Гилгул

— Где твоя госпожа? — негромко спросил старший звена. Девушка повернулась и указала в сторону дома. Старший кивнул удовлетворенно и приказал: — Скажи ей, чтобы надела самые лучшие одежды и украшения и вышла на улицу. И пусть поторопится. Ее хочет видеть наш господин, Царь Дэефет. Служанка кивнула еще раз, но никуда не побежала, а осталась стоять, изучающе глядя на стражников.

— Ты слышала, что я сказал? — спросил ее старший. Девушка кивнула: „Слышала“. — Почему же ты не идешь за своей хозяйкой? Служанка обернулась и указала на дом. В эту секунду из дверей вышла Вирсавия. Она была одета в простую верхнюю одежду, но украшенную золотыми запонками и нагрудной пряжкой. В руках Вирсавия держала красиво вышитый платок. Волосы женщины были спрятаны под покрывалом‹$FПокрывало на голове женщины служило знаком покорности.›. Старший звена улыбнулся. Он отлично разглядел запястья на кистях рук женщины: на правой — золотое, украшенное крупным бриллиантом и несколькими камнями поменьше, на левой — из слоновой кости. Старший увидел и медные цепочки на ногах, с позвонками и звездами. И золотые серьги, и жемчужное ожерелье, и перстни с камнями, и золотое кольцо в левой ноздре, и даже золотой сосудец с духами и маленькое бронзовое зеркальце, висящее на шейном шнурке. Было ясно, что женщина тщательно собиралась. Вирсавия спокойно прошла через двор, невозмутимо приказала служанке:

— Ноэма, иди в дом. Стражник проводил служанку долгим взглядом, спросил:

— Она глухонемая?

— Немая, — ответила Вирсавия. — Но не глухая. — И тут же добавила: — Я готова.

— Царь Дэефет хочет видеть тебя, — пояснил старший звена. Он испытывал некоторое сочувствие к пленнице. И еще большее сочувствие и уважение к Урии. Храброму и отважному воину, одному из тридцати оруженосцев военачальника Иоава. Ведь и он, старший манипулы царской когорты, лелеял мечту дослужиться когда-нибудь до тысяченачальника, а то и до офицера легиона. И кто скажет, как случится с его женой.

— Я знаю, — Вирсавия едва заметно улыбнулась ему. — Пойдем, воин. Не трать понапрасну слов. Процессия двинулась вверх по улице, к сияющей белым светом крепости Царя Дэефета — единственному светлому пятну в дрожащей факельной ночи.

— Ты собралась заранее, — поравнявшись с ней, негромко спросил старший звена. — Верно ли, что тебе открыты помыслы Господа нашего?

— Я прорицала по звездам, — ответила Вирсавия спокойно. Вопрос не встревожил ее. Прорицание считалось грехом и в некоторых случаях каралось смертью, но Вирсавия не боялась смерти. Она бы с радостью умерла теперь же, в эту самую секунду. Однако вчера царский пророк открыл ей будущее. И в ее будущем скорой смерти не было. Теперь же, когда первое пророчество Нафана исполнилось, Вирсавия твердо намеревалась следовать пути, указанному пророком. Пути истинного Господа.

— Ты прорицала по звездам, — эхом повторил Старший. — Я тоже однажды просил царского пророка открыть мне мое будущее, но он прогнал меня.

— Разве Закон не запрещает допытываться о будущем? — Вирсавия улыбнулась, хотя глаза ее остались серьезными. Старший только вздохнул. Процессия подошла к запертым воротам крепости. Караульный, стоящий на вершине крепостной стены, склонился вниз:

— Кто?

— Призванец к Царю Дэефету! — выкрикнул Старший. Лязгнул засов, и тяжелая створка с гулом отошла в сторону. Вирсавия усмехнулась. Нафан рассказал ей вчера о Царе Дэефете все. О его жестокости, растущей в страхе, как чужом, так и своем собственном. О том, кто он и какова его цель. И о том, кто его противник. Теперь она увидела нечто, чего никогда не видела раньше, поскольку, как и прочие, никогда не выходила из дома по ночам. Например, чрезмерное количество стражи на стенах царской крепости. Не хватит ли караулов на городских стенах? От кого запираются на ночь ворота крепости Царя Дэефета? И почему створку открывают ровно настолько, чтобы прошел только один человек? Или отсутствие малонов‹Малон, или‹M› ночлег — место, где путники могли остановиться на ночь. Древний аналог современной гостиницы.› в городе. Почему торговцы останавливаются на ночь не просто за пределами городских стен, а за Кедроном, у Елеонской горы, в Гефсимании? Старший прошел в ворота, и стража полукольцом окружила Вирсавию, отрезая ей путь к бегству. Женщина покорно шагнула за стену крепости и огляделась. Здесь было красиво. Повсюду, сколько хватало глаз, она видела виноградники, цветники с розами и выложенные отшлифованным камнем дорожки между ними. Поодаль, между стеной и дворцом, стояли гранатовые яблони, за ними — финиковые пальмы, затем, уже у самого дворца, ряд высоких тонких кипарисов. Во дворе, под крепостными стенами, Вирсавия заметила черные фигуры дворцовой стражи. Солдаты стояли, расставив ноги, держа плетеные щиты и длинные копья. Дорожки, как и сам дворец, были освещены множеством факелов и масляных светильников. От горящего масла и роз истекал густой, кружащий голову аромат.

— Вперед, — жестко скомандовал старший звена. Оказавшись в крепости, он сразу утратил ту долю сочувствия, что жила в нем раньше. Вирсавия послушно пошла по каменной дорожке ко дворцу, а старший звена следовал за ней. Прочие солдаты остались у ворот. Они поднялись по узким кедровым ступеням и вошли на помост открытого двора, застеленного коврами и отделанного драгоценным Библским деревом‹Библское дерево — кедр, привозимый из финикийского (современный Ливан) города Библа.›. Отсюда они прошли на пиаццо и уже с пиаццо — во внутренние покои.

— Мой Господин… — начал было старший звена, но тут же замолчал, услышав властный голос:

— Оставь нас. Стражник поклонился и вышел из покоев. Вирсавия огляделась. Сначала ей показалось, что в покоях никого нет. Но затем она увидела Дэефета. Царь стоял на балконе, и тонкий занавес едва заметно колыхался под ленивыми порывами ночного ветра. Это показалось Вирсавии странным, потому что никакого ветра не было. На улице стояла такая жара, что казалось, даже камни не выдерживают и становятся мягкими, словно воск. Вирсавия не могла видеть его лица, только фигуру. Царь был отлично сложен. Он источал силу и властность.

— Тебя зовут Вирсавия, — сказал Дэефет. — Ты — дочь Елиама, жена оруженосца моего племянника.

— Это так, — подтвердила женщина. Она старалась держаться с достоинством, хотя ей и было очень страшно. Вирсавии вдруг показалось, что за балконным занавесом тончайшего шанского шелка‹Шанский шелк — китайский шелк. Во времена Давида еще не существовало торговых путей в Китай, и шелк, попадающий в Палестину случайно, через Индию, ценился очень дорого.›, как раз на уровне лица Дэефета, она различает бело-желтые огоньки глаз. Они то вспыхивали, то угасали, хотя и не исчезали совсем. „Наверное, именно так смотрят из темноты дикие пустынные звери, подстерегающие добычу“, — подумала женщина.

— Подойди ближе, — приказал Дэефет. Женщина ступила в покои и пошла через зал. Мимо большого, отделанного золотом и слоновой костью ложа, устеленного коврами и прекрасно выделанными овечьими шкурами. Мимо столика, на котором курились благовония. Издалека, из ночной темноты, невнятные крики караульных возвестили вторую стражу».

Саша отпрянул от витрины, почувствовав, как испуганно-заполошно заколотилось сердце. Ужас тугим узлом скрутил его внутренности и потянул к горлу. Все потому, что он увидел черные фигуры левитов, растекающихся по улицам Иевус-Селима. Храмовая стража вышла на еженощную охоту. Видимо, в этот день было много доносов.

«Издалека, из ночной темноты, невнятные крики караульных возвестили вторую стражу. Тотчас этот отдаленный крик был подхвачен часовыми на стенах. И поплыло над городом как предвестие скорой и страшной смерти. Идет Вторая стража! Стража вышла на улицы Иевус-Селима!! Спите спокойно, благочестивые, но остальные… Вторая стража на улицах!!! Вирсавия нерешительно остановилась.

— Ближе, — потребовал стоящий за занавесом. Бело-желтый огонь в его глазах разгорался все ярче. — Подойди ближе! Он гипнотизировал, лишал воли к сопротивлению. Хотелось отдаться ему и поплыть по волнам этого страшного шепота, купаясь в неведомых ранее ощущениях. В нем звучала странная, подчиняющая сила, и… в какой-то момент Вирсавии показалось, что ничего страшного в нем нет. Он не звал в темноту. Напротив, впереди был только свет. Яркий белый свет. Голос обещал все блага жизни и того, что будет после нее. Вирсавия улыбнулась, покоряясь блаженству этой силы, бесчувственно-мертво растягивая губы, и сделала еще несколько шагов. Луна проглянула из-за туч. Ее серебристые лучи коснулись человека, стоящего на балконе, и в молочном свете женщина разглядела его сквозь тонкую ткань. На мгновение ей показалось, что это вовсе не человек, а животное. Низкое, с угловатой головой, вросшей прямо в могучие, покатые, сгорбленные плечи. Над головой острыми треугольниками торчали уши, и даже отсюда Вирсавия разглядела, что уши покрыты шерстью. Длинные узловатые руки существа свисали почти до колен, и оно шевелило пальцами, оканчивающимися кривыми, как кинжалы, когтями. В центре головы, где-то на уровне носа, горели глаза, и от этого лицо напоминало звериную морду. Лунный свет сплел вокруг головы существа туманный серебристый ореол. Странно, но Вирсавия не чувствовала страха. Он не исчез, но стал привычным и перерос в невероятную по своей силе эйфорию подчинения. Ей страстно захотелось покориться и быть покоренной. Глаза ее расширились, хотя никто не смог бы отыскать в них сейчас и тени жизни. Они были слепо-мертвы. Ноздри женщины жадно подрагивали. Губы беззвучно двигались, произнося неведомые слова. Через мгновение видение рассеялось. Дэефет отдернул занавес и вошел в покои. Он был высок, мускулист, белокур и… что бы ни говорил о нем пророк Нафан, очень красив.