Страница 29 из 63
Так или иначе, это было неизбежно. В тот момент, когда я привел ее сюда в начале года и увидел, как она кончает от боли, я понял, что мне потребуется чудо, чтобы держаться от нее подальше. На самом деле, думаю, что уже знал это после нашего флирта в баре перед зимними каникулами. Каждый мускул в моем теле напрягается, когда я трахаю ее сильнее, чем когда-либо раньше, наблюдая, как ее лицо искажается от удовольствия.
— Расскажи мне, каково это - подчиниться тьме, - приказываю я.
Ее губы поджимаются, когда я размазываю по себе еще немного ее крови, не обращая внимания на жжение от раны на ладони.
— Это так чертовски приятно, - бормочет она так тихо, как будто боится сказать это слишком громко.
Я рычу, ускоряя темп настолько, что звук соприкосновения нашей кожи эхом разносится по комнате, прерываемый только ее стонами и моими хрипами. Если бы кто-нибудь сейчас зашел в мой класс, то услышал бы оттуда, как мы трахаемся в подвале, словно животные, но мне наплевать.
Все, что меня сейчас волнует, – это лишить эту девушку девственности и уничтожить ее способами, которые она пока не может понять. Я вытаскиваю из нее свой член, что приводит к протестующему возгласу из ее хорошенького маленького ротика.
— Я хочу, чтобы ты встала на четвереньки на полу, - инструктирую ее.
Она нетерпеливо слезает со стола и занимает позицию, оглядываясь на меня через плечо.
От вида ее крови, размазанной по телу, и тугой пизды и задницы, выставленных на всеобщее обозрение, я почти теряю рассудок. Мой член напрягается при мысли о том, чтобы врезаться в ее маленькую тугую попку без предупреждения и какой-либо смазки, кроме ее собственных соков.
Я возвращаю себе каплю контроля, понимая, что это было бы слишком – по крайней мере, для первого раза Камиллы. Вместо этого я опускаюсь на колени позади нее, держа нож, и вонзаю каждый дюйм своего члена глубоко в тугой, влажный жар.
Её пизда плотно обхватывает мой ствол, как будто пытается втянуть меня глубже. Я размазываю пальцами кровь по ее спине, а затем подношу нож к ее ягодицам. Острым краем медленно провожу круговыми движениями, вписывая свои инициалы в ее кожу. Необходимость заявить о своих правах на нее – чуждая для меня, но желание сделать это царапает внутренности.
— На твоей заднице будут мои инициалы, чтобы ты знала, что принадлежишь мне.
Она стонет, но этот стон с оттенком боли, пока я заканчиваю выводить первую букву G на ее коже. А затем вырезаю N рядом с ней. К тому времени, как я заканчиваю, мой член как стальной стержень внутри ее влагалища, а она сжимает меня так крепко, что я не уверен, где начинается она и заканчиваюсь я.
— Трахните меня, сэр, - умоляет она, оглядываясь на меня через плечо.
Я хватаю ее за бедра так сильно, что на них остаются синяки. Потребность доминировать, разрушать и развращать терзает меня изнутри.
— Я сделаю больше, чем просто трахну тебя, Камилла. Я разорву тебя на части. - Я двигаю бедрами внутрь и наружу яростными движениями, вбиваясь в нее глубоко и сильно, несмотря на то, что знаю, что это её первый раз. — И ты возьмешь всё, что я тебе дам, - ворчу я.
Несмотря на грубость, она выгибает спину, словно приглашая к большему. Я фокусируюсь на своих кровавых инициалах, вырезанных на ее ягодицах, и чуть не кончаю от одного этого зрелища.
Сильно шлепаю ее по другой ягодице, и она стонет, киска становится еще влажнее вокруг моего члена.
— Я хочу, чтобы ты кончила на мой член, - говорю, крепче сжимая ее бедра и притягивая к себе. — Хочу, чтобы ты доказала мне, какая ты на самом деле грязная маленькая болезависимая шлюха.
Она снова бросает на меня взгляд через плечо.
— Ваша грязная шлюха, сэр.
Я рычу и трахаю ее еще сильнее и глубже, чем считал возможным, пока она не кричит:
— Блядь, да, сэр.
Это предупреждает меня о том, что садистские удовольствия унесли ее прямо с края обрыва в свободное падение. Теснота ее щели становится почти жесткой, когда оргазм накатывает на нее волнами.
Тело Камиллы сильно дрожит от напряжения. Ее глаза закатываются, и я могу сказать, что она не испытывала ничего подобного тому, что чувствует в этот момент. Звуки чистого удовольствия разносятся по подвалу.
Я впиваюсь зубами в ее плечо и крепко прижимаю ее к себе, когда кончаю. Мое семя заполняет ее тугую, девственную пизду. Я даже не могу найти в себе силы заботиться о том, что мы не предохранялись, ведь я заклеймил ее как свою.
Наше затрудненное дыхание наполняет гулкое пространство, пока мы оба приходим в себя после взаимных оргазмов. Неохотно вытаскиваю из нее свой член и встаю, направляясь к раковине у стены, чтобы вымыться.
Я не могу подобрать слов, чтобы сказать ей. Не после того, что только что произошло. Если она ожидала, что я лягу на мягкое одеяло и прижмусь к ней, то ее ждет разочарование. Как я уже говорил ей раньше, секс - это всего лишь сделка.
В этот момент я слышу ее гулкие шаги, спешащие к лестнице.
Я хмурю брови, наблюдая, как она выбегает из комнаты в окровавленной рубашке и едва подобранной юбке. Беги, малышка, подстегивает монстр внутри меня. И все же какая-то часть меня разочарована тем, что она убегает, поскольку это доказывает, что, возможно, в конце концов, она не так порочна, как я.
Она испуганная девушка, которая не может справиться с настоящим садизмом. Мне следовало довериться своему внутреннему чутью, но проблема в том, что теперь, когда я попробовал ее на вкус, ей не удастся сбежать так легко.
Глава 17
Камилла
— Где ты была? - Спрашивает Нат, когда я подхожу к нашему столику в кафетерии. — Ты забыла, что должна была встретиться с нами в библиотеке?
Мое сердце неровно стучит в груди, пока я избегаю ее взгляда.
— Меня отправили на наказание, - вру я, чувствуя тошноту в животе.
Элиас сидит рядом с ней, обняв ее за плечи. Жестокая ухмылка кривит его губы.
— Я никогда не считал тебя бунтаркой, Морроне.
Я пристально смотрю на него, часть меня желает, чтобы между ними ничего не менялось. Конечно, я благодарна, что Нат больше не подвергается его мучениям, но теперь нам приходится терпеть его присутствие на каждом гребаном обеде.
— Заткнись, Элиас. - Я сажусь на свое обычное место напротив них.
Воспоминания о том, что я делала с профессором Ниткиным, возвращаются снова и снова, и жгучие порезы, которые мне пришлось забинтовать под рубашкой, являются постоянным напоминанием. Я бежала так быстро, как только могла, из подвала до самой комнаты в общежитии, радуясь, что не столкнулась ни с кем из знакомых. Или, по крайней мере, ни с кем из тех, кто обратил на меня внимание.
Рубашка, в которой я была, так сильно испачкалась кровью, что я выбросила ее в мусорное ведро, испытывая непреодолимый стыд, когда смывала кровь со своей кожи в душе. У меня перед глазами до сих пор картина того, как вода окрашивается в красный цвет, стекая в канализацию. А после того, как я закончила, вытерлась и перевязала нанесенные порезы, я разрыдалась.
Я рыдала не из-за боли или того, что мы сделали, а потому, что не могу до конца понять, что произошло между нами и почему мне это понравилось. С тех пор я пытаюсь убедить себя, что не наслаждалась этим, несмотря на то, что знаю, что это ложь.
Со мной явно что-то не так.
— Камилла? - Адрианна произносит мое имя, наморщив лоб.
Я встряхиваю волосами.
— Прости, что?
Она вздыхает.
— Я сказала , что Элиас прав. Что с тобой такое, что ты в последнее время влипаешь в неприятности?
Я встречаюсь с ней взглядом и пожимаю плечами.
— Не знаю. Такое ощущение, что все профессора специально цепляются ко мне.
Мои щеки пылают, когда я беру вилку, накалываю ею картофелину и отправляю в рот. Это единственное, что меня отвлекает, пока я пытаюсь выкинуть из головы все мысли о профессоре Ниткине.
Ева прочищает горло.