Страница 3 из 5
Тень и его здесь грустно бродит,
И он, наш Данте молодой,
И нас по царству теней водит,
Даруя образ им живой.
Под плеск фонтана сладкозвучный
Здесь плачется его напев.
И он – сопутник неразлучный
Младых бахчисарайских дев.
III. Чуфут-Кале
Грустна еврейская Помпея;
В обломках город тих и пуст,
Здесь ветхий голос Моисея
Переходил из чистых уст
В уста преданьем непрерывным,
И, верный праотцам своим,
Хранил завет их с рвеньем дивным
Благочестивый караим.
Сюда, изгнанник добровольной,
Он свой Израил перенес:
В обрядах жизни богомольной
С годов младенческих он рос,
И совершив свой путь смиренный,
Достигнув мирно поздних дней,
Он возвращал свой пепел бренный
Земле – кормилице своей.
Крутизн и голых скал вершины,
Природы дикой красота
Напоминали Палестины
Ему священные места.
Здесь он оплаканного края
Подобье милое искал
И чуялось ему: с Синая
Еще Господь благовещал.
Теперь здесь жизнь уже остыла,
Людей житейский гул утих,
И словно буря сокрушила
И разметала домы их.
Не тронуты одни гробницы
Почивших в вечности колен,
Сии нетленные страницы
Из повести былых времен.
Народ, разрозненный грозою,
Скитальцы по лицу земли!
Здесь, наконец, вы под землею
Оседлость верную нашли.
В Иосафатовой долине
Вас ждал желаемый покой:
И уж не выживут вас ныне
Из лона матери родной.
IV. Возвращаясь из Кореиза
Усеяно небо звездами,
И чудно те звезды горят,
И в море златыми очами
Красавицы с неба глядят.
И зеркало пропасти зыбкой
Купает их в лоне своем
И, вспыхнув их яркой улыбкой,
Струится и брызжет огнем.
Вдоль моря громады утесов
Сплотились в единый утес:
Над ними колосс из колоссов
Ай-Петри их всех перерос.
Деревья, как сборище теней,
Воздушно толпясь по скалам,
Под сумраком с горных ступеней
Кивают задумчиво нам,
Тревожное есть обаянье
В сей теплой и призрачной мгле;
И самое ночи молчанье
Несется, как песнь по земле.
То негой, то чувством испуга
В нас сердце трепещет сильней:
О ночь благодатного юга!
Как много волшебного в ней!..
V
Вдоль горы, поросшей лесом,
Есть уютный уголок:
Он под ветряным навесом
Тих и свеж, и одинок,
Приютившися в ущелью,
Миловидный Кореиз,
Здесь над морем, колыбелью
Под крутой скалой, повис.
И с любовью, с нежной лаской,
Ночь, как матерь, в тихий час
Сладкой песнью, чудной сказкой
Убаюкивает нас.
Сквозь глубокое молчанье,
Под деревьями в тени
Слышны ропот и журчанье:
С плеском падают струи.
Этот говор, этот лепет
В вечно-льющихся струях
Возбуждает в сердце трепет
И тоску о прошлых днях.
Улыбалась здесь красиво
Ненаглядная звезда,
С нам слетевшая на диво
Из лазурного гнезда.
Гостья в блеске скоротечном
Ныне скрылася от нас,
Но в святилище сердечном
Милый образ не угас.
VI. Месячная ночь
Там, высоко, в звездном море,
Словно лебедь золотой,
На безоблачном просторе
Ходит месяц молодой,
Наш красавец ненаглядной,
Южной ночи гость и друг;
Всё при нем, в тени прохладной,
Всё затеплилось вокруг:
Горы, скаты их, вершины,
Тополь, лавр и кипарис
И во глубь морской пучины
Выдвигающийся мыс.
Всё мгновенно просветлело —
Путь и темные углы,
Всё прияло жизнь и тело,
Всё воспрянуло из мглы.
С негой юга сны востока
Поэтические сны,
Вести, гости издалека,
Из волшебной стороны, —
Всё для северного сына
Говорит про мир иной;
За картиною картина,
Красота за красотой:
Тишь и сладость неги южной,
В небе звездный караван,
Здесь струей среброжемчужной
Тихо плачущий фонтан.
И при месячном сияньи,
С моря, с долу, с высоты
Вьются в сребряном мерцаньи
Тени, образы, мечты.
Новых чувств и впечатлений
Мы не в силах превозмочь:
Льешься чашей упоений,
О, таврическая ночь.
VIII. Горы ночью
(дорогою)
Морского берега стена сторожевая,
Дающая отбой бушующим волнам,
В лазурной глубине подошву омывая,
Ты гордую главу возносишь к облакам.
Рукой неведомой иссеченные горы,
С их своенравною и выпуклой резьбой!
Нельзя от них отвлечь вперившиеся взоры,
И мысль запугана их дикой красотой.
Здесь в грозной прелести
могуществом и славой
Природа царствует с первоначальных дней;
Здесь стелется она твердыней величавой,
И кто помериться осмелился бы с ней?
Уж внятно, кажется, природа человеку
Сказала: здесь твоим наездам места нет,
Здесь бурям и орлам одним испокон веку
Раздолье и простор! А ты будь домосед.
Но смертный на земле
есть гость неугомонный,
Природы-матери он непослушный сын;
Он с нею борется, и волей непреклонной
Он хочет матери быть полный властелин.
Крамольный сын, ее он вызывает к бою;
Смельчак, пробил ее он каменную грудь,
Утесам он сказал: раздвиньтесь предо мною
И прихотям моим свободный дайте путь!
И с русской удалью, татарски-беззаботно,
По страшным крутизнам
во всю несемся прыть,
И смелый лозунг наш
в сей скачке поворотной:
То be or not to be – иль быть, или не быть.
Здесь пропасть, там обрыв:
всё трынь-трава, всё сказки!
Валяй, ямщик, пока не разрешен вопрос:
Иль в море выскочим из скачущей коляски,
Иль лбом на всем скаку ударимся в утес!
IX. Ливадия
(27 июля)
Отчего красою новой
Улыбается нам день,
Свеяв с тверди бирюзовой
И последней тучки тень?
Отчего он так светлеет?
Отчего еще нежней
Нас лобзает, нас лелеет
Теплой ласкою своей?
Отчего так благосклонно
И так празднично глядят
Море, берег благовонной
И его роскошный сад?
Отчего так солнце блещет,
Златом даль озарена
И так радостно трепещет
Моря синяя волна?
В этот день, всех дней прекрасней,