Маски сброшены

— И ей не должно было понадобиться. Всё это как дурной сон. И она будто не она. Если ты против, чтобы мы лезли к ней, надо узнать у него. Он же с ума по ней сходил.

— Значит, это не он.

— Что не он?

— Не он натворил дел, Эмма. Слушай, круто, что ты… нет, что мы с ней и на её стороне, что бы ни было, но не забывай, что о ней болтали в школе. Что может разбить сердце лишь тем, как идёт по коридору. Теперь мы не в школе, мы выросли и стали взрослыми, и во взрослом мире Киара… Ну она вряд ли совсем уж ни при чём.

— Я отдала Кеннету черновики, — отвечаю я разом на всё, переступая невидимую границу между коридором и кухней. — Ты так точно отразила суть, Келли. Во взрослом мире я творю вещи похуже, чем просто направляюсь с одного урока на другой по школьным коридорам.

— Что за черновики?

Эмма присаживается за стол. Келли пока остаётся стоять. Я смотрю на неё, потому что побаиваюсь Эмму. Она действительно чуть не развелась, а пока неопределённость этого висела в воздухе, Эмма выплакала немало слёз. Она ненавидит расставания и размолвки. Раньше мы могли обсуждать распад очередной голливудской пары, например, было ли очевидно по фото, что у людей проблемы, а теперь Эмма обрубает подобные темы на корню. Я или разговариваю с Келли, или ограничиваюсь чтением новости. Но разве с Эммой такое пройдёт? Мы с Картером не очередная чужая пара. Мы её друзья. Хотя думаю, что Картер общался с моими подругами исключительно ради меня.

— Черновики Картера. Песни, что он написал за два года.

— И зачем ты это сделала?

— Я хочу сменить лейбл и уйти. Кеннет сказал, что я могу это сделать и потерять свои песни, или могу обменять их на что-то не менее крутое. Он знает, как замечательно сочиняет Картер. Я сама же и рассказывала.

— Зачем ты так с ним? — голос Келли как крик. Резкий. Оглушающий. Вселяющий тошноту. — Это его. Не твоё. Как ты можешь… Блять, Киара. Сначала ты даже не хотела чёртову карьеру. Между прочим, у нас есть суды. Люди борятся за то, что считают своим, а не крадут у других, не крадут у своего парня.

— Он уже…

— Он был твоим, когда ты делала это. Ты украла и уехала, не отрицай.

— И не собиралась.

Мы взаимно повышаем голоса ещё громче. На кухню, цокая по полу когтями, влетает Джек, скуля и прислоняясь ко мне, но посматривая на Келли. Он не нападёт без повода, а Келли точно не угроза. Теперь он не сносит вещи на своём пути. Он просто защитник. Я поглаживаю морду между ушей. Вдох, выдох и снова вдох. Джек дышит часто, что ощутимо через шерсть. Его тело подрагивает, когда он снова беспокойно скулит.

— Всё в порядке, малыш. Маму не обижают.

— Такая мама обижает сама.

— Келли, — прерывает своё молчание Эмма. — Ты уже много всего сказала, — Эмма переводит взгляд на меня. Смотрит в мои глаза впервые за эти пару минут. Думаю, она собирается спросить что-то конструктивное. Или тоже наорать, несмотря на её лишённый враждебности облик. — Сколько ты взяла?

— Всё, что нашла. Одиннадцать или двенадцать.

— Ладно.

— Ладно, Эмма? Чёртово ладно это всё, что ты можешь сказать?

— А что ещё говорить? Киара уже сделала выбор, правильный или нет, судить не нам, и не думаю, что Кеннет что-то вернёт. Он хотя бы дал тебе расписку?

— Дал. И сказал, что на днях мы подпишем договор и заверим его. Я не дура. Я знаю, что нужно думать о гарантиях.

— Ну а что ты будешь говорить Картеру, ты уже тоже знаешь? — тыкает в меня пальцем Келли. — Допускаю, что съехал он спешно, но вещи рано или поздно перебирают все. Под выпивку или без выпивки, под музыку или в тишине, не имеет значения.

— Я готова к тому, что будет.

— Ты его разлюбила?

Келли явно ждёт ответа. Я не хотела пить, но сейчас бы охотно выпила и сказала ей сделать то же. Некоторые встречаются с кем-то годами, и любовь, как чувство, необязательна. В современном мире её считают пережитком прошлого, институт семьи изжившим себя, и статистика браков и разводов неумолимо подчёркивает, что у людей действительно проблемы с сохранением союза. Не уверена насчёт любви с первого взгляда, с первой произнесённой фразы, но я любила Картера. Определённо любила. Одинаково любила и общаться об обычных вещах, обсуждая новый музыкальный альбом или киноновинку, и трахаться не только в постели. Но мы не делали ничего из этого уже больше трёх месяцев. У меня был долгий тур. Он частично захватил и Европу. Картер вроде хотел поехать со мной. А потом счёл, что по большей части ему придётся быть одному и протирать штаны где-то за кулисами. Я согласилась с этим, но я была бы счастлива тому, что он сидит так близко, даже если для него это не что-то увлекательное. И ночи принадлежали бы нам. Найти, куда пристроить Джека, в целом не великая проблема. Всё звучит так эгоистично.

— Дело больше не в этом. Я выбрала карьеру.

— Ради тебя надеюсь, что это будет стоить того. Эти красиво упакованные коробки для нас?

— Подарки. Да. Времени у меня было мало, но я…

Эмма и Келли разворачивают упаковку. Келли я купила берет яркого красного цвета, она предпочитает их шапкам, а Эмме подобрала шарф. Шарфов много не бывает. Так она однажды сказала, когда мы только познакомились в средней школе. Уже тогда у Эммы существовала небольшая коллекция, и Эм никогда не появлялась два дня подряд в одном и том же шарфике. Меня благодарят за подарки, но разговор у нас не особо и клеится. Я задумываюсь, выдержит ли наша дружба вообще. Я совершила что-то, что можно посчитать за измену без той самой измены. Будь всё дело в сексе… Объятий и фразу «молодец, подруга, ты крута» и через сто лет мне никто бы не даровал. Всё тождественно между собой. И первая реакция самая настоящая, самая подлинная. Уже к трём часам дня я остаюсь одна, Джек в то время полуспит, но впоследствии просится на прогулку, а в ночи неспешно проходит в приоткрытую дверь спальни, телом открывая её больше. Ох, нет. Я знаю всё о таких визитах, которые Картер воспринимал благосклоннее моего. После недолгого торга мы пускали Джека в постель, только чтобы потом пылесосить её от шерсти. Картеру это вроде даже нравилось. Управляться с компактным пылесосом и наводить чистоту и под подушками. Я притворяюсь спящей, но без успеха. Джек лижет мою руку, находящуюся вне одеяла, и я невольно двигаю ею подальше от шершавого языка. Джек издаёт скулящий звук. Приглядевшись, я вижу его морду на простыни. Картеру стоило махнуть рукой, и Джек сразу убирал морду и отказывался от намерений пускать слюни. Так мы с Картером договорились. Что я могу ослабить воображаемый поводок, но хоть одно скопление слюны в моих волосах или видимое пятно на одежде или постельном белье, и Джек вернётся на своё место в гостиной. За четыре года при Картере я так и не увидела ни одной слюнявой капли.

— Хорошо. Но это не на каждую ночь. И мамочке рано вставать. Нужно на студию.

С шуршанием одеяла Джек забирается в кровать, закапываясь под него верхней частью тела. На то, чтобы уложиться с комфортом, он затрачивает несколько минут, шуршит и возится, пока наконец не затихает у моего бедра. Я отодвигаюсь достаточно на свою половину кровати. Джеку должно быть мягко там, где спал Картер. Он спал слева, а я справа. Теперь я могу спать, как хочу. Я и собиралась уснуть на его стороне. Попробую в другой раз. Впереди сотни ночей без него. Да что там сотни, тысячи. Целая жизнь? Я глажу Джека, чувствую его ритмичное дыхание и то, как подёргиваются его лапы. Собакам вроде бы тоже снятся сны. Он бежит за кем-то во сне, или наоборот его стремятся догнать? Какая-нибудь красивая собака? Хотя Джек кастрирован. Я не хотела вдруг влипнуть из-за него в случае его побега на улице. Ну если бы он заимел щеночков с какой-либо шерстяной подругой. Это как быть бабушкой. Почти. Глупые мысли, как ни странно, помогают успокоиться и заснуть, или же своим присутствием под боком помогает Джек. Мой личный антидепрессант. Но в студию с собаками не пускают. Поэтому на следующее утро я выгуливаю его долго и тщательно и иногда, зевая, бросаю ему его гантель. Джек не особо приносит её обратно, ещё полусонный, всего пару раз за всё время. Но позже он терпеливо ожидает у кофейни в утренний час пик, чтобы и я приобрела кофе, стоя в очереди с другими посетителями. После мы возвращаемся домой. Я пью кофе прямо по пути, а Джек идёт рядом без поводка, который я несу в руке. В студии я просто репетирую, делаю упражнения для голоса час за часом с небольшими перерывами на чай или решение деловых вопросов. Когда после бокала кофе я собираюсь записать пробную версию новой песни, и музыка уже включена, я чувствую вибрирование в кармане джинсовых шорт. Мой жест рукой истолковывают правильно. За стеклом выключают звук. Я извлекаю сотовый и отвечаю сразу. Один лишний гудок или повторный вызов ничего не изменят. Картер задаёт вопрос, сразу как я произношу слово из четырёх букв. «Алло» вместо «да». Чаще всего я использовала «да», а не «привет» или что-то подобное. Я не слышала голос Картера четыре дня. То, что теперь я слышу его, неопровержимо злой и пугающий, вселяет не страх. Нет, только лишь ломку. Ломоту в суставах и мышцах, как будто я слезаю с дозы, но пока получается хреново и травматично.