Синдром отката

Так и вышло, что в гатке Лакс оказался более подкован – намного более подкован, – чем даже самые старшие и опытные члены акхары. Эти почтенные старцы сказали Лаксу напрямик: вряд ли они смогут его чему-то научить. Он стучится не в ту дверь. Лакс понял правильно: ему вежливо сообщают, что он мешает. Смущает умы. На его фоне меркнут местные звезды. Для тех ребятишек, которых катает по утрам на бревне, он стал героем. С этим нужно что-то делать. Руководители акхары – люди разумные, ничего дурного ему не желают; и в любом случае им нужно будет как-то объяснить молодежи, почему Лакс вдруг исчез.

Короче, они навели справки и связались с неким Ранджитом, инструктором из Шандигара: с шестом он творит чудеса и готов взять себе нового ученика. Лакса, можно сказать, выпихивают наверх. Его мальчишеский фан-клуб воспримет это с восторгом, как своего рода повышение. Их герой отправится покорять вершины – а они смогут с восторгом о нем вспоминать, любуясь на расстоянии.

Хьюстон

Ближе к Новому Орлеану Виллем и Жюль свернули на запад, на Десятую магистраль. Теперь они ехали параллельно пути, по которому прошел ураган. Несколько часов дорога вполне соответствовала предсказаниям навигационной системы. А потом Виллем едва не угробил и себя, и пассажира: не заметил, что шоссе впереди перекрыто, и лишь в последний миг ударил по тормозам.

После этого за руль сел Жюль. Формально водить арендованный автомобиль имел право лишь тот, кто взял его в аренду, однако Виллем полагал, что с этим разобраться будет проще, чем с последствиями крушения самолета. И свежий человек за рулем определенно безопаснее. Виллем пересел на пассажирское сиденье и уснул под тихий аккомпанемент кантри по радио.

Когда он проснулся, уже светало. Жюль ехал всю ночь – в основном тащился по пробкам. С наглухо забитой магистрали он давно уже съехал и теперь пробирался через юго-восточную часть Техаса по двухколейкам, следуя указаниям, которые слал ему из своих легковушек, пикапов, фургонов и с лодок многочисленный клан Боски.

Большую часть дня они пытались обогнуть Большой Хьюстон и с караваном состыковались лишь под вечер, остановившись рядом с государственным парком на реке Бразос милях в семидесяти от города. Здесь вся группа должна была собраться и с первыми лучами солнца отправиться в затопленный город. Ураган перешел в тропическую депрессию, которая на пару дней зависла к югу от Хьюстона и все там обильно залила дождем. Бразос, в основном текущая к северу от Хьюстона, избежала разлива, но вода в реке стояла высоко.

Первым делом они связались с Руфусом: тот, как обычно, на своем пикапе с прицепленным трейлером, ехал впереди остальных. С ним Виллем и Жюль встретились в маленьком городке с аккуратными белыми домиками, а затем проехали следом несколько миль по проселочной дороге. Приблизившись к конечной точке маршрута, он свернул на обочину и запустил дрон, чтобы разведать, что творится в парке. Согласно интернет-картам, на этой поросшей редким лесом территории находилось несколько кемпингов, соединенных извилистыми дорогами. В обычное время можно было бы расположиться здесь. Но в этом году «муравьиные беженцы» заполонили парк еще задолго до того, как по Десятой магистрали хлынули на запад сотни тысяч беглецов, сорванных с места ураганом. Парк превратился во временный город. В каждом официальном кемпинге, обозначенном на карте, расположилось не меньше сотни фургонов, машин, палаток. Кочевники выплеснулись далеко за пределы простенькой сетки парковых дорог, колонизировали зеленую территорию между ними и правый, южный берег Бразос. Тоненькая полоска общественных земель на северном берегу на расстоянии выглядела словно линия, проведенная мелом – белая от яхт и катеров, должно быть прибывших сюда из Хьюстона. Дальше на север, на частной земле, тоже нашли себе приют группки фургонов и палаток.

На колесах все это было легко объехать. Но водному транспорту приходилось пробираться по запруженной реке. Вопрос был в том, где тем, кто плывет по воде, удастся сойти на берег и встретиться с теми, кто катит по суше. Руфус разрешил эту проблему, связавшись с одним из владельцев земельных участков на северном берегу. Собственники земли в эти дни ставили у въездов на свою территорию шлагбаумы и брали с беженцев плату за возможность проехать и разбить на их участке лагерь. Плата была порядочная, однако Руфус и другие члены каравана в деньгах не нуждались: Виллем привез с собой большой запас наличных. Уезжая повидать отца, он отдал большую часть денег Амелии, однако и у себя оставил достаточно, чтобы теперь хватило заплатить хозяину ранчо и еще осталось. Так что деньги перешли из рук в руки, и, когда сгустились сумерки, флотилия лодок и караван автомобилей наконец встретились на северном берегу реки. Они оказались ниже по течению, чем большинство лагерей, – о чем свидетельствовал запах, исходящий от воды. Прошло то время, когда легко было освежиться, побрызгав на себя речной водой или просто прыгнув в реку: здесь сама мысль вызывала тошноту.

Лагерь на берегу Бразос

Саския, чье положение в глазах публики оправдывала прежде всего возможность заниматься филантропией, повидала в жизни немало трущоб третьего мира. Чаще всего они выглядели древними. Редко-редко в трущобе можно встретить новый дом. Но здесь все фургоны были чистенькие, с отлично надутыми шинами, готовые при первой же возможности разъехаться по домам. Палатки тоже новые, ярких веселых цветов. И настроение в лагере скорее праздничное: такое возникает, когда пережитые вместе трудности помогают людям ощутить свое единство. Но что случится, если все эти люди так и не смогут вернуться домой? Палатки потускнеют, покроются пятнами, на них появятся прорехи, залатанные клейкой лентой или брезентом. Сдуются шины у фургонов – придется снять колеса и поставить их на бетонные блоки. Наладить здесь канализацию так и не удастся. Вонь никуда не уйдет – люди просто научатся ее не замечать. Ни у кого из беженцев нет законных прав на землю, где они расположились, – значит, в любой момент их могут изгнать отсюда законные хозяева или вытеснить более крепкие соперники. Без корней, без уверенности в завтрашнем дне невозможно строить быт, – значит, временные дома будут ветшать и разрушаться, не зная ни улучшений, ни ремонта – кроме самого необходимого и неряшливого латания дыр. Эти люди не будут платить налоги, – значит, у них не будет школ, поликлиник, прививок, соцработников. Только кажется, что это долгий процесс: нет ничего более постоянного, чем временное, и глазом не успеешь моргнуть, как временный город на колесах превратится в вековую трущобу. Ее происхождение канет во мраке времен и останется загадкой даже для историков. Откуда взялась трущоба? Да всегда здесь была.

Верно, Саския не думала всерьез, что здесь произойдет нечто подобное. Наводнение схлынет, и люди разъедутся по домам. Если придется, землевладельцы на северном берегу выставят беженцев силой. За тем, чтобы кемпинги на южном берегу вернулись в нормальное состояние, присмотрит полиция. Мочу, фекалии, отбросы и мусор, которые беженцы сливают и выкидывают в реку, волны Бразос отнесут в Мексиканский залив, и сама Бразос вновь станет такой же чистой (или почти такой же), какой была прежде. Но Саския могла побиться об заклад, что в других местах в часе езды от Хьюстона лагеря беженцев за эти несколько дней – разумеется, неведомо для своих обитателей – пустили корни и продержатся годы, если только их существование не прервет какой-нибудь безжалостный погром. Именно так обычно происходит по всему миру, и Техас – не исключение. Впрочем, не только Техас. Чем Нидерланды лучше?

Лотта, ее дочь, начинала писать матери сообщения, когда в Нидерландах была уже ночь, а здесь ранний вечер. В это время каджуны особенно часто готовят еду. Саския, обожающая готовить, за последнюю пару дней легко приняла этот ритм: писала сообщения, отправляла селфи, говорила с Лоттой по телефону (в наушниках), одновременно нарезая лук или выполняя еще какие-нибудь кулинарные задачи.