Маски сброшены

Привет, Джойс. Мне надо с тобой поговорить. Это важно. Я буду ждать звонка.

Я заворачиваю тесты в туалетную бумагу, прежде чем убрать в сумку в отделение на замке. Я не могу просто избавиться от них, выкинуть в ведро, чтобы потом они оказались на каком-нибудь мусорном полигоне. Немыслимо. Этого не будет. После тёплого душа я заказываю ранний завтрак в номер. Точнее, лишь кофе. Я привыкла завтракать позже. Точно не в семь утра. И даже не в восемь. Кофе приносят ещё горячим в белой чашке на блюдце. Как я и просила, он просто чёрный без всякого сиропа. Беременным можно пить кофе? Я обожаю кофе. Он как допинг, когда спишь мало, а сил требуется много, и хочется контролировать всё по максимуму. Мне всегда хочется. Иначе я, по-моему, и не умею. Для меня важен кофе. Каждый день. По несколько раз в день. Я наслаждаюсь ощущениями от вкуса первого глотка за утро, от того, как напиток приятной горчинкой смачивает горло. Всё хорошо. У меня всё хорошо. И, если что, я смогу обходиться без кофе. Я привыкну. Я едва делаю третий глоток, как мелодия звонка в клочья разрывает тишину. Джойс. Уже? Да, уже. По опыту моего общения с ней она всегда выключает звук на ночь. Но я не знаю, когда именно для неё заканчивается ночь, какой час она считает уже за утро.

— Джойс. Спасибо, что так быстро позвонила. Я не уверена, разбудила тебя или нет, но если разбудила…

— Нет. Доброе утро мне уже пожелали в семье.

— Что-то случилось?

— Сыну нужно в школу для подготовки выпускного, но на сломавшейся машине далеко не уедешь, а вчера он забыл об этом сказать. О чём ты хочешь поговорить? Ты же не заболела?

— Нет, Джойс. Не совсем. Но я хотела поговорить о том, чтобы отменить концерты. У меня возникли некоторые обстоятельства, и я не могу…

— У тебя кто-то умер? Голос ты точно не посадила, я слышу.

— Никто не умер, Джойс.

— Тогда что?

— Я беременна, — я решаюсь и произношу это. — Мне действительно нужно…

— Ты была у врача? — перебивает Джойс. — Ты в туре много недель. Если ты знала ещё до тура и всё равно поехала, ты хоть представляешь, что это означает? Это не форс-мажор. Это означает, что нам не только придётся вернуть деньги людям, но и платить за многое. У тебя производственная страховка на время тура. Но если ты знала, то это как мошенничество.

— Я не знала. И я не была у врача.

— В таком случае ты должна его посетить, и тогда при наличии оснований мы вернёмся к этому разговору. Я просто не могу верить тебе вот так, когда ты, возможно, лишь сделала тест. Я бы хотела, но так дела не делаются.

— Я не успею попасть к врачу, пока мы здесь.

— Можешь успеть завтра в Сакраменто. Или даже сегодня, если повезёт. Вы будете там уже днём.

Я где только не была. И в крупных городах вроде Нью-Йорка, и в более мелких, таких, как Цинциннати, куда доезжает не всякая звезда. Сакраменто не самое ужасное место, чтобы пытаться попасть к врачу подтвердить беременность. Мы с Картером всё ещё можем сделать правильно потом. Найти действительно хорошую клинику дома и сходить вдвоём. Если я посещу врача, и он или она найдёт там малыша, увидит маленькое пятнышко или что-то побольше, то я уже не стану звонить Джойс первой. Чёрта с два. Я чувствую себя такой глупой, что позвонила ей. Стоило вспомнить про страховку и прочее.

— Я поняла. До свидания.

— Подожди, Киара. По-женски я тебя понимаю, но, как твой продюсер, у которого есть босс… Позвони мне, как что-то узнаёшь.

— Да.

Я кладу трубку. До Сакраменто всего два с небольшим часа пути. Мы выезжаем в одиннадцать. Даже с разными задержками вполне реально добраться туда не позднее двух, а то и раньше. Я могу обзванивать клиники прямо из гастрольного автобуса по пути. Мне нужен свежий воздух. Надо пройтись. Я не могу оставаться в этом номере ещё несколько часов. В этой тишине. И Картер дома наверняка ещё спит. Если только Джеку не приспичило. Но вряд ли. Иной раз он тоже соня. Правда, потом ему бывает нужно срочно, и он еле справляется с тем, чтобы дотерпеть до ближайшего куста. На его счастье, кусты теперь поближе. На нашем нынешнем заднем дворе их больше, чем дома именно у меня. Я сдаю его семье без ребёнка, но у них есть кошка. Она не должна сильно загадить мне там всё. Я надеюсь. Я выхожу из отеля, не забыв на всякий случай про солнцезащитные очки в качестве маскировки. Мне не нужны поклонники. Не сейчас, когда я так уязвима и не могу ни с кем поделиться. По правде говоря, я могу, но что скажет Картер? Он попросит просто вернуться, пообещав, что с остальным мы разберёмся позже. Я его знаю. В этот раз всё по-другому. Он не позволит мне сказать слово, только чтобы я оставила всё, как есть. Чтобы осталась и завершила тур. Он просто не позволит всему так продолжаться. Лишь слово о предполагаемой беременности, и он захочет, чтобы я немедля вернулась к нему. Но я не готова сидеть дома все семь или восемь месяцев. Я хочу работать и дальше в разумных пределах. Я не вынесу, если он попытается меня запереть. Всё, что угодно, кроме этого. Я завтракаю вне отеля, потому что по-прежнему не хочу возвращаться. Даже ради оплаченного завтрака. Я не единственная, кто находится в заведении внутри или за столиками снаружи в половину восьмого утра. Однако среди людей нет ни одного ребёнка, лишь одни взрослые. Полагаю, детей кормят дома, потому что ехать куда-нибудь поесть занимает больше времени, а всем скоро либо в школу, либо на работу. Что будет любить мой ребёнок, когда ему перестанет хватать грудного молока? И что он начнёт требовать в более старшем возрасте, решившись сказать, что ему не нравится каша или какие-то хлопья? Мне придётся каждый день жарить блины или оладьи? И где при этом будет Картер? Дома или за много тысяч километров от нас, повесив всё на меня? Будет ли он любить меня так, как сейчас? Будет ли он любить меня злой и уставшей, и, возможно, не способной скинуть несчастные пять или семь килограмм, так и оставшиеся после беременности? Он звонит, как раз когда я думаю обо всём этом. Словно знает, что все мои мысли прямо сейчас так или иначе посвящены ему. Я выжидаю несколько секунд, прежде чем ответить голосом, который, как я надеюсь, звучит обычно. А не так, будто я вот-вот расплачусь.

— Привет. Как ты?

— Привет. Только встаю. Ты наверняка уже давно не спишь, и из-за этого мне почти стыдно, — хриплым голосом отвечает Картер. У него всегда такой после сна. Даже если среди ночи он встаёт и пьёт воду. — Я так скучаю по тебе. Может, я прилечу? Я ещё успею, пока ты будешь в Сакраменто. Джека кто-нибудь да возьмёт. Блять. Сегодня встреча с координатором насчёт музыки.

— Я припоминаю. В два?

— В три. Она её перенесла.

— Но это не займёт много времени. Ты просто отдашь флешку.

Мы выбирали песни вместе. Гуглили, какие композиции используют люди на своих свадьбах, и изучали подборки с самыми романтичными синглами. Но нам не хотелось быть предсказуемыми. Не хотелось избитых песен. Мы постарались выбрать что-то оригинальное. Было трудно просто не наполнить плейлист сплошь собственными песнями.

— Хочешь, чтобы я приехал?

— Очень.

— Тогда я смотрю рейсы и покупаю билет?

— Да. Пристроишь Джека к Келли? Я ей позвоню и попрошу.

— Я могу и сам позвонить. У меня есть номер. А ты не переживай о ерунде. И вообще не переживай ни о чём, — он даже не представляет, насколько для меня это невозможно. Что-то находится вне моего контроля. Непривычное чувство. И как глупо при этом какой-то частью сознания думать о платье, которое теперь мне подойдёт. Я хотела приталенное, не объёмное. — Я уже смотрю. Есть места на утренний рейс. 6:15.

— Ты не встанешь.

— Встану. Обещаю. Будильник каждые две минуты. И тогда в 7:45 я уже приземлюсь.

— Когда однажды нам надо было вылететь на твой концерт в Нью-Йорк в шесть утра, той ночью ты вообще не собирался спать, но в итоге прилёг часа на два в третьем часу ночи, и хорошо, что концерт был только на следующий день. Иначе бы ты его не вывез даже с двумя литрами кофе в организме.