Страница 65 из 273
Если же не лишены, то, значит, человек смотрит, передает, воспринимает впечатления, общается с другим, убеждает тоже в известном темпо-ритме.
Нередко говорят о полете мысли и воображения. Значит, и они имеют движение, а следовательно, и у них есть темп и ритм.
Прислушайтесь, как трепещет, бьется, мечется, млеет внутри чувство. В этом его невидимом движении также скрыты всевозможные длительности, скорости, а следовательно, и темп и ритм.
У каждой человеческой страсти, состояния, переживания свой темпо-ритм. Каждый характерный, внутренний или внешний образ: сангвиник, флегматик, Городничий, Хлестаков, Земляника- имеет свой темпо-ритм.
Каждый факт, события протекают непременно тоже в соответствующем им темпо-ритме. Например, объявление манифеста о войне и мире, торжественное собрание, прием депутаций также требуют своего темпа и ритма.
Если же они не соответствуют тому, что происходит, то может получиться комическое впечатление. Так, например, представьте себе императорскую чету, бегущую рысью короноваться.
Словом, в каждую минуту нашего существования внутри и вне нас живет тот или иной темпо-ритм.
Теперь вам ясно, ч_е_м проявлять его на сцене,- заключил Аркадий Николаевич.- Условимся еще о том, к_а_к вы будете отмечать моменты ритмических совпадений.
– Как? Выполняя задачи, говоря, действуя, общаясь,- объясняли ученики.
– Вы знаете, что в музыке мелодия образуется из тактов, а такты – из нот разной длительности и силы. Они-то и передают ритм. Что касается темпа, то он невидимо, внутренне, отсчитывается самими музыкантами или отбивается дирижерской палочкой.
Совершенно так же и у нас, артистов сцены, действия создаются из составных больших и малых движений разных длительностей и размеренности, а речь складывается из коротких, долгих, ударных и неударных букв, слогов и слов. Они-то и отмечают ритм.
Действия выполняются, а текст роли произносится под мысленный просчет нашего собственного "метронома", как бы скрытого внутри нас.
Пусть же выделяемые нами ударные слоги и движения сознательно или подсознательно создают непрерывную линию моментов совпадения с внутренним просчетом1 .
Если артист интуитивно и правильно почувствует то, что говорит и делает на сцене, тогда верный темпо-ритм сам собой явится изнутри и распределит сильные и слабые места речи и совпадения. Если же этого не случится, то нам ничего не остается, как вызывать темпо-ритм техническим путем, то есть, по обыкновению, итти от внешего к внутреннему. Для этого продирижируйте тот темпо-ритм, который вам нужен. Вы знаете теперь, что-этого не сделаешь без внутренних видений, без вымысла воображения, без предлагаемых обстоятельств и проч., которые все вместе соответствующим образом возбуждают чувство. Проверим еще раз на опыте эту связь темпо-ритма с чувством.
Н_а_ч_н_е_м с т_е_м_п_о-р_и_т_м_а д_е_й_с_т_в_и_я, а п_о_т_о_м п_е_р_е_й_д_е_м к и_з_у_ч_е_н_и_ю т_е_м_п_о-р_и_т_м_а р_е_ч_и.
Иван Платонович завел большой метроном и пустил его очень медленно, а Аркадий Николаевич взял попавшуюся ему под руку большую переплетенную жесткую тетрадь протоколов школьных записей, поставил на нее, точно на поднос, разные предметы: пепельницу, коробку спичек, прессбювар и проч. Под медленный, торжественный стук большого метронома Торцов велел Пущину вынести отобранные предметы и при счете в 4/4, по тактам, снимать с подноса и передавать предметы присутствующим.
Пущин оказался лишенным ритма и у него ничего не вышло. Пришлось его натаскивать и проделать ряд вспомогательных упражнений2 . Другие ученики тоже присоединились к этой работе. Вот в чем заключались упражнения: нас заставили заполнять долгие промежутки между ударами метронома только одним каким-нибудь движением или действием 3 .
– Так в музыке одна целая нота заполняет собой весь такт, – объяснял Аркадий Николаевич.
Как оправдать такую медленность и скупость действия?
Я оправдал их большой сосредоточенностью внимания, необходимой для рассматривания отдаленной неясной точки. Ее я наметил себе в задней стене партера. Боковая лампа на сцене мешала мне смотреть. Чтоб оградить глаза от света, пришлось приставить к виску ладонь. Это и было тем единственным действием, которое я себе позволил на первое время. Потом, с каждым следующим тактом, я по-новому применялся к той же задаче. Это вызвало необходимость менять положение рук, тела при изгибе его, или ног при наклонении вперед и при смотрении вдаль. Все эти движения помогали заполнять новые такты.
Потом вместе с большим метрономом был пущен и малый. Он отбивал сначала два, потом четыре, восемь, шестнадцать движений в такте, наподобие полунот, четвертных, восьмых, шестнадцатых в музыке.
На этот раз мы должны были заполнять такты то двумя, то четырьмя, восемью, шестнадцатью движениями.
Эти ритмические действия оправдывались медленным или торопливым исканием затерявшейся в карманах важной записки.
Самый же скорый темпо-ритм движения объяснялся отмахиванием от себя налетевшего роя пчел.
Понемногу мы стали привыкать к темпо-ритму, потом начали играть и шалить им. При совпадении движений с метрономом было приятно и верилось всему, что делаешь на сцене.
Но лишь только такое состояние исчезало и в свои права вступал ритмический счет, математика, наши брови морщились и становилось не до шалости.
…………… 19.. г.
Сегодня Аркадий Николаевич вернулся к этюду с подносом. Но и на этот раз у Пущина ничего не вышло, а потому этюд был передан мне.
Благодаря медленности темпа, отбиваемого большим метрономом, при одной целой ноте во всем такте, требовавшей лишь одного движения, пришлось длить свое действие в течение всего промежутка времени между ударами. Отсюда, естественно, создалось плавное, торжественное настроение, которое откликнулось внутри и потребовало соответствующего движения.
Мне почудилось, что я президент какого-то спортивного общества, раздающий призы или почетные награды.
По окончании церемонии мне было приказано медленно выйти из комнаты, а потом вернуться и в том же торжественном темпо-ритме отобрать назад призы, награды и снова уйти.