Страница 6 из 13
Поднимаю открытку и еще больше обалдеваю от того, что в ней написано: «Ты будешь со мной встречаться?» Подписи на открытке нет. Пойми теперь, от кого она!
Взбудораженная и одновременно сбитая с толку, я поспешно одеваюсь. Мне не терпится позвонить Маруське. Будем вместе гадать, кто мог подложить послание. Завязываю шарф и быстро выскакиваю из раздевалки, но с разбега натыкаюсь на кого-то в дверях. Соколов.
Открытка выпадает у меня из руки, и я с ужасом наблюдаю, как мой одноклассник наклоняется и поднимает ее.
– Отдай, Соколов! Это не твое! – кричу я, не узнавая собственный голос.
Марья Семеновна с вахты угрюмо наблюдает за нами, но не делает замечания Соколову. Все привыкли, что он меня повсюду преследует, и уже не вмешиваются.
С насмешливой ухмылкой Соколов отдает мне открытку, так и не посмотрев в нее. Я вырываю ее из его руки, чувствуя, как становится жарко в куртке-гусенице.
– Ну так что, Ермакова, будешь со мной встречаться? – спрашивает он и дергает за край моей шапки так, что она полностью закрывает мои широко раскрытые глаза.
Я ворчливо поправляю шапку и впиваюсь в него самым ненавистным взглядом, на который вообще способна.
– Так и знала, что это ты со своими дебильными шуточками! – бросаю я и толкаю его плечом, чтобы освободить себе путь.
По дороге я хочу выбросить открытку в ближайшую мусорку. Желательно, чтобы это видел Соколов. Но что-то заставляет меня сдержаться, и я несу валентинку домой.
«Интересно, где сейчас открытка?» Эта мысль занимает меня все утро. И почему я вдруг о ней вспомнила?
– Яичница вкусная. Может, поешь? – прерывает мои мысли мама. – У Сергеевны новая несушка. Вот такие яйца дает! – Она показывает «класс» и продолжает макать хлеб в жидкий желток. На один такой желток у нее уходит половина буханки.
– Спасибо, не могу, я на диете, – отмахиваюсь я и помешиваю сахарозаменитель в чае.
Я читаю упаковку, чтобы понять, что именно дает такой тошнотворный вкус. Фенхель. Понятия не имею, что это, но воняет отвратительно. Аптекарь сказала, что это лучший чай для похудения. Зря я взяла две пачки.
– Положу Сергеевне эклерчиков, поблагодарю за яйца. – Мама поднимается и хлопочет у раскрытого холодильника. – Не поняла. А где эклерчики?
– Я тоже хочу эклеры! – Ульяна – ушки на макушке.
Я утыкаюсь в телефон и залпом выпиваю остатки чая. Уже вторая чашка за утро. Надо взять с собой еще пару пакетиков и попить в «Бонифации», пока буду заниматься комиксом Соколова.
– Кто сожрал все эклеры?! – Мама смеется, находя эту ситуацию дико забавной. – Ульяна, ты, что ли?
– А что сразу я? Я вообще не знала, что они у нас есть! Это Леська! Я точно знаю! И картошку она тоже съела!
– Лесь? – Мама ставит руки по бокам, становясь похожей на мемную картинку.
Господи, стыдно-то как!
– Я куплю новую, – бормочу я.
– Да уж, будь любезна. – Мама хохочет и удаляется с кухни. – Так бы сразу и сказала, что диета особенная, «эклерная». Я б две коробки взяла.
Сестра не сводит с меня глаз, а выражение лица у нее такое, словно она мысленно наматывает мои внутренности на вентилятор.
– Да куплю я тебе эклеров, куплю!
Вместо угрызений совести я начинаю чувствовать раздражение. Сестра еще долго будет дуться на меня, сколько бы пирожных я ни принесла взамен съеденных. Она любит строить из себя жертву, а я подкинула ей хороший повод для этого.
Мама собирается на работу. По пути она обычно забрасывает Ульяну в школьный лагерь. Я вызываюсь поехать с ними: хочу добраться до города в кондиционированной машине, а не душным автобусом. У мамы старенький «Ниссан», которому, кажется, столько же лет, сколько и мне. Помню, его еще папа по ремонтам таскал, а потом проклял и бросил. Как, собственно, и нашу семью. Когда родилась Уля, ей поставили неутешительный диагноз, папа решил, что и нас тоже можно бросить. Такая вот у нашего отца привычка – оставлять все, что не подлежит ремонту.
По дороге я записываю в блокнот еще одну цель на будущее: «Сдать на права». Может быть, когда-нибудь я смогу накопить на свою собственную машину. Надоело зависеть от расписания автобусов.
Рядом со мной на сиденье стоит сумка, которую я собирала без особого энтузиазма. Оказывается, у меня не так уж много спортивной одежды. Одни лосины сомнительного бренда и широкая хлопковая футболка белого цвета.
Ульяна искоса поглядывает на сумку и вдруг ухмыляется.
– Встречу она назначает, ага, как же! – замечает она. Мелкий коп в юбке.
– Так и было, – с неохотой я отрываюсь от блокнота. – Я встречалась с новым автором. Он работает в «Олимпии».
О том, что это мой бывший одноклассник, я почему-то умолчала.
– А сумка зачем? – не унимается сестра.
– Если не отстанешь с допросами, пригодится, чтоб спрятать в нее твой труп! – Я щурюсь и грозно смотрю на сестру.
– Я буду дико ржать, если там и правда спортивная одежда.
Сестра расстегивает молнию на сумке, но я выдергиваю ее из рук, не позволяя заглянуть внутрь. У нас начинается потасовка.
– Так! Угомонитесь там! – Мама оглядывается с водительского места и приспускает солнечные очки с глаз. – А то наваляю вам обеим этой самой сумкой!
Мы отворачиваемся друг от друга, а мама деловито изрекает:
– Ну и что с того, что Леська решила в кои-то веке заняться спортом?
– Спорим, она бросит через месяц! – Сестра никак не угомонится.
– Я тебя сейчас брошу! В окно! – ворчу я и, скрестив руки на груди, отворачиваюсь.
Мама ничего не говорит, лишь поглядывает на мою сумку и хохочет.
Что ж, я не обижаюсь. Скажи кто-то сутки назад, что я добровольно пойду на тренировку, – я бы тоже посмеялась. Но сейчас мне не смешно. От волнения аж живот крутит. Или это не из-за волнения?
В «Бонифации» я работаю с комиксами Соколова. Мой блокнот наполняется заметками и цветными стикерами. Но я не могу погрузиться в процесс с головой, поскольку мой кишечник поднимает бунт.
Сначала его крутит так, что я сгибаюсь пополам от боли. Потом он громко бурлит и привлекает внимание женщины за соседним столом. А от резкого и внезапного позыва в уборную меня бросает в пот.
Я еще никогда не бегала так быстро до туалета и не молилась всем богам на свете, чтобы никто не вздумал зайти туда после меня.
Бледнея от стыда, я возвращаюсь к своему столику с ноутбуком и заказываю еще стакан кипятка. Я бросаю в него пакетик чудо-чая и, пока он заваривается, возвращаюсь к работе. Но никак не могу сосредоточиться. Живот продолжает булькать – еще громче, чем прежде.
Мне пишет Маруська.
Маруська: Не передумала насчет тренировки? Может, лучше придешь ко мне в гости?
Я пишу ответ дрожащими пальцами и воюю с автозаменой.
Я: Не могу, я уже даже сумку собрала.
Маруська присылает смеющийся смайлик и дальше текст.
Маруська: Интересно. В школе Сокол доводил тебя до слез, а теперь до пота. Смелая ты баба, Леська! Горжусь! – И вдогонку еще одно сообщение: – Не забыла сделать фото «до»?
Я вспоминаю свое позорное фото в нижнем белье перед зеркалом. На нем резинка от штанов, которые я сняла, передавила живот и отпечаталась красным следом. Похоже на полосу, что оставляют веревки на вареной колбасе.
Я: Слушай, спроси у мамы, что можно выпить от расстройства кишечника?
Маруська присылает несколько ссылок на лекарства.
Маруська: Насколько все плохо?
Я выхожу из «Бонифация» в аптеку по соседству и покупаю самое мощное средство из всех, что были. На бегу глотаю таблетку и буквально влетаю обратно в кофейню. Взгляд устремляется на мужчину, который неспешно заходит в туалет и закрывает за собой дверь. Блин!
Я в отчаянии молюсь, чтобы он вышел оттуда поскорее, и не могу думать ни о чем другом. Мне уже не стыдно перед официантом и двумя бариста, когда мой урчащий живот привлекает их внимание. Я стучу в дверь туалета и покрываюсь потом, мечтая только о том, чтобы не наделать в штаны.