуры. — Он продемонстрировал удостоверение. — Простите, что побеспокоили среди ночи.

— Ничего, я не спал, — ответил Саша. — Проходите, а я пока халат накину. А то неловко как-то. Вы в костюмах, я в трусах.

— Ничего, ничего, — хмыкнул молодой. — Нам не привыкать.

— Перестань, Саша, — одернул его старший и, повернувшись к хозяину квартиры, добавил доброжелательно: — Конечно, идите, Александр Евгеньевич, мы подождем.

— Да чего ждать-то, — пожал плечами тот. — Дверь закрывайте и проходите в кухню. Вы же не спокойной ночи пожелать зашли?

— Да уж, — хмыкнул молодой. — Это вы верно подметили.

— Значит, будет разговор. А разговаривать лучше в квартире. Иначе всех соседей перебудите.

— Хорошо, спасибо, — ответил старший, и они шагнули в прихожую. Саша прошел в комнату, накинул халат и вернулся в кухню.

— Скажите, Александр Евгеньевич, — быстро спросил Волин. — Когда вы последний раз видели Андрея Николаевича Якунина?

— Кого? — опешил тот.

— Вашего коллегу. Якунина. Андрея Николаевича, — жестко бросил молодой, и они переглянулись. Этот перегляд Саше очень не понравился.

— Андрея, что ли? — догадался наконец Саша. — Так бы сразу и сказали.

— Давайте, мы будем задавать вопросы, — предложил без большой приязни молодой. — А вы просто отвечайте. — И добавил вроде бы с издевкой: — Тезка.

— Да ради Бога, — ответил Саша.

— Итак, когда вы в последний раз видели Андрея Николаевича Якунина?

— Сегодня. То есть уже вчера. Вечером. Он заезжал ко мне за книгой.

— За какой?

— За «Благовествованием». Волин сунул руку под пальто и достал пластиковый пакет. Тот, что был у Андрея. Он не торопясь развернул его, вытащил газетный сверток, развернул и его тоже. Положил на стол «Благовествование».

— Это та самая книга?

— Да, это она, — подтвердил Саша.

— Скажите, а вы не заметили ничего странного в поведении Андрея Николаевича? Саша задумался, перебирая в памяти разговор с Андреем. Затем покачал головой.

— Нет. Он вел себя как обычно. Собирался завтра прийти на работу. Нет, я ничего странного не заметил. А в чем дело? Что-нибудь случилось?

— Видите ли, Александр Евгеньевич, ваш коллега, Андрей Николаевич Якунин, покончил жизнь самоубийством, — ответил старший.

— Как? — опешил Саша. — Когда?

— Прошлым вечером. Его нашли в парке, около десяти. Андрей Николаевич удавился на брючном ремне.

— Постойте, — нахмурился Саша. — Это невозможно. Андрей ушел от меня в начале десятого. И в плане психики… он был в полном порядке. Суицид — очень серьезный шаг. До него надо… «дозреть». Во всяком случае, это не происходит за час. Нет, заявляю вам категорически, Андрей не собирался кончать жизнь самоубийством.

— Вот и жена Андрея Николаевича говорит то же самое, — многозначительно заявил молодой. — Сказала, обещал вернуться к десяти. И вдруг такое. Вам не кажется это странным, Александр Евгеньевич?

— Кажется, — вдруг окрысился тот. — Я вам хочу сказать вот что. Если это обвинение, приносите ордер, выписывайте повестку или как там у вас это делается. Если же нет… выкатывайтесь из моей квартиры к едрене матери.

— Ну зачем вы так, — устало вздохнул старший. — Никаких обвинений мы вам предъявлять не собираемся. Экспертиза установила, что ваш коллега свел счеты с жизнью сам. Это не убийство. Просто мы подумали, что вы можете дать нам какую-нибудь полезную информацию. Вы же видели Якунина последним. Если бы в поведении Андрея Николаевича проявились какие-либо странности, вы бы это заметили, не так ли?

— Наверное, — ответил Саша.

— Вот именно. — Старший поднялся. — Ладно. Нам пора.

— Постойте, — Саша посмотрел на «Благовествование». — А книга? Вы не будете использовать ее в качестве вещественного доказательства?

— Нет, — терпеливо покачал головой старший. — Если бы она пропала, ее бы искали в качестве возможного мотива убийства. Тогда книга могла бы послужить вещественным доказательством. Но поскольку Якунин удавился сам, книга никакой роли не играет. Ремень — да, а книга…

— Он же не на книге повесился, — вставил молодой.

— Саша, — цыкнул на него старший.

— Молчу, Аркадий Николаевич, — откликнулся тот.

— Понятно, — ответил Саша. — Значит, книга остается у меня?

— Конечно. Она же ваша?

— Моя.

— Тогда остается. Они протопали в прихожую.