Страница 5 из 117
* * * * *
Окрестности Лыбуты, следующим утром.
Молодой, лет на десять старше самой варяжки, мужчина лежит без сознания в траве, окружённый белоснежными цветами. Дыхание незнакомца поверхностное, тело неподвижно, на челе застыли спокойствие и безмятежность. С какими бы чудовищами ему не пришлось сражаться, от какой опасности бы он не скрывался — всё это осталось где-то далеко позади.
Высокий и хорошо сложенный, с широкими плечами и опрятной тёмной бородой, он сейчас выглядел бледным и изможденным, пусть и ничем не тревожимым. Какие сны снились этому незнакомцу?
Его одежда порвана и испачкана, на ней видны зелёные размазанные следы от молодой травы и разводы от ржавой влажной глины. Длинный серый плащ теперь похож на какие-то лохмотья нищего, истлевшие и пропахшие потом, однако на груди одеяние крепко удерживает золотая застёжка, что говорит об истинном статусе путника. Когда-то добротной белоснежной рубахе повезло куда меньше: бурые пятна крови, сукровицы, следы каждого аршина окрестных лесов оставили на ней, словно на холсте, свои отпечатки.
Мазок чёрно-зелёного низового торфа — с заболоченного берега реки Великой с её тихими заводями и пугливыми куликами. Прилипшие к мокрой от испарины шее жёлтые иглы — привет от густого ельника в паре верст отсюда. Красный, напоминающий молнию зигзаг на ткани — цвета красного вина в погребе отца глубокая царапина, оставленная не то густыми зарослями, не то зверьём.
Широкие штаны тоже поистрепались; на талии у воина — толстый кожаный пояс, украшенный золотыми пластинами и бляшками, к нему прикреплены лёгкие медные ножны. Здесь же, чуть поодаль, в траве лежит и булатный клинок, говорящий о намерении чужака сражаться.
Было в выражении его лица нечто удивительное… Несмотря на увечья и то, что он, скорее всего, совсем недавно боролся за собственную жизнь с некой опасной силой, оно будто успокоилось во сне. Ольга была готова поклясться, что на челе раненого витязя появилась едва заметная блаженная улыбка!
— Мне показалось, или ты засмотрелась на него? — с ехидством проговорил Ярослав, своими словами возвращая Ольгу из паутины собственных размышлений в реальность.
— Я? Я… — девица на мгновение растерялась, не желая и сама верить в утверждения возлюбленного, ни, тем более, давать ему поводов для ревности. Пытливый взгляд серых глаз скользнул чуть ниже груди витязя, к его животу. — Засмотрелась, но на пояс. Искусная и кропотливая работа, даже у богатых купцов из Новгорода или Ладоги таких не видела. Слишком ладно пришиты самоцветы, слишком большое внимание к деталям.
— Это наборный пояс. Носят их только члены княжеской дружины, причём дружины старейшей по чину, лепшей. Золото у них Велесово, оружие — Перуново, кони — Похвистовы. Судьба в наши руки привела не крестьянина, не купца, а человека знатного. Боярского сына али посадника.
И если Ярослава интересовал в первую очередь чин и происхождение их безмолвного нового знакомого, то девушку скорее разрывало от других чувств.
Сердце Ольги учащённо забилось, когда она снова бросила взгляд на незнакомого знатного молодца. Девушка чувствовала глубокую печаль и беспокойство за его состояние и поняла, что должна действовать. Несмотря на страх неизвестности и незнание, друг пред ними или враг (а в земли неподалеку вторгались иногда и шведы, и ободриты на своих стремительных ладьях), сидеть сложа руки и надеяться лишь на волю богов девица не могла. Да и если он впрямь дружинник, то гости тятеньки непременно хватятся одного из них!
Послышался треск рвущейся ткани. Ярослав растерзал полотно на своей левой руке так, что рубаха оголила загорелое предплечье, и секундой позже протянул кусок одеяния подруге вместе с небольшой деревянной баклагой с пояса воина.
Руки Ольги задрожали, когда она смочила ткань водой из фляги. Дочь Эгиля осторожно, стараясь не навредить “боярину”, промокнула его лоб и брови влажной тряпицей, убирая с них грязь и засохшую кровь. Сердце гулко стучало в груди, когда она отчаянно попыталась вспомнить, как её учила оказывать первую помощь матушка. К её облегчению, детские знания оказались сильнее волнения и страха, и старания работающей сейчас у печи дома Жданы не прошли даром.
Ярослав бережно приподнял руку незнакомца с крупной раной, зияющей сквозь дыру: окруженная неровными краями и хаотично торчащими льняными нитями остатков рубахи, алая впадина напоминала отдалённо зев какого-то чудовища. Ольга нервно сглотнула. Вид крови, откровенно говоря, её пугал. Тонкие хрупкие пальцы пальцы вновь мелко задрожали, когда она как могла стала перевязывать раны воина, но благодаря присутствию рядом возлюбленного первоначальный страх уступил место решимости помочь несчастному незнакомцу.
Спустя некоторое время Ольга, наконец, смогла забинтовать раны боярского сына, насколько это было в её силах. Варяжка почувствовала облегчение и лёгкую гордость за то, что смогла помочь раненому витязю, и устало откинулась на плечо сидящего рядом Ярослава. Тот встретил её довольной улыбкой. Она справилась. Она молодец.
Лежащий на траве раненый редко, но глубоко дышал, а к лишенному боли и тревоги бледному лицу начала приливать кровь, разнося по щекам румянец и саму жизнь. Удалось ли отвести от его груди чёрные крылья смерти?
Кар! Кар! Кар!
Металлический скрежет подобно выпущенной из натянутой тетивы стреле пронзил тишину лесной опушки.
Ольга вздрогнула и оробело подняла глаза к небесам: над зелёными просторами проскользнул смоляной тенью крупный ворон. Это ли та самая смерть? Или всего лишь воображение разыгралось?
От тревожных мыслей варяжку уберегла длань Ярослава, которая мягко легла на её макушку и принялась гладить по шелковым русым волосам. Девушка сомкнула веки и стала думать о более приятных вещах, например, вечернем приёме гостей.
— До Лыбуты пешими — три версты, друг наш так и спит. Видно, снятся ему пиры с медовыми реками да девицами красными, вот и не торопится приходить в себя.
— Ярослав!
— А что? Может, благое это дело. Пущай ими любуется, а не на мою любушку смотрит…
Вторая рука молодца потянулась к смарагдовому ковру трав и сорвала стебель седмичника, пока взор его внимательно изучал одеяние спасённого ими человека.
— До Великой — меньше половины версты. Челн твоего тятеньки всё ещё там, на переправе?
Золотые бляхи на поясе пришиты со знанием дела, открепить их от сделанного мастерами произведения искусства будет не так просто. Забрать весь наборный пояс, не привлекая внимания возлюбленной — ещё сложнее.
Ольга кивает. Лодка семьи действительно со вчерашнего вечера была в самом широком месте реки, где отец время от времени ставил сети на рыбу. Не мог же хлебосольный Эгиль не позаботиться о гостях и оставить тех без пары-тройки сочных линей!
Шуйца Ярослава бережно убирает с виска возлюбленной непослушную прядь, правая же рука вставляет в волосы у уха похожий на снежинку холодно-белый цветок. Ольга улыбается, обнажая прекрасные ямочки на порозовевших щеках, а серые глаза девицы блестят от волнения и радости.
Она делает глубокий вдох, ощущая мягкость цветочных лепестков и пальцев Ярослава на своей коже и волосах. Аромат седмичника столь же сладок и тягуч, как разлившееся где-то в глубине груди варяжки чувство. Ольга закрывает глаза на мгновение, наслаждаясь моментом и лелея нежный жест своего возлюбленного.
— Доставим его до переправы. Там на лодке немного проплыть, и будем уже в деревне, а до твоего двора — рукой подать, — голос Ярослава звучит одновременно вкрадчиво и жёстко.
Не смея открыть глаза и нарушить момент искренней сердечной близости между ними, девушка нежно целует Ярослава в щеку в знак благодарности за белоснежный седмичник.
Одной рукой соседский молодец прижимает её к себе и вдыхает запах волос любушки, смешавшийся с цветочным ароматом.
Второй — зажимает в кулаке серебряный перстень с выгравированным на нём соколом, что пикирует вниз со сложенными крыльями за добычей. Добыча теперь есть и у него.