Страница 7 из 25
— Она, правда, режиссёр?
— Правдивее некуда. Кора Шеффилд. У неё андеграундный стиль, специфическое видение, но мне понравились её идеи. Разве что она готова начать хоть завтра, а вот я нет, — Картер наблюдает за мной целенаправленным взглядом, что так глубок, что впивается в меня зарядом энергии. — Ревнуешь?
— Нисколько. Ты не в её вкусе, или у неё есть парень, или ты в любом случае никуда не будешь нравиться ей, как мужчина. Она не заглядывала тебе в глаза и не ловила каждое твоё слово. Но я скорее запуталась. Ты же был на гольфе и приехал оттуда с Фоксом.
— И с ней тоже. Я играл в гольф с ней, а Фокса мы встретили позже. Она круто играет. Лучше, чем я. Деловая встреча на корте, — протяжным голосом, звучащим слегка пьяно, говорит Картер. Он так и не пьёт воду. Может быть, это сказывается, и опьянение только нарастает, пока алкоголь всё больше разносится по организму вместе с кровью. — Помню, как ты всегда закатывала глаза, когда я начинал надевать эти джинсы. Ты сразу знала, что это означает. И твой взгляд при этом… «Снова этот гольф? Хотя это лучше, гораздо лучше, чем если бы он полез в бутылку и запил. У него умер отец. Всё случилось внезапно. У них не было какого-то значительного последнего разговора, который теперь можно прокручивать в голове и никогда не забыть. Он заинтересовался хождением между лунками с клюшками и запасными мячиками, и, как ни странно, это помогает. Всё в порядке. Пусть едет. Это просто трава. Ничего такого, что потом не отстирает машинка». Я как будто читал все твои мысли лишь по тому твоему взгляду. Ни хуя они теперь не отстирываются. Это правда или ложь?
— Правда.
Уж мне ли не знать. Я любила Картера, и нелюбовь к джинсам не отменяла того, что я заботилась о нём и столько раз закидывала эти самые джинсы в стиралку. Я не всегда любила его, как должно, но чёрт, я всё ещё его люблю. Но любовь тоже требует усилий. Вероятно, больших, чем те, к которым я была готова.
— И то, какими мне представлялись твои мысли, тоже правда?
— В общих чертах, — отвечаю я, не избегая смотреть на него. — Про лунки и клюшки там ничего не было, но всё остальное было, да.
— А если я всё ещё люблю тебя, то, как по-твоему, это правда или ложь?
— По-моему, ложь.
— Ложь, значит.
— Да. Ты и я… Мы оба перестали говорить это давным-давно. Ещё до тура, Картер. Ты знаешь, так оно и есть.
— Перестала ты, перестал и я. Я не пытаюсь свалить всё на тебя. Просто было ошибкой столько быть дома. Уходить в этот долгий отпуск, — Картер передвигается по сидению ближе ко мне. Он становится почти экстремально близко и, если бы хотел, мог прикоснуться, мог притянуть к себе и мог просто сделать всё, что только взбредёт в голову. Но он просто сидит и изливает душу. — Когда не видишь, то скучаешь, а когда видишь, то… Кто-то постоянно мелькает перед глазами. Ты из-за этого?
— Не из-за этого. Я воспользовалась чем-то твоим, чем-то, что принадлежит тебе. Но воспользовалась я не потому, что ты мелькал. Ты не мелькал.
— Тогда… тогда что с нами случилось, Киара?
— Ты меня перерос, Картер. Ты никогда не размышлял об этом? Песни собственного сочинения, мечты о детях, перерыв в карьере, машина для семьи, а для удовольствия гольф. У меня нет опыта, через что приходится проходить, когда ничего не предвещало, но твой родитель умирает в пятьдесят один, не дожив до внуков. Я никогда не смогу действительно разделить эти переживания с тобой. Я могу только представлять, как что-то ускорилось в твоей голове, или сменились приоритеты, или показалось, что жизнь слишком скоротечна. Это нормально, если ты перерос.
— Ты их уже разделила. Ты была рядом. В те месяцы ты всё равно что была в моей голове. Я рассказывал тебе всё, всё, что думаю, или что мне снится.
Картер горячо обхватывает моё колено через чулок. Его рука очень тёплая. Рука разгорячённого алкоголем человека. От него им не разит и не пахнет так, что могло бы охватить неприятие. Я хочу остановить момент, замедлить мгновение. Или запрыгнуть на Картера. Но он просто пьяный. Трезвый он совсем другой. Ему нужно проспаться. Не для того, чтобы быть отдохнувшим для секса, нет, потому что у нас его не будет. Просто на свежую голову обойдётся без мыслей о сохраняющейся любви ко мне.
— Это не то же самое, Картер. Я не ты, ладно? — мой отец жив, ему пятьдесят пять, и он уже не умрёт в мои двадцать шесть. Он проходит регулярные обследования, что иногда просто смешно, то, как часто он это делает, что-то даже чаще, чем раз в полгода. В основном смеялся над этим Картер. Но стал смеяться меньше после смерти отца. Его отец не любил посещать врачей без весомого повода. Никто не любит врачей. Но Питер и не стремился преодолевать эту нелюбовь. — Я бы сделала всё то же снова. Оказала поддержку…
— И сексом в том числе, да? Он умер, а у нас словно случился второй конфетно-букетный период.
— Это было…
— Не в прошлом. Я не хочу, чтобы ты становилась прошлым. Это всё ещё мы.
— Я не знаю, Картер.
Часть третья
Он пытается обхватить моё лицо, но я поднимаюсь с места. Нет, я не могу. Только не его прикосновения. Тем более к подбородку. Такие прикосновения всегда были моей слабостью. Не нежные, но и не жёсткие. Просто твёрдые с плотным примыканием пальцев к коже.
— Всё ты знаешь, Киара, — он тоже встаёт с дивана и в два шага оказывается рядом со мной. Взгляд, что прикован к моим глазам, как раз-таки жёсткий и внушающий боль. Его боль вызвала я. И я за неё в ответе. Картер подходит ещё, и я задыхаюсь от спазмов в горле, когда он обхватывает мою шею именно так, как всегда. — Я был с этими песнями много часов, дней и недель. Они значили что-то, потому что так бывает постоянно, но они не были лучшими для меня. Я не скучаю по ним. Я скучаю по тебе и по Джеку. По этому дому, где больше нет меня. Мне не похуй только на то, что ты не спросила. Что не поговорила со мной о Кеннете и об остальном. Что у нас что-то случилось, или я стал другим, и ты запуталась. Ты же запуталась?
— Запуталась. Но и ты… Я сожалею, что не спросила, Картер, но я действительно думаю, что ты меня перерос.
— Что неправда. Я потерял отца, и это не изменить, но тебя я терять не хочу. Ни в каком смысле.
— Ты съехал.
— Да, съехал, — Картер разворачивается и идёт обратно к дивану. Джек приподнимает голову, высовывает язык, но в остальном своего положения не меняет. — Есть кое-что, чего ты не знаешь. Я должен был сказать, как только сам узнал. Но это непросто. Нет, это самое сложное в моей жизни на том её этапе, на котором я сейчас нахожусь.
— Что самое сложное?
Я смотрю на Картера, наблюдаю за его поступью и за тем, как он садится лишь с краю. Что с ним происходит? О чём он не сказал? О ребёнке на стороне, зачатом до меня? Я не первая девушка Картера Винтерса. Гипотетически кто-то да мог от него родить и утаить всё в то время. Не знаю, с какой целью. Но в любом случае я не против его детей. По-моему, не против. Он хотел детей. Если мы сойдёмся вновь, я не буду злобной мачехой, как и не стану просить об отношении ко мне, схожем с отношением к родной матери.
— Я обследовался, пока ты была в туре, — Картер садится на диван. — Думал, что когда ты приедешь, мы сможем поговорить уже более конкретно. Более… предметно.
— Предметно?
— О семье.
Я сглатываю, потому что Картер смотрит на меня разочарованным взглядом. Это самое разочарование словно можно обхватить в воздухе, становящемся плотной завесой. Словно взор застилает туман. Семья… Меньше всего мы сейчас похоже на неё. И почему у меня такое чувство, что что-то вообще не так, а причина меньше всего заключается в моём поступке?
— О детях.
— Да, о детях. Или об одном ребёнке. Конечно, для начала об одном. Всё начинается с одного.
— Ты обследовался, — не похоже, что мы говорим про другую женщину, бывшую до меня, или когда я подолгу отсутствовала дома. — Ты болен? — у меня перехватывает дыхание просто от мысли. Он никогда не курил и особо не пил, и всегда старался вести здоровый образ жизни. Но так говорят и про людей, у которых, тем не менее, потом обнаруживают рак или что-то такое же опасное. — Чем ты болен? Это излечимо?