Прикосновение

НАТАЛЬЯ. Не побили вас?

ДОЛГОРУКОВ. Нет, не догнали они меня. Ускакал я. Это взяточники, пробы негде ставить. Всё прогнило в романовском королевстве.

НАТАЛЬЯ. А здесь?

ДОЛГОРУКОВ. Здесь как в раю. Особенно, в Ривьере, на Женевском озере, в Мантрё. Бывали там?

НАТАЛЬЯ. Конечно.

ДОЛГОРУКОВ. Это само сочетание, да? Контраст. Пальмы, виноградники, лебеди…И Альпы чудные напротив тебя. Альпы! Сказка. А на какой улице вы жили в Матрё?

НАТАЛЬЯ. Петр Владимирович, это уже похоже на допрос.

ДОЛГОРУКОВ. Нет, так хочется узнать, где ступала нога красавицы?

НАТАЛЬЯ. Да везде.

ДОЛГОРУКОВ. Значит, в Мантрё вы не были. А признайтесь, вас подослали ко мне? Вы – агент третьего отделения. А? расколол я вас?

НАТАЛЬЯ (поднимается с места). Ну знаете ли, это слишком. Всё, Петр Владимирович, мне пора. Приятно было с вами познакомиться и пообщаться.

ДОЛГОРУКОВ. Ольга Сергеевна, помилуйте, я сейчас встану на колени перед вами. Только не уходите. Ради бога, простите меня старика, полоумного князя. Ведь доносчики и шпионы вокруг.

НАТАЛЬЯ. А говорите: рай.

ДОЛГОРУКОВ. Достают меня, Оленька, здесь, достают, шепчутся, шипят за спиной, руки не подают, и будто бы не узнают, проходят мимо. Судите сами, царь-государь Николай Павлович ненавидел меня и сынок его Александр Николаевич ненавидит меня теперь люто. После выхода в Париже книги «Правда о России» мне присылали официальный вызов из третьего отделения за подписью моего кузена Василия Долгорукова. А я им фотографию свою в ответ отправил с припиской: «Можете эту фотографию сослать в Вятку или Нерчинск, по вашему выбору, а сам я – уж извините – в руки вашей полиции не попадусь и ей меня не поймать».

НАТАЛЬЯ. Слышала, вас лишили княжеского титула, прав, и состояния.

ДОЛГОРУКОВ. Да плевать хотел я на Сенат российский. И на вечное изгнание! Да мне всего дороже, например, ваш суд. Суд прекрасной дамы. Я-то ведь ему Александру Николаевичу, как человеку, такие предлагал проекты реформ! И промышленности, и сельского хозяйства, и политического переустройства. Если бы он хотя бы к одному проекту прислушался, внедрил его. Да мы бы Запад оставили в хвосте. А он их все в помойную корзину бросил. Мстительный сынок-то оказался.

Ничего, пусть только тронет моего Володеньку в России. Я тогда такое про него опубликую здесь! Он мигом с трона слетит верх тормашками. Так и передайте ему.

НАТАЛЬЯ. Кому? Петр Владимирович, вы забываетесь.

ДОЛГОРУКОВ. Это я образно, образно, Ольга Сергеевна. Накипело в душе, здесь в Швейцарии. Понимаете?

НАТАЛЬЯ. Понимаю.

ДОЛГОРУКОВ. Они забывают, холопы Александра Николаевича, из какого я рода. Из рода самих Долгоруковых, сломить нас невозможно. Они придушили в Париже на двадцать пятом номере мою газету «Будущность», но я восстал из пепла. Появились номера «Будильника», «Правдивого», потом «Листка». Они и их прикрыли, царские агенты. Верьте, выйдут новые газеты. Только вот поправлюсь в Берне и снова в бой.

НАТАЛЬЯ. От чего же вы здесь лечитесь, князь?

ДОЛГОРУКОВ. От тоски и одиночества. А ещё…(охает, хватается за сердце).

НАТАЛЬЯ. Что такое, Петр Владимирович?

ДОЛГОРУКОВ. Сердце прострелило, больно. Колет, колет…мне нужно принять лекарство, оно дома. Скорее.

НАТАЛЬЯ. Вам помочь?

ДОЛГОРУКОВ. Здесь рядом, Оленька (с трудом поднимается, опираясь на трость).

НАТАЛЬЯ. Я провожу вас.

ДОЛГОРУКОВ. Буду очень признателен, Ольга Сергеевна.

НАТАЛЬЯ (подхватывает князя под руку). Давайте потихонечку.

ДОЛГОРУКОВ. Спасибо. Берн теперь захлебнется в сплетнях и пошлейших заголовках..

НАТАЛЬЯ. Почему?

ДОЛГОРУКОВ. Новость-то какая: «Долгорукову, наконец, стало плохо». Или «Князь в объятьях красавицы».

НАТАЛЬЯ. Так уж и в объятьях?

ДОЛГОРУКОВ. Они всё придумают, преувеличат, эти ушлые, милейшие швейцарцы. Они фантазёры редкостные. Как мне надоели их фальшивые улыбки до ушей, лицемерие. Оленька, как я хочу обратно в Россию, в Санкт-Петербург. Пешком бы ушёл.

НАТАЛЬЯ. Кто же виноват.

ДОЛГОРУКОВ. Последнее время мне снится Невский, Исакий, наши мостики через каналы Невы, Зимний дворец. Я поеду умирать в Россию.

НАТАЛЬЯ. Вам ещё жить и жить.

ДОЛГОРУКОВ. Нет, сегодня – один из последних моих дней. Это я остро чувствую. И он послал мне вас, редкую красавицу. Я так благодарен судьбе.

НАТАЛЬЯ. Успокойтесь. Примите сейчас лекарство и будете жить.

ДОЛГОРУКОВ. Оля, всё проиграно в дым. У меня нет ни семьи, ни Отечества. И Герцен…я думал, что он настоящий друг, а он грязью облил меня. Пушкин точно говорил: «Что дружба? Легкий пыл похмелья».

НАТАЛЬЯ. И он же написал: «И в жизни сей мне будет утешенье: мой скромный дар и счастие друзей».

ДОЛГОРУКОВ. Да, какой поэт был! Не чета оставшимся писакам. Глыба.

Чья мысль восторгом угадала,

Постигла тайну красоты?

Чья кисть, о небо, означала

Сии небесные черты?… А? Каков?

– Дом Долгорукова. Бросается в глаза обилие икон, книг и старинных портретов. Появляются князь и Наталья.-

ДОЛГОРУКОВ. Вы спасли меня, Ольга Сергеевна, ангел мой (жадно пьет из баночки настойку, а затем растягивается на кушетке). Проходите, чувствуйте себя как дома.

НАТАЛЬЯ. Вам полегче стало?

ДОЛГОРУКОВ. Да, значительно, значительно.

НАТАЛЬЯ. А где прислуга ваша?

ДОДЛГОРУКОВ. Отпустил я всех домой на выходные. Меньше расходов, да и устаю от прислуги. Они добры, трудолюбивы, но уж очень ограничены, прости господи. Их не интересует ничего: ни природа, ни история. Только франки, франки, франки на уме!

НАТАЛЬЯ (рассматривает портреты на стенах). Это ваш сын?

ДОЛГОРУКОВ. Да, Володенька мой. Он был на днях у меня, приезжал из России. Такой чистый и наивный. Он ещё ребёнок, хотя учится на доктора психиатрии.

НАТАЛЬЯ. А жена ваша, Ольга Дмитриевна? Почему я здесь её не вижу?

ДОЛГОРУКОВ. Была жена и вышла вся. А вы разве знакомы с ней?

НАТАЛЬЯ. Я видела её однажды в приёмной Леонтия Васильевича Дубельта. Княжна была с подбитым глазом, и в слезах.

ДОЛГОРУКОВ. Позвольте, в приёмной какого Дубельта? Начальника третьего отделения? И что она там делала? И, главное, что вы там делали?

НАТАЛЬЯ. Она приходила жаловаться на вас. Вы её в очередной раз поколотили.

ДОЛГОРУКОВ. Вздор, я её пальцем никогда не трогал. Она сама блудливая, как кошка, путается с кем нипопадя. Это проучил её новый старый ухажёр. Так вы-то как там оказались?

НАТАЛЬЯ. Леонтий Васильевич был моим свёкром.

ДОЛГОРУКОВ. То есть? Нет, не может быть. Получается, что Михаил Дубельт, флигель-адъютант, ваш муж. Так, значит, вы – Наталья Александровна, младшая дочь Пушкина.

НАТАЛЬЯ. Да! Только Дубельт – мой бывший муж.

ДОЛГОРУКОВ. Вот оно что. Поразительно. Вам удалось с ним всё-таки развестись?

НАТАЛЬЯ (кивает). Удалось. Поздравьте меня, этой весной я отмучилась. Это после пятнадцати лет брака с извергом и сумасшедшим.

ДОЛГОРУКОВ. Поздравляю с освобождением. Он же известный заядлый картежник, промотал всё своё состояние.

НАТАЛЬЯ. Промотал вместе с моим приданым, а это двадцать восемь тысяч серебром.

ДОЛГОРУКОВ. Говорят, он ревновал вас бешено.

НАТАЛЬЯ. Случалось и такое. С кулаками налетал. Слава богу, всё это позади. Хочу забыть об этом страшном сне. Да и сама виновата. Мать не послушалась в своё время. А она предупреждала, была категорически против моего брака с Дубельтом. Переживала за меня. В общем, добавила я ей седых волос.

ДОЛГОРУКОВ. Она вас называла: бесёнок Таша.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.